Лезвие.

Леви думал, что выучил Роуз как стихотворение, знал каждую строчку наизусть, но каждый раз эта блондинка доказывала обратное. Первое впечатление, возникающее в голове, чаще всего оказывается ошибочным, именно поэтому многие считали Гарделис невероятно податливой, даже слабохарактерной; впрочем, капрал был того же мнения. Она вся такая плавная, горячая как пламя, девочка-лапочка – не иначе. После такого сразу вспоминается то, о чем нам твердят с детства – в тихом омуте черти водятся, а порой и кто-то покрупнее.

***

Отныне вылазки проходили в разы безопаснее, что не могло не радовать командующих, спокойно выдохнувших за жизни своих подчинённых. Теперь не нужно было переживать о зеленых салагах, все стало спокойнее, иллюзия мнимой утопии, в которую хотелось нырнуть с головой и больше никогда не всплывать на поверхность. В одну из таких вылазок был собран небольшой отряд – всего шесть человек, не считая капитанов и командора. Лошадей не гнали, скорее вели прогулочным шагом по бескрайним просторам Парадиза, давая вдоволь насладиться свежей дикой травой и упавшими наливными яблоками. Животные охотно хрустели предоставленными лакомствами, изредка озираясь по сторонам – по привычке, наверное. Оставаться с ночевкой никто не планировал, однако непогода настигла разведчиков ужасно не вовремя, в самой чаще леса, не давая возможности выбраться без происшествий. В обсуждении ситуации было принято решение о ночлеге, а сразу после члены корпуса расположились в наполовину разрушенном домике с невероятно красивым садом на заднем дворе. Первым делом пришлось развесить над камином промокшие вещи – благо теплый августовский день позволял не беспокоиться о возможной простуде. Разобравшись с местами для сна, разведчики выудили сухпайки, разложили еду и забылись в беззаботной болтовне под пристальными взглядами наставников. Ханджи и Роуз смотрели на возмужавших солдат с невероятной, от части сестринской теплотой, в отличие от вечно недовольного Леви. Его рот как обычно брезгливо кривился, уголок стремительно полз вниз, а в глазах читалось абсолютное безразличие ко всему. Роуз и Ханджи болтали о своём, периодически подтрунивая над угрюмым товарищем, то и дело раздражённо цокающим. И никто из них не замечал, как он смотрит на светловолосую девушку – с недвусмысленным интересом, изучая её мягкие черты лица, искусно скрывая своё влечение. Гарделис уже давно поселилась в его мыслях, стала наваждением, от которого кровь закипает в жилах, обжигая каждый орган. Это его маленькая слабость, самое приятное отвлечение от военных дел – взглянуть на искреннюю улыбку, поймать по-детски игривый взгляд небесно-голубых глаз, невзначай коснуться шёлковых волос, когда свежий ветер треплет их. Она теплая, словно солнце, пылает ярче любого пожара, весна среди нескончаемых зим. Аккерман с завидным успехом игнорировал Роуз, не пускал к себе в душу, держа на расстоянии. Такому человеку как он, от слова совсем не хотелось привязываться к кому-то, сгорая от чужеродных эмоций. Ему не нравилось думать о девушке в таком ключе, не нравилось чувствовать себя влюблённым дураком, который не отрывает глаз от своей пассии, таскается за ней по пятам с целью защитить от всех бед – всё это слишком избито, до невозможного обыденно и до тошноты скучно, но вся дилемма заключалась в том, что поделать с этим он ничего не мог, слепо поддаваясь собственному желанию. И сейчас, когда Роуз по неосторожности проливает чай на его рукав, он недовольно фыркает, но быстро успокаивается, даже не осыпая девушку проклятиями, хоть она испортила белоснежную рубашку капрала, а все из-за её случайного прикосновения к оголённому запястью, когда тонкие девичьи пальцы скользили по потемневшему манжету. Лёгкое волнение прокатилось от груди к животу, отдавая судорогой в солнечное сплетение. Леви готов быть облитым с головы до ног, только бы чувствовать это немного дольше положенного. Но вот здравый смысл снова накрывает и брюнет раздражённо одёргивает руку, брезгливо отворачиваясь под аккомпанемент из несмелых извинений. Роуз думает, что он зол на неё, поэтому старается не усугублять ситуацию, вновь переключаясь на болтовню с Ханджи. Леви действительно зол, ужасно и горячо – на самого себя. И ему самому не ясна причина этих вспышек агрессии; то ли от потери самообладания, то ли от того, что он снова оттолкнул девушку своим поведением. Успокаивает одно – она привыкла. Как-то с самого знакомства грубость Аккермана ее не задевала.

***

Роуз устало водит пальцами по шершавому краю глиняной чашки, разглядывает причудливые круги на чае, расплывающиеся от середины. Разведчики мирно сопели по углам: кто-то один, кто-то в обнимку с товарищем, ведь так теплее (и не только физически), а кто-то просто с головой накрылся найденным пледом. И, по классике жанра, не спалось начальству. Гарделис и Зоэ все ещё говорили о своём, только вот светловолосая девушка выпадала из болтовни, периодически проваливаясь в свои мысли. Стоило ей поймать пронзительно холодный, острый словно клинок в его ножнах, взгляд капрала и где-то внутри загорался пожар. Странная смесь из страха, влюбленности и интереса – не просто странная, скорее гремучая, взрывная. И вот он, вальяжно закинув ногу на ногу, сидит в дальнем углу, со сложенными под грудью руками, разглядывая что-то в пыльном окне. Красив как безоблачное ночное небо, с идеальными чертами лица, выточенными не иначе как из мрамора. От него веет опасностью, это чувствуется на подсознательном уровне, но Роуз слишком безумна, чтобы слушать врождённые инстинкты, то и дело вопящие о здравом смысле. В одну секунду их взгляды пересекаются, блондинка смущается, стыдливо пряча алеющие щёки, но Леви это и нравится – слащавая девичья робость. На этом все их взаимодействие заканчивается, оставляя приятное послевкусие и теплый осадок в душе. Они не смеют делать что-то большее, не смеют рассчитывать на взаимность, хоть и перед сном обитают в мыслях друг друга.

***

— Может, пора лечь спать? – с усталой кривой улыбкой вопрошает Ханджи, замечая что подруга ее совсем не слушает. Шатенка видит, как Роуз провожает взглядом капитана, удаляющегося прочь из помещения. — Эй! – Зоэ толкнула блондинку в плечо, игриво усмехнувшись, – сейчас дыру в нем просверлишь. — Ой, извини, задумалась.. – бледные щеки вновь покрываются румянцем. — Так, вот сейчас он вернётся и пойдешь с ним разговаривать, либо это сделаю я, – шатенка хищно ухмыльнулась, откидываясь на спинку стула и складывая руки под грудью. — Нет-нет-нет! – полушепотом отрицала Гарделис, показывая ладонями крест. — Хочешь всю жизнь так и наблюдать за ним издалека? – Ханджи изменилась в лице, чуть наклонилась вперед и хмуро свела брови к переносице. Уж больно серьёзно она отнеслась к этой теме. — Не знаю.. – вздохнула, блондинка, подпирая ладонью щёку. Ещё немного подбодрив подругу, Ханджи поплелась в подобие постели – раскиданная солома, накрытая лоскутами неизвестной материи. Роуз ничего не оставалось, кроме как продолжить сидеть за столом, наедине со своими назойливыми мыслями. Леви все ещё был где-то за пределами дома, однако медленно накрывающий сон не давал девушке сконцентрироваться на этой мысли. Она сама не заметила, как реальность мешалась с дрёмой, все вокруг тускнело и расплывалось, словно Гарделис смотрела на комнату через запотевшее стекло. Ее белокурая голова плавно сползала по руке, что предвещало неминуемое столкновение со столом, однако, как в лучших мечтах, ее кто-то разбудил. Стая мурашек пробежалась вниз по тонкой шее, останавливаясь разрядами тока на кончиках пальцев. Прохладная кисть руки оглаживала каждый позвонок, длинные пальцы зарывались в мягкие волосы, скользили к щекам и останавливались около губ. От чего-то Роуз не хотела препятствовать этому, хотела чувствовать больше, намного больше, сполна насладиться опасностью, ведь она знала – это Леви. Жалобный скрип входной двери почти до смерти напугал блондинку, резко поднявшую голову со стола. Пара секунд ей понадобилась для осознания, что всё это ей сейчас приснилось, а после она в сотый раз покраснела – от собственных постыдных мыслей. Но кто виноват, что на Аккермана так приятно смотреть? — Не удобнее ли спать лёжа? – безразлично бросил брюнет, даже не глядя на напарницу. Он сидел на корточках, активно шарясь в дорожной сумке Жана. — Что ты ищешь? – чуть нахмурилась Гарделис, игнорируя и без того, казалось бы, риторический вопрос товарища. — Эти сучата всегда берут с собой выпивку, – Леви говорил об этом так непринужденно, будто это считалось нормальным – рыскать в чужой сумке, а вскоре он нашел заветную бутылку вина, украденную из офицерского погреба. Покрутив ее в руках, капрал ухмыльнулся, помотал головой и направился обратно к двери. — Вот засранцы, умудрились же свиснуть, – зашипел он. Роуз все ещё пребывала в неком смятении. До чего же абсурдно получается – капитан злится на Жана и Конни, которые не первый раз попадаются на краже горячительного, но и сам он сейчас, по сути, ворует. Ох, видели бы его сейчас подчиненные, которых капрал умело держит в страхе – беззаботный, такой приземлённый, улыбающийся найденной бутылке. И чёрт дёрнул Гарделис потащиться за напарником на улицу. Ей просто захотелось. Захотелось тоже пригубить спиртное, расслабиться и наконец-то поговорить с ним о чём-то кроме бесконечной войны. Обойдя дом, она обнаружила Аккермана сидящим на скамейке, в его излюбленной вальяжной позе: нога закинута на ногу, одна рука вытянута вдоль деревянной спинки, в другой та самая бутылка и этот самодовольный, гордый взгляд в никуда. Ходячее клише, не иначе. И почему-то сейчас он не выглядит грозным, Роуз почти не страшно подсесть к нему. Сейчас он просто статный офицер, с безумно красивыми чертами лица. — Я тоже хочу, – выпалила Гарделис, мягко приземляясь с другого конца скамейки. — Держи, – не удосуживаясь оказать честь и взглянуть девушке в глаза, Леви протянул ей бутылку. Первый глоток еле-еле, чтобы разогнаться. Кислятина с горечью. Второй глоток уже проще, не так противно, но все ещё не кажется хорошей идеей. И, напоследок, третий крупный глоток – чтобы накрыло, для смелости. Аккерман в это время недоверчиво, вперемешку с полным непониманием, глядел на подошедшую напарницу. Он не помнил её такой – смелой настолько, чтобы заговорить с ним первой, не говоря уже о том, чтобы что-то попросить. Он знает глуповатую тихоню, беспрекословно выполняющую приказы свыше и неспособную что-то возразить, а тут она сидит перед ним, хитро-хитро щурит свои большие голубые глаза и скалится, как лисица, заливая алкоголь с завидной жадностью. — Решила в хлам упиться? Сама ползти будешь, я не потащу, – брюнет оскалился в ответ, ловко выхватывая бутылку из тёмно-зелёного стекла, – или оставлю тебя прямо здесь, на съедение комарам. — Но я не напьюсь в хлам, – до тошноты милая, наполненная добрыми намерениями улыбка появилась на бледном лице девушки. Разговор пошёл сам собой, несмотря на то что оба не были пьяны, скорее просто расслаблены больше обычного. Спустя время, болтовня начала сменяться какими-то бредовыми ночными откровениями, о своем восприятии мира, о чём-то важном или не очень, и Леви уже не кажется всё таким странным, происходящее перерастает в обыденное, словно они так делали всегда, словно между ними не было стены, кропотливо выстроенной самим Аккерманом, но ведь для такого опытного владельца УПМ, как Роуз, ни одна стена не является внушительной преградой. Блондинка успешно преодолевает её, даже не пытаясь сломать, ей достаточно перейти на более высокую скорость и вот оно – манящая неизвестность, которую так давно хотелось увидеть собственными глазами. Барьер всё ещё величественно возвышается, только вот Гарделис давно по ту сторону. — Я люблю камелии, – блондинка так тепло улыбается, глядя на разросшиеся красноватые цветы. И это ещё одно откровение, которое, в общем-то, ничего и не значит, но Леви это запомнил. С каждым разом они незаметно двигались чуть ближе – одно откровение равнялось одному шагу навстречу друг другу. «Я не люблю ночь» – звучит плавный женский голос, а корпус уже сам пододвигается на пару сантиметров ближе. «Я вообще мало что люблю» – гудит хрипловатый баритон, когда не по-мужски аккуратная ладонь случайно касается шёлковых волос. Уже спустя каких-то полчаса Роуз была крепко прижата жилистой ладонью к твердому плечу в положении полулёжа. Аккерман слушает ее бесконечный поток слов, иногда даже вникает, но стоит ему уткнуться носом в светлую макушку, и где-то внутри происходит замыкание, его разум обесточен. Внутри так горячо и приятно, а выпитое вино подогревает кровь, предательски прилившую к низу живота, в причинное место. Гарделис продолжает болтать о своём, вырисовывая известные лишь ей узоры на прохладной мужской ладони, но стоило ей неловко переместить вторую руку чуть выше и она упирается кистью туда, куда упираться не стоило от слова совсем. Ее рот приоткрывается в беззвучном «Ой», а через секунду приходит осознание, где сейчас находится её узкая ладонь. Она краснеет, сразу после этого бледнеет и замолкает вовсе, бездумно хлопая своими коричневыми ресницами. Леви накрывает ее руку своей и без капли смущения убирает в сторону. Для него в этом нет ничего особенного, но реакция стеснительной девушки позабавила донельзя. — Видишь, что ты наделала? – брюнет хищно оскалился, опаляя своим дыханием хрупкую шейку. Он почувствовал всем своим телом, как напряжена Роуз. То ли она готовилась провалиться сквозь землю, то ли сгруппировалась, чтобы при первой же возможности рвануть обратно в дом, нырнуть под бок Ханджи и больше никогда не говорить с ним. Сейчас ему все слишком нравилось, слишком хорошо, настолько, что он готов был взять напарницу прямо здесь и сейчас, если только она позволит. Для него роскошно мечтать о разрешении, он его ничем не заслужил, но тем не менее, только эта мысль крутилась в мозгу. Леви чуть с силой взял девушку пальцами за подбородок и повернул к себе, убивая пронзительно-ледяным взглядом, не выражающим ровно ничего. — Я отпущу, если попросишь, – спокойно оповестил он, пытаясь вселить в девушку немного доверия к себе. Это была чистейшая правда, ведь стоит ей хоть намекнуть на отказ и он более не притронется к ней, даже не бросит взгляд в ее сторону. — Не отпускай, – неожиданно для обоих, прошептала Гарделис, давя тошнотворную волну волнения, перерастающую в тянущее ощущение внизу живота. От этого чувства девушка невольно свела дрожащие колени, незаметно запуская в ноющую промежность ладонь. Леви притянул ее к себе, целуя со всей накопившейся страстью, горячо и влажно. Он целовал ее сдержанно, но так чувственно, что хотелось раствориться в его руках, растаять и исчезнуть, вспоминая сладковатый привкус прохладных губ. Аккерман исследовал ее тело осторожно, задерживаясь на каждом участке, как бы прося разрешения на большее, и Роуз охотно отвечала, подаваясь вперед, тем самым позволяя всё. Они пьяны, но не от вина. Они пьяны ароматом друг друга, пьяны от разгоряченного густого воздуха, обжигающего легкие. Это самая изысканная похоть, необходимая как кислород, свежее холодного мятного чая, что так нравится им обоим. Только Роуз любит остывший, так вкус ароматного растения раскрывается лучше, а Леви любит горячий, обжигающий губы и бодрящий с первого глотка. Аккерман смелеет, не отрываясь от припухших девичьих губ, ведёт пальцами по шву бежевой блузы, нагло запуская их под приятную ткань. Роуз обрывисто выдыхает, молясь о том, чтобы не застонать в голос. Это чувственно, это слишком приятно, до головокружения. Зрачки бешено пульсируют в такт учащенному дыханию обоих, едва ли не переходя в гипервентиляцию. Девушка почувствовала движение внизу живота, как длинные пальцы мучительно медленно расстегнули брюки, прошлись по краю белья и скользнули в мокрое лоно. Разум отключился, сейчас она не управляет своим телом, им управляет Леви, сгорающий вместе с ней дотла. Он негласно получил разрешение на всё, а теперь нахально пользуется этим, но разве кто-то был против? Всё обоюдно. Брюнет ускорял темп, одновременно лаская влажную промежность девушки и понемногу трогая себя. В момент Роуз избавилась от тесных брюк, вжала Аккермана в спинку скамейки и залезла верхом, двигая бёдрами в слишком правильном темпе, настолько, что и без того удивленный мужчина откинул голову назад, прикрыв себе рот ладонью, а второй до синяков сжимая упругое бедро. Не больше пары секунд у Гарделис ушло, чтобы расстегнуть ремень и ширинку Леви, приспустить белоснежные штаны вместе с бельем и нежно обвить возбуждённый член в тугое кольцо из пальцев. Она делала это так умело, так правильно, глядя надменно и уверенно – брюнет понял, что процессом руководит теперь не он. Не такая уж она тихоня, не такая уж воспитанная неженка, и уж точно давно не девочка. Капрал поймал её запястье, приподнял бёдра, отодвинул белье в сторону и, все ещё придерживая, усадил на твердый член. Роуз опустилась на всю длину с громким вздохом, поёрзала секунду и начала двигаться вверх-вниз, держась за вспотевшую шею брюнета. Они не издавали ни звука, держали стоны в себе, позволяя коротким выдохам срываться в ночную пустоту. Леви никогда не было так хорошо, как сейчас. Настолько, что надолго его не хватает, он изо всех держится, доводя девушку до разрядки, а после кончает и сам, не снимая ее с себя. Неловкая пауза нависает над двумя влюблёнными, а потом оба возвращаются в реальность, приходит осознание, что их мог увидеть кто угодно, да и вообще произошедшее слишком грязно, стыдно и вообще. Для Роуз. Леви так не думает, ему это нравится, он не считает секс постыдным, для него это высшее наслаждение, особенно если с любимым человеком. Но Гарделис он это не докажет – она спешно одевается, окрашиваясь в пунцовый, приводит волосы в порядок и отводит глаза куда угодно, но не Аккермана. — Ты будешь смотреть на меня, – это не вопрос и не просьба, это утверждение, которое капрал шепчет ей в самые губы, вновь разворачивая к себе лицом, выжигая взглядом весь стыд. Он хочет, чтобы она оставалась тихоней, но только не с ним. С ним пусть будет самой развратной и пошлой.