Благими намерениями устелена дорога в Ад

Бывают дни, когда природа подсказывает, что сегодня случится что-то странное. Обычно именно в эти дни всё непривычно спокойно — закат яркий и красивый, во дворах отчего-то тихо, все ученики будто специально расходятся по комнатам, а солнце заходит за облака, чтобы не мешать тому, чему суждено сбыться. И пусть вас не обманывает безмятежность этих величественных закатных вечеров — самая темная ночь перед рассветом, а самый красочный закат, стало быть, перед бурей. — Да что с тобой!? — Мими, отстань, правда, не сейчас… — Что происходит? Посмотри на себя! Я больше не могу смотреть на то, как ты разлагаешься. Возьми себя в руки! — Мими, у меня болит голова, прошу… — У тебя не просто болит голова, Вики. Она отказывает, как отказывают все твои органы, потому что ты состоишь из этого дерьма. Ты состоишь из опиума. В тебе больше ничего нет, представь себе. Если порезать тебе руку — вместо крови посыпется порошок. — Хах. Неправда. Посмотри, — Вики равнодушно задернула грязную блузку, обнажив многочисленные рубцы и свежие шрамы, — Вот и нет. Я проверяла. Там кровь. Обычная, красная. Даже не голубая. — Вики… — Что? — Зачем ты делаешь это, Вики? Девушка уже не отвечала — голова действительно раскалывалась, и она просто уставилась в балдахин над кроватью по старой привычке. Несмотря на то, что узор голубого балдахина был изучен вдоль и поперек, там всегда можно было найти новый изгиб, подходящий для того, чтобы зацепиться взглядом и изобразить увлеченность формой. Мими перестала кричать. Это действительно было неэффективным способом достучаться, да и силы кончились. А после увиденных на подруге шрамов и вовсе перехотелось говорить, но если не сказать сейчас, будет поздно. И слова полились из неё, встречая абсолютную, игнорирующую тишину, но она искренне надеялась, что хотя бы обрывки будут услышаны. — Послушай. Я уже чуть не потеряла тебя однажды. Тогда, с Асмодеем, знаешь… Я ведь думала, что ты не выплывешь. Когда всё это случилось, я сутки сидела у твоей кровати в больничном крыле и молилась Шепфа за то, чтобы ты проснулась — хотя бы проснулась, неважно, в своем ли уме и здравии, просто чтобы побыла с нами еще немного. Ты была в шоке, избитая, изнасилованная, — я не могла на тебя смотреть… И никто ведь не пришел. Я сидела с тобой, одна, забив на все дела, на все пары. Не ела сутки, и первый раз вырубилась как раз в момент, когда ты очнулась. Помню, помогала медсестре за тобой ухаживать. В те двадцать четыре часа ничего в жизни я не хотела сильнее, чем твоего пробуждения. Я жила этим — не знаю, почему, я ведь очень мало тебя знала. Но мне казалось, что если я потеряю единственное, тогда еще наивное и светлое, что появилось в моей жизни за долгие годы, во мне уже никогда не родится ничего хорошего. Вики быстро поняла, что это не простые нравоучения, а настоящая исповедь соседки. Странно — ведь за последние месяцы она не может вспомнить, чтобы та говорила что-то связное и содержательное, что бы не было простым капанием на мозги в её сторону. Обычно она сосредотачивалась на своих мыслях или просто пропускала всё мимо ушей, в которых пульсировала опиумная кровь, но сейчас всё — тембр, интонация, надлом голоса — приковывали к себе и заставляли слушать. Кажется, первый раз за долгое время Мими говорила что-то, что должно было быть услышано. А, может быть, совсем не первый? — Я не знала, чем это всё закончится. Я не смогла уберечь тебя от Асмодея, хотя предупреждала, но, говорят, «падающего — толкни». Толкнуть я не смогла, однако и мешать не стала. Но когда ты упала, я все-таки помогла встать и отряхнуться. Как могла. Откуда мне было знать, что после разрыва с Асмодеем ты тут же побежишь за Люцифером? Не знаю, в чьей благоразумности — твоей или его — была больше разочарована, когда начала понимать, что между вами что-то есть. — А когда ты начала понимать? — девушка неожиданно подала голос. — В Королевскую ночь, когда мы играли в бутылочку. Ты свалила, и он буквально через минуту пулей вылетел за тобой в дверь. Все сразу всё поняли. — Все? — Ну да, нам там всем не по восемнадцать лет, если что. И Люцифера все давно знают. Сложно было понять эту ситуацию как-то не так. Теперь Непризнанная окончательно включилась в разговор — просто втыкать в потолок не получалось, но и посмотреть в глаза Мими отчего-то было сложно, поэтому Вики просто крутила прядь на пальцах, рассматривая свои ломкие сухие волосы. — Я столько раз спрашивала, сердишься ли ты из-за Асмодея и всей этой заварухи с ним, что я, пожалуй, не буду спрашивать про Люцифера. Вряд ли ты была в восторге от моей связи с ним. Однако, надо сказать, что ничего серьезного там так и не было. Мы целовались один раз… или два, но дело, понимаешь… Дело совсем не в поцелуях… Последние слова она произнесла медленнее, как будто на ходу осознавая их истинный смысл. Там правда было, что осознать. Когда ваш союз начинается с влечения и страсти — это одно. Когда он построен на долгой дружбе и совместно прожитом — другое. Тогда и первый поцелуй — не страстная импульсия похоти, а долгожданное откровение. Благодарность, выношенная в жизненных перипетиях. Это не поцелуй «Ты мне нравишься», не поцелуй «Я хочу тебя здесь и сейчас». Это «Спасибо тебе за каждый день рядом. За каждое твоё слово.» Поцелуй «Я благодарю Бога за то, что он свёл нас». Письмо «Ты самое дорогое, что у меня есть», вложенное прямо в губы. Таким ведь и был их союз. Таким и был их поцелуй. И из-за этого он не может забыть её так же просто, как забывал многотысячное марево женских губ сквозь его уста все эти годы, а она прямо сейчас переваривает огромный комок в горле, который обещала себе игнорировать. Вдох, выдох. Возвращение в реальность. — Да чёрт возьми, Вики… Не в этом дело. Что Асмодей, что Люцифер — мне как братья, и я тебе это говорила. Мы росли втроем. Мы знаем друг друга как себя. Ты впуталась в самый отвратительный тре..четырехугольник, который можно представить. Это как минимум некрасиво, а как максимум… — Мими задумалась, подбирая слова, — в общем, что-то о тебе говорит. — И что же? — Мы росли вместе и почти считаемся родственниками, поэтому мы все блядски похожи. У тебя один типаж, Вики, и он… так себе, признаться. Не самый здоровый. — Я не думала об этом. Стой, почему четырехугольник? Вики не понимала абсолютно искренне — не притворялась дурой, а ей была. А вот Мими выглядела разочарованной, и имела на это право. Конечно, она старалась сохранить спокойный вид, но в добрых глазах и легкой улыбке читалась отчетливая, прозаичная грусть. — Крошка, мне надо покурить, и я правда не хочу делать это в комнате. Выйдешь со мной на крышу или подождешь здесь? Непризнанная только озадаченно пожала плечами, и они вместе поднялись на здание — пешком по винтовой лестнице, невзирая на наличие крыльев, будто летать сейчас было бы неуместно, будто эта игривость и легкость сейчас обесценила бы серьезность момента, уже нависающую в воздухе. Мими подожгла спешно, но аккуратно скрученную сигарету и тяжело затянулась. Вдыхая дым, она напрягает шею и вытягивает нижнюю губу практически в струну. Вики засмотрелась на её ключицы: при затяжке подязычная мышца выступала на худом горле Демоницы, и отчего-то именно сейчас это казалось завораживающим. Однако хриплый приглушенный голос быстро вырвал её из размышлений. — Вики… Твои первые недели тут, всё было по-другому. Вокруг тебя было много внимания, как к новенькой, но в то же время мало друзей. Без лишней скромности — подругой тебе была только я. — Я помню, конечно, — Вики поняла, что разговор будет длинным, и тоже подожгла сигарету, — Я очень ценю то время, что мы проводили вместе. Ты правда была первой, кто отнесся ко мне по-человечески, и хоть я и злилась, что ты не рассказала мне всю правду про традицию, про посвящение, про Асмодея… — Знала, что у меня не было выбора. — Да. — Так вот, не знаю, помнишь ли ты тот эпизод, после твоей первой бурной ночки. Вот тогда ты правда сильно злилась. Комната, душ… Я еле затащила тебя в ванную, чтобы смыть остатки вечеринки. — И… что там было? К чему ты это вспомнила? — Не помнишь, да? Ладно, я не то что бы надеялась. Наверное, опиум правда вынес тебе все мозги, он явно требует больше памяти и стирает неважное. Девушка нервно сделала последнюю затяжку и затушила, скомкав, бычок о перила. — Мими… — Забей, Вики, этот разговор ни к чему, тем более если я одна помню это всё. Проехали. — Мими!, — Вики взяла её за руку и решительно посмотрела в глаза. — Ок, мне понадобится еще одна. Заметь, ты сама настояла на продолжении разговора. Девушка наспех скрутила вторую и начала курить. — Я пыталась тебя помыть, потому что ты правда отказывалась делать это самостоятельно. И мы как-то начали смеяться, брызгаться… А я тогда успокаивала тебя, говорила, что здесь секс не возводится в степень чувств, что я буду рядом и помогу тебе, даже если… Впрочем, неваж… — «Когда у вас на душе война, подарите мир другому», — тихо прошептала Вики, — Вспоминаю. На несколько долгих секунд воцарилось молчание — Вики углублялась в обрывки воспоминаний того дня, которые старательно выскальзывали из её фокуса внимания, а Мими, наверное, наоборот пыталась забыть — предпочла бы не помнить, но не может. — У нас тогда уже были эпизоды этой… Случайной химии, знаешь. То у зеркала, то на кровати. Ты как-то всегда вовремя меня осаждала, ставила границы, но не в этот раз. Там ты сама прижала меня к стене душевой — не знаю, крошка, может случайно, может в порыве игры, но черт возьми… Я, блин, почувствовала что-то. Что-то, что давно не чувствовала. — И мы поцеловались. — Ага, — Мими пыталась выглядеть максимально равнодушно, будто не так много это для неё и значило, но уже знала, что поздно демонстрировать актерские навыки. Она сама пошла напролом со своей честностью, и если не сейчас, то когда, — Ты меня поцеловала, если быть точной. А я ответила. — Но ты же сама отстранилась и ушла, я помню это… — Да, потому что это всё было неправильно. Ты была в состоянии аффекта, на тебя слишком много свалилось за одни сутки. Ты ведь не знала, что делала, так? Схватилась, как за спасительную соломинку, почувствовав хоть какую-то толику тепла. Это не было осознанно, а я знала, что провалюсь. Думала, у нас будет время, чтобы успокоиться и попробовать снова, на трезвую голову, и тогда всё бы было правильно и я бы не сдерживалась, но в тот день… — Спасибо. — В смысле? — Спасибо, что не воспользовалась. Правда. Хотя я верю, что это я проявляла инициативу, по крайней мере своими действиями показывала, что хочу этого. — А хотела? — Не знаю. Не помню. Серьезно… Это сложный вопрос. Много времени прошло, и я плохо помню события первых дней в школе, слишком много впечатлений, сама понимаешь... — Почему я тогда помню, Вики? Помню каждую чёртову каплю на твоем теле. Помню, как ты смеялась, обливая меня водой, как шутила про то, что промокла, щекотала меня и гладила мои плечи. Гладила мои чертовы плечи под душем, Вики! Я знаю, что ты не виновата, и знаю, что мы вроде как сгладили это всё потом и перевели всё в шутку… Но я, блять, не могу забыть это всё. Я хотела, клянусь тебе, хотела поговорить, хотела сблизиться, но ты так быстро оклемалась после всех событий с Асмодеем, так быстро переметнулась к Люциферу, начала сбегать к нему ни свет ни заря, когда я еще спала, что там не осталось места для меня. В твоей жизни просто не осталось для меня места. — Мими… — Что Мими? Ты много значишь для меня, Вики, но твою мать.. Взгляни правде в глаза. Ты ведь просто меня используешь. — Да что ты такое говоришь!? — Что я говорю? Потрудись достать из своего накаченного дурью мозга, сколько у нас было совместных моментов за последние пару месяцев, а лучше за всё время, когда мы были вдвоем и говорили не о твоих проблемах? Когда я не вытирала твои слезы, не оттирала твою блевоту на отходах и не отпаивала водой, не объясняла тебе, как тут все устроено и кому стоит доверять, а кому нет? Чтобы трахаться у тебя были все подряд и особенно Асмодей, чтобы веселиться — Ади, чтобы любить — Люцифер, а я? А я — чтобы вытирать тебе сопли. — Ты важна для меня, Мими, ты неправа… Ты моя лучшая подруга здесь… — Потому что у тебя нет других подруг, Вики. Меня знают все в больничном крыле, потому что я постоянно ношусь туда за лекарствами, чтобы тебя откачивать. Знают все на кухне, потому что еда на твоей тумбочке появляется не просто так — у нас здесь нет слуг, это я приношу тебе суп, когда ты сутками забываешь о том, что иногда, вообще-то, надо жрать что-то кроме колёс. Когда ночью ты просыпаешься в кошмарах, я укладываю тебя обратно спать. Я помогаю тебе выбирать платье и наряжаться, чтобы ты была самой красивой на балу, танцуя с моей, блин, парой, а потом сбегая с этого же сраного бала. Если бы мое самочувствие было для тебя так же важно, как твоё — для меня, ты бы не могла просто вслепую полгода не замечать тот факт, что я безумно, безрассудно, самоотверженно и абсолютно невыносимо тебя люблю. Сложно долго отбиваться, когда собеседник прав. И уж тем более — когда он достаёт подобный козырь из рукава. На глазах Вики застыли слёзы, но ровно настолько, чтобы увидеть такие же слёзы в глазах Мими. — Любовь — это риск. Я лучше рискну нашей дружбой, чем буду притворяться, что ничего нет. И да, я ужасно боюсь, что потеряю тебя как друга. Но ещё больше я боюсь прожить целую жизнь и так и не сказать тебе правду. Потому что иначе ты так и не поймешь, что единственный человек, который был с тобой всё это время, не бросал тебя среди всех этих мудаков, любил в самых худших состояниях, когда ты имени своего не помнила, и каждый раз верил, что ты выкарабкаешься, — всё это время был здесь и ждал, что ты откроешь глаза и поймешь, что всё, чего ты так ищешь в Асмодее, Люцифере и невесть в ком ещё — уже рядом с тобой. — Мими, милая, почему ты раньше… Вики вспомнила, почему. Потому что она правда её никогда не слушала. Она принимала всю её заботу как должное — так ведь всегда бывает в этих заезженных новеллах. У главной героини априори есть лучшая подруга, которая постоянно рядом — заботится, помогает, поддерживает, а, главное, не требует ничего взамен. У этой подруги почти нет своих проблем, а если и есть, то она сама решает их, а уж проблемы эти никогда не соотнесутся по масштабам и драматичности с твоими собственными. И какой бы сволочью ты не была, твоя лучшая подруга будет на твоей стороне, на то она и подруга. Хорошо иметь таких друзей, не так ли? Девушке внезапно захотелось обнять Мими, извиниться за всё время, что она игнорировала её, возместить всё тепло, что недодала, и в этом порыве она направилась к ней, но… — Стой. Если ты сейчас подойдешь ближе… Если сделаешь хоть один шаг. Назад пути не будет. Я уже не смогу тебя отпустить. Искорки слёз мерцали в уголках глаз Мими. Её натурально трясло, и она собрала все силы, чтобы выставить границу этой фразой. Потому что после всего сказанного в этот вечер пути назад точно не будет — дальше либо вместе, либо врозь. Как раньше уже не получится. Последние противоречивые чувства кольнули где-то в груди Вики. Она знала, что Мими права. И она не может дать ей того, что та хочет — при всём желании и при всём понимании преданности и любви подруги. Любовь не всегда можно объяснить, и уж тем более нельзя почувствовать её специально. Этот разговор должен был состояться — для Мими легализация её чувств путём откровенного признания поможет снять балласт неконтролируемого желания невозможного. Для Вики — даст осознать собственную слепоту и эгоистичность. И если хочешь сохранить отношения, или, хотя бы, хорошие воспоминания — имей благородство сдержаться и уважать боль другого. Мне нечего тебе дать — у меня нет той любви, что ты ищешь. Хотя ты заслуживаешь всей любви в мире — у меня её просто нет. Я выворачиваю карманы, смотри — пусто. Но ты всегда будешь для меня чем-то светлым и тёплым. Жаль, что я поздно это понимаю. Вики сделала шаг назад. — Я временно поживу в другой комнате.