«Зеркало Атонмет»

...

Сердце забилось: любимый, выходя увидел Марка, а потом и услышал тихую беседу с романтическим подтекстом.

…

Комната шикарная. Кровать широкая. Телевизор. — Вообще, Ганс, я хочу спать, устал, — Нарсис уже чистый и разнеженный лежал на простынях, в халате, хлопал глазами: накрашен, — но узнал, что ты здесь… — Не рисковал? — Недалеко работал. Душ горяч. Прижалось тело: мощное, крепкое, родное, своё. — Я тоже устал, но...это же ты! Нарси! Но, когда вышли и вытерлись поплелись, рухнули и уснули. Так спокойно. Проснулся Ганс среди ночи от странных ощущений: кто-то был здесь. Огляделся. Неизвестный пытался перерезать Нарсису горло. — А-А-А-А-А!!! На крик прибежал заспанный Гектор, увидев его, бандит упал в обморок.

…

Тридцать пять. Сохрани мое фото на книжной полке, там я в старом пальто с сигаретой во рту.

Вылазкам всё. Бандита удалось обезвредить: ничего тот передать не успел. — Как ты, — Ганс покрывал поцелуями лицо, дрожа, — милый мой...давай вместе. — Давай, — признался любимый, прижимаясь, — одному страшно и...скучаю, чёрт; вокруг нас происходит хрен знает что, а я...проклятье, думаю о сексе. Нарсис опрокинул на постель, расставляя руки и сдирая одежду: спустился дорожкой поцелуев. — Свяжи меня! — просьба? приказ? мольба временномёртвого? — Отымей пальцами, пожалуйста… Ганса выкручивало желание, выуженное, вывернутое, спрятанное; к «не своему» вряд ли, только...к любимому, делегировать права и правила, власть, пусть временно. Драпировка ужаса слетела, обнажая обожжённое мясо, хотелось ли вернуться туда, где собака, куры, автобус? — Милый? — шёлковые ленты на руки, вздёрнут и поднят. — Наверняка Мартен нам тут скажет жить, взаперти...пойдём, я тебя подготовлю. «Автобус! — сей аспект любви, ты не влияешь, без действия, поддаёшься, стонешь. — Да-а-а», думы улетали прочь, уступая нервам в огне. Вычищен. Обездвижен. Нагнут. Нос на...на уровне ануса, выдох, рассматривают медленно, с расстановкой, касание, фаланги...крепкие руки, с прожилками, фактурные, рубленные; внутри, проникают, ногти пострижены тонко, не причиняют боли, свой. — Нарси! Капеллан в форме...Защитника веры, отсылка, отголосок к первым...быстро-быстро-быстро. Вторая на спине. — Не разгибайся! Стой! — приказ холодный. — А...то свяжу ноги! Ганс разогнулся, кидая взгляд с издёвкой. — Я чист… — Заткнись! — подталкивание, верёвка на голень; одну, другу. — На колени! Спину, — голос подводил, — чистый, чёрт, не выходит...проклятье...м-м-м, Ганс, родной, — Нарсис сквозь одежду стал нежно и любовно покусывать ягодицы, увлёкся, доводя любимого до экстаза: «Мимо! Он даже мои просьбы не исполняет...»

…

До изнеможения, не развязывая, терпеть удовольствие уметь...Ганс терялся, кайфуя, что не может...пальцы поджимались, плыли образы, меркло. — Почему? — Мне не нравится природа таких...м-м-м, хотя, — свобода, — выпори… — Нельзя...я срываюсь, потом. — Пожалуйста...выпори меня. Исполнил. Положил себе на живот, удивляясь подготовке, лицом к лицу и...вошёл, изредка позволяя привставать, а так врывался-врывался-врывался, максимально раскрывая, гладил точку за яйцами, властно целовался, кусался, прижимал и снова...в него, внутрь, глубоко. Получилось! — Кончай, Ганс, — без резинки, чёрт, — ещё… — настолько удивлённо-подобострастного не видел и никогда не забудет; поверхностного дыхания, открытого рта, так удобно губки кусать и лизать, сминать. Не отпускал!!! —...покажешь потом, — удивлялся себе, рыку, бруталу, грозности и приказу, — а это ещё не всё, примешь! Примешь! Игрушки толще! Смазки побольше-натягивать-попочку-капеллан-раскрывая, да? Нарсис кивнул, вдавливаясь и беззвучно почти плача, ниже-ниже-ниже. Камера! Какой предусмотрительный! Навести бы, показать и посмотреть в глаза и снова взять, где-нибудь в Корпусе, на столе, не закрыв дверь… — Га-а-анс! — Тшшш, тихо, родной...дырочка как твоя?. М-м-м... Было на что посмотреть (оттуда вытекало семя)...и вылизать, довести любимого до разрядки, почистить, принять душ, уложить спать; и лечь рядом, закрывая глаза и улыбаясь, обвить руками, свернуться калачиком около, вдыхать запах. Покоя.

…

Тридцать шесть. Он стал моим наваждением, тенью в каждом моём сновидении.

Приор с долей ехидства посматривал. Ладно. Прав был: воссоединение пошло на пользу, Ганс сбросил хандру, улыбался, шутил, завил внезапно сильно отросшие волосы, накрасился. — Вы прекрасно выглядите, месье Гюлер, — послесексовая нега виднелась бы издалека, — хм. Что-то по делу? Захотелось вдруг спросить: «А как вы, Иво, трахаетесь после всех таких открытий?», — боже, какая глупость, как сам он...никак, осадочек остаётся, странное чувство вины, мерзость, налётом, оседающая на дно, но что вообще не...он так не может. Только жить нормально начал. «Нормально? Вот и ответ...» — Вот, Ганс, и сами всё поняли… — не сказать, что...Мартен, доволен. — Всё верно, иначе так девственником остаться можно, ну...в моём случае, ха-ха-ха. Гектор меня просветил: «Нам всем давно нужен психиатр!», вы правы, в последнее время, как всегда. Успехи делаете! Стыдно. — Автобус, — на непонятливый взгляд пояснил, — помните это: «говно, залупа, пенис, хер, давалка, хуй, блядина…головка, шлюха, жопа, член, еблан, петух…МУДИЛА», родственница понаписала? Она на автобусе ездила, водитель якобы случайно довёз, угадайте куда? Один-единственный в Нью-Пари, планируются ещё, но лет через пять-семь. — Олдскул дистрикт, четырнадцатилетнюю девочку...в случайности не верю, вы правы. Надо… — Нет. Уволился. Или заставили, опять...угадайте кто: Шаза и Грег, они тогда Милу и вытащили, я переговорил, узнали. Глаза Мартена сузились, стали холодными как ножи, хуже камней с вулканами. — Он ходит по той самой улице… —...к которой имели отношения! Всё верно, теперь версия о сохранении истории кажется ещё более бредовой, чем тогда. Логово.

...