Slow burn

— Итак, с чего начнём? — Я не знаю. Хм, *скажи мне, почему ты это со мной сделал, ты ведь вроде любишь меня. Так поступают с теми, кого любят? — я ожидал самых различных глупых отговорок, даже перекладывание собственной вины на меня, но никак не его последующих слов. — Я был не в себе…— чуть робко ответил Какаши.       Его взгляд поник, глаза четко всматривались в дорогую обувь. Уголок губы на моем лице дрогнул в саркастической ухмылке. Такой нелепицы сродни не слышал. Я не сдержался и прервал эти глупые речи своим голосом, не скрывая пассивной агрессии. — Классное оправдание, мне та-ак полегчало. — Дай договорить! В тот день я курнул травки впервые в жизни, ты бы знал, как меня штырило в тот день… Я валялся на кровати и видел себя со стороны.       Мне даже нечего сказать. Я не верил, поэтому нахмурился, услышав сей бред сивой кобылы. — Что? Как? — я интересовался не сколько его выдуманными событиями, сколько его поведению.       Надо же иметь совесть; смотреть человеку в душу своими невинными глазками и при этом открыто врать. — Сам не знаю, будто душа покинула тело и летала по комнате. Кстати летала она так, что словил головокружопу по полной. Затем мозг стал сжиматься до размера грецкого орешка, я перестал осознавать течение времени, настоящее, будущее и прошлое были единым целым. — Наркомания какая-то… — Она самая. Больше я не буду ничего такого принимать, это просто ужас. — Так стоп, но ты казался вполне себе вменяемым в тот день! — Вообще да, лишь казался. Меня практически отпустило, но все демоны вышли наружу, поэтому они сожрали не только меня, но и тебя, ещё раз, в тысячный раз прости за это. Не представляю, каково тебе. — Ну так давай тебя против воли возьмет громадный страшнющий мужик, который выше, шире тебя раза в два, тогда поймёшь. — Я что, страшный? — его глаза расширились и впились взглядом в мои, ожидая ответ. — Да нет, чего к словам цепляешься? Хотя ты был воплощением зла для меня в тот день. А тот Обито, с которым ты говорил тогда, наверное, и не в курсе с кем дружит. — Наруто… — Так окей, разобрались, а что за коллекция? Собираешь список детей, которых оприходовал? — Уже нет, это далеко в прошлом, опять-таки за меня бесы говорили, вот и ляпнул. — Сколько их было? — Нару… — Я спрашиваю, сколько? — Можно не надо… — Какаши, отвечай! — Ты четвёртый… — О боже… — Но ты единственный, в кого я прямо проникал, так что все относительно нормально. — Ага, как и психика любого из этих детей. — Я следил за ними, у них все хорошо. — Ты ебанутый на всю голову… ты знаешь? — Ага, — равнодушно выдал он. Будто каждый день подобное выслушивает. — У тебя бабок немерено, вложился бы в психотерапевта. — Да знаю я их, эти бичи просто накачают меня транквилизаторами и прочим дерьмищем и положат в психушку. — Ну, может, там тебе и место… — задумчиво протянул я. — Нару, это было жестоко. — Не так, как ты по отношению ко мне. А помнишь, как ты целовал мои руки и говорил, что готов ждать, пиздел про согласие там что-то, а? Вот что жестоко.       И тут он упал на колени, схватившись за мои и положив на них голову. Он поднимает на меня глаза, полные слёз, и шепчет: — Я правда сожалею. И я очень тебя люблю, ты бы знал, как мне самому больно от всей этой ситуации. Как же я хочу забрать всю эту боль себе…       Кулаки непроизвольно сжались. Честно говоря, меня разрывали противоречивые чувства, один кулак чесался, чтобы вмазать ему, как следует, а другая рука норовила погладить эту копну пепельных волос. — Боюсь, ты не вывезешь. Я хотел умереть, если бы не психотерапия, ты больше не увидел бы меня. Так что, забирать всю мою боль себе равно убить себя. — О, господи…       Он так и сидел у меня в ногах какое-то время, пока я не пнул его. Мы вообще-то в кофейне и люди пялятся. Он не реагировал, пока я не потянул его за волосы, он поднялся на один уровень с моим лицом и с многострадальным выдохом уставился на меня. В то же время в его глазах блеснул какой-то хитрый огонёк. Нравится, когда за волосы таскают? Или просто, когда я трогаю? Пхах. — Ты с ума сошел совсем? Бегом вставай, — говорю я, продолжая тянуть за волосы.       Честно говоря, не хотелось отпускать их, приятно за них держаться, к тому же, ощущаю какую-то власть над ним. Это всё равно, что держать лошадь за поводья. — Как скажешь. А ты переехал, да? — Ага. Не скажу, куда. Кстати, я тут недавно второй раз использовал полароид, сфотографировал голубиное гнездо. — Я рад, что ты не выбросил подарок, было сложно его достать. Сделаем ещё пару снимков? — Чтоб я потом за них платил своим телом? — вскипел я, — или как ты там говорил? — О боже, нет, конечно же, нет… Я же теперь полностью вменяемый, так что подобного ты в жизни от меня не услышишь. — Уж постарайся. — Хорошо, даю слово. — Да сдалось мне оно! Ты смешон, ведь твоё слово дискредитировано. Так что тебе пахать и пахать на моё доверие. — Эх, ну ладно. Теперь тебя любить гораздо сложнее. — То есть? — В каждой твой фразе я слышу упрёк, да, я заслужил и это меньшее, что я могу принять. Но как сделать так, чтобы мы забыли об этом? — Я не желаю забывать. Всё это дерьмо — тоже опыт. Если сознательно стирать негативные моменты, то можно стать овощем без жизненного опыта. — Хм, твоя правда. Ладно, в таком случае, может, посидишь у меня на коленках? — Ага, не так пошевелюсь и спровоцирую тебя ещё, аригато вери мач, но не надо мне такого счастья. — А обнять хотя бы можно? Или руку подержать? — Ну, держи лапку, на.       Как и раньше, бережно держит её, словно драгоценное ожерелье, усыпанное бриллиантовыми каплями. Только рука эта пропитана слезами. Он поворачивает тыльную сторону и видит порезы. Следы моей былой ненависти к себе. Какаши ничего на это не сказал, думаю, он понял причину, по которой я резал себя. Я рад что обошлось без жалости и нравоучений. Он не в том положении, чтобы поучать меня.       Он приподнял маску снизу и нежно поцеловал их, я крупно задрожал, что не укрылось от него, он легонько сжал ладонь, затем приложил к своему лицу. Кончики пальцев коснулись его волос, а остальная ладонь покоилась на черной тканевой маске. Я сдвинул руку вверх, постепенно зарываясь в волосы. Он подался вперёд, позволяя гладить себя. Прямо как котёночек, ха!..       Да что я творю, черт возьми? Сижу да наглаживаю своего растлителя. Класс. Но я не могу уже остановиться. Да и нафиг эти мысли, после того, что было я уже не знаю где правильно, где неправильно. И мне всё равно. Хочу веселиться как раньше, нужны новые начинания, впечатления. Новые буйства красок, обилие звуков и море цветущей зелени. Больше не хочу быть один.       Мой мозг словно копьём проткнуло, побежалась перед взором бегущая строка с горящими неоновыми буквами: «сблизься с ним, приведи к уничтожению. Отомсти ему. Месть. Месть. Месть. Месть…»       Я тряхнул головой, избавляясь от букв, плывущих перед глазами и посмотрел на Какаши. Оказывается, пока я думал тут о своем о девичьем, моя рука прекратила его гладить, так что он выжидающе уставился на меня, накрыв своей рукой мою.       Я пересел на самый краешек его коленей боком к нему и зарылся носом в его шарф, вдыхая такой знакомый запах духов. Он тоже меня обнял и от этого стало так хорошо, словно что-то, что я давно потерял начало ко мне возвращаться, тот недостаток тепла и ласки, тактильный голод, они полностью покрываются и уходят. Немного оттянул шарф, я коснулся носом его шеи, затем прикусил сиреневую жилку. Он громко сглотнул и тихонько засмеялся. — Нару, ты что, режим бешеного котёнка включил? — Что хочу, то и делаю с тобой, — сказал я, ненадолго оторвавшись от своего занятия, затем снова принялся кусаться. Руки запустил в его шевелюру. Так расслабляет.       Я больше не хочу себя как-то контролировать, буду поддерживать любые свои мимолетные желания и порывы. Буду поощрять абсолютно каждый сигнал, который как-то намекает на желаемые действия. Я заслужил, мне нужно отключить голову и отпустить себя. Кто знает, может быть, цепочка таких действий приведёт к тому, что я захочу большего от жизни, тем самым, в конце концов, пойму, в чём заключается моя цель.       Да, я ещё молод и всё впереди, но всё же хочется определить курс, направление жизни и выделить глобальную цель. Цель, которой невозможно достичь, но она будет задавать направление и давать смысл жизни. Хочется зацепиться за соблазнительную мысль, что смысла в жизни нет, предаться экзистенциальным мыслям, прыгнуть прямиком в ницшеанскую пропасть, но смысл есть. Он есть, ведь мы сами наполняем жизнь. Это как банка с песком и камнями, камни покрупнее — это масштабные цели, камни помельче — что-то помельче. А песок — это повседневность, которой полнится жизнь. Главное, не начать с песка, иначе не влезут камни. Зато после камней можно сыпать сколько угодно песка, он просочится между камнями и банка будет полностью наполнена. Вот так я вижу жизнь. Я только начинаю жить по-настоящему, так что ещё не поздно подумать о камешках, банка практически пуста, лишь на дне немного песка. Хочу сделать всё правильно.       Как бы ни хотелось расслабиться, голова всё равно становилась подобием улья, где роятся мысли-пчёлки. Я потерялся в этом инфошуме и не заметил, как перешёл к его ушам, так яростно стал вгрызаться, сам того не замечая, что Какаши зашипел: — Ай, больно же… — Ой, что-то увлёкся. — Ха, продолжай, только сильно не увлекайся, — губы растянулись в улыбке через маску. — А то что? — я с вызовом посмотрел ему в глаза. — Ну, уши оторвёшь, например. — Всего-то… — Ну, если такова цена за прощение, то можешь их хоть на фарш порубить, — он немного откинул шею, чтобы мне было удобнее кусаться.       Я же пообещал себе слушаться себя же и поддаваться любому порыву, плыть по течению. Сейчас в мозг выстрелила новая хотелка. Я беспрекословно подчиняюсь.       Облизываюсь, сглатывая лишнюю слюну, осторожно опускаю маску. Он не сопротивляется, лишь выставляет руки по обе стороны от лица, пытаясь закрыть его. Я в свою очередь накрываю его лицо своим, обвивая шею руками. Всё так же сидя у него на коленях, пододвигаюсь ближе к его торсу. Он расстегивает пальто и пытается меня им же укутать. Его тело пышет жаром через водолазку, мы сидим снаружи на улице, легкий мороз смешивается с его теплом. Я прижимаюсь к нему, продолжая сминать его губы. Он умело отвечает, одна рука скользит под курткой по моей талии. Людей в кофейне мало и тем не менее ощущаю на себе их осуждение, но мне плевать. Время будто застыло нам в угоду, поэтому я наслаждался результатом потакания своим мимолетным хотелкам.       Не знаю, как долго мы это делали, но он оторвался от меня с шумным выдохом, кажется, я не давал ему дышать. Дурак, не додумался дышать носом, как я? Отдышавшись, он натянул маску обратно. — Да зачем ты её носишь? — А ты как думаешь? — Ну, не знаю. Я бы тоже такое лицо прятал. — Какое такое? — Кхм, красивое. — Вот потому и ношу. — Ты просто согласился с моими мыслями на этот счёт, как насчёт сказать правду? — Не думаю, что это так важно. Не забивай свою головушку, Наруто. — Не разговаривай со мной, как с маленьким. — Хорошо, прости. Может, пройдёмся? — Пошли.       Мы погуляли в городском парке, ничего такого больше не происходило. Купили пшено, покормили уток на городском пруду; орехами угостили белок, что готовятся к зиме.       Он предложил проводить меня до двери, в этот раз я не стал отказываться. Кажется, отпустило, настолько, что я соглашаюсь показать, где я живу. Взяв с него обещание не вламываться ко мне без предупреждения, попрощался с ним и закрыл за собой дверь. С этого дня всё будет так, как я хочу.