Ты – единственное, что может мне помочь

      Джисон всю жизнь был молчаливым неудачливым скромником. С самого детства он рос в такой среде и с таким ранимым хрупким сердцем, что в подростковом периоде по любой глупости бил в душе тревогу, не зная границ своей пугливости.       К примеру, в лужу дождливым днём наступит и тут же трёхслойной краской заливается, представляя, как над ним люди насмехаются. А потом глотает слёзы через силу, мечется пристыженным взглядом по абсолютно незаинтересованным в его ненастье прохожих и пробегается глазами по собственным брюкам, желая на красный — как и он сам — светофор на дорогу выбежать, чтобы никогда больше такого стыда не ощущать. Или сядет, не посмотрев за спину и, промахнувшись, упадёт на землю, отчего потом глубокой ночью будет в подушку рыдать, чувствуя отвращение к самому себе.       Таким он был всегда. И пусть мальчик знал, что всё это из-за слишком мягкого воспитания нежной мамой и добродушной бабушкой, жаловаться им никогда не смел. Хан никак не мог ранить сердце любимых воспитательниц, что сумели вырастить его хорошим парнем с добрым, открытым миру сердцем, притом в человеческих условиях проживания, без скандалом и слов ненависти в его сторону. Они всегда умело сдерживали накрывающую волной душевную боль в себе, несмотря на ощутимую безысходность, греющуюся в глубине души, на усталость после работы и нежелание жить, часто возникающее в женских головах. Но каждый раз эти гадкие чувства заглушались необходимостью взрастить и выпустить из «гнезда» родного сына и внука, что, в свою очередь, являлся мальчиком благодарным и в любом возрасте старался помочь им в ответ на безграничную любовь и нежность.       В выпускном классе старшей школы он смог немного адаптироваться в обществе и стал менее стеснительным, чем был в средней школе и до неё. Джисон, пусть и не дружил, но всё же хорошо общался с соседом по парте, иногда разговаривал с другими одноклассниками, но, как бы сильно того ни желал, ни разу не участвовал в их совместных выполнениях домашней работы у кого-то дома. Хотя, выросши в постоянных советах о том, что обращать внимание на грустные мысли не нужно, он старался не думать о собственном одиночестве, продолжая в «свободное» от общения со знакомыми время находить повод для веселья дома.       При этом Хан был знаком и с таким парнем из параллели, которого знать бы не хотел и время с ним ни за какие деньги проводить не пожелал бы. Его многие в школе недолюбливали из-за скверного характера и неудовлетворительного поведения, но из-за высоких оценок и постоянных участий в олимпиадах погнать взашей никак не могли — он прославлял школу, в хорошем свете выставлял, возвышая среди остальных.       И многим этот парень жизнь испортил, причём, вины никогда не признавая. Всегда отговаривался, мол, эти младшие сами согласились с ним в «правду или действие» играть, вот и раскрыли все свои секреты тем, от кого их хранили. И нет, он ни в коем случае не угрожал им побоями, всё это чушь и клевета!       Его боялась большая часть ребят в каждой школе, но везде находились и те, кто сходил по этому парню с ума, восхищался им и превозносил. Чаще это были девочки из младших классов, которые его лично и не знали, а смотрели лишь на пафосное симпатичное личико и умилительные кошачьи глазки, но встречались среди них и парни, что глубокими ночами о нём грезили, а в школе томные взгляды посвящали.       Джисон ко всем ним всегда относился неодобрительно, ведь уже давно являлся предметом насмешек этого наглого парня с огромной властью и безнаказанностью в своих умелых руках.       Минхо задирал Хана каждый раз, когда тот подходил к крыльцу школы или заднему входу, с которого ему было удобнее заходить внутрь из-за расположения дома. Обычно Ли просто находил в нём какие-то изъяны, о каких тут же со смехом рассказывал всем мимо проходящим, некультурно указывая в парня пальцем.       То у Сона кроссовок грязный, то штаны зелёные от травы, на которой он сидел перед учёбой, поедая купленный в дороге пирожок, то волосы растрёпаны из-за сильного ветра. Хан из-за этих «наблюдений» каждый раз безвозвратно поливался гадкой, обжигающей кожу алой краской, стыдливо голову опускал и губы кусал, пытаясь не заплакать, спрятать от врага и прохожих лицо.       А когда причин для подшучиваний не находилось, Хо просто смотрел на него исподлобья с презрением в глазах, точно Джисон ему когда-то жизнь сломал, а не наоборот. А иногда Ли молча подходил к нему, смотрел сверху вниз, пусть разница в росте и была небольшой, бывало, говорил что-то плохое на ухо и уходил обратно к друзьям, что громко ржали над тем, как у скромного парнишки руки дрожали, когда Минхо к его лицу наклонялся.       Однажды, когда Сон одиноко ожидал начала урока в коридоре второго этажа, Минхо, проходящий мимо, приблизился к нему, заглянул в глаза и приглушённым голосом, но так, чтобы слышали все, кто стоял поблизости, сказал, что вокруг рта и на губах его был соус, оставшийся после обеда, а от уха до носа по щеке тянулась синяя линия от ручки, что тот случайно нарисовал себе, задумавшись над задачей по математике.       Хан после того случая начал панически бояться питаться в школе и сидеть на уроках с каким-либо пишущим предметом в руке.       Минхо начал избавлять Джисона от лишних нервных клеток ещё в средней школе. Но тогда они учились мало того, что в одной школе, так ещё и в одном классе, отчего дело это было ещё более простым. А один из самых травмирующих моментов из того времени, — что сохранится в голове чувствительного мальчика, думалось, до самой смерти, — в своё время натурально довёл его до психолога, хотя и, казалось, того под собой не подразумевал.       Был урок корейского. Учительница после стука в дверь вышла из кабинета переговорить с директором, в то время как Сон стоял у доски с задачей выписать два предложения из учебника, вставляя пропущенные слова с правильным падежным окончанием, что у того сделать никак не получалось и мальчик долго мялся у доски, дрожа всем телом, пока Минхо не произнёс на весь класс, самодовольно улыбаясь:       — А ты точно в младшей школе учился или так, пришёл пару раз, посмотрел на задания, ужаснулся и прочь побежал? Ты как до средней школы-то добрался с таким уровнем знаний, бурундук? В предложении, с которым ты никак распрощаться не можешь, не «га», а «и» падежное окончание, дубина!       Весь класс залился смехом, ведь высказанная ошибка действительно была детсадовской и задания эти ученики выполняли для повторения давно прошедших тем перед началом изучения нового. Но Хан, что всю жизнь имел слишком много домашних забот и слишком мало времени на учёбу, сильно отставал по программе и едва умудрялся не проваливать экзамены, получил из-за этого психологическую травму.       И он — Хан Джисон, обычный, чуть менее трусливый, чем пару лет назад, почти восемнадцатилетний парень никогда и подумать не мог, что, войдя одним ленивым утром понедельника в пределы школы и вновь встретившись с грубым хёном на заднем крыльце, который, по устоявшейся «традиции» собирался над ним подшутить, сможет дать отпор. В голову без каких-либо «привет» или, хотя бы, «здрасьте» ударило бесстрашие, раньше никогда его не посещавшее.       В этот день у Ли Минхо, грубого парня, что одной ногой уже достиг девятнадцатилетия, неожиданно развилась фантазия. Преградив путь намеревавшемуся наплевать на него в переносном и, — в мечтах, — в прямом смысле Джисону, Минхо предложил ему поцеловать, как он сам выразился, «самого красивого» парня из находящихся на крыльце. Подумав, что вновь краснеет, Сон дерзко и необдуманно, забыв поразмышлять о последствиях, кивнул, соглашаясь, и обвёл псевдозадумчивым взглядом одноклассников, что явно не по своей воле стояли на заднем дворе, не заходя в школу, каких-то младших, ребят из параллели, посмотрел и на самого Хо…       Поджав губы и, для храбрости, выдохнув через нос, Хан подорвался к парню, которого, думалось, никогда и не считал даже на толику симпатичным, но которого всю жизнь желал поставить на место. Он поцеловал точно в нагло ухмыляющиеся губы самого Ли, притом прижал его голову к себе за затылок, не позволив раньше времени напасть с кулаками — Джисону ещё нужно было выиграть время, чтобы собраться с духом для резкого старта, с финишем, желательно, как можно дальше от Кимпхо.       Сон хотел лишь проучить Ли за все его ужасные поступки, но совсем не ожидал того, что тот… ответит.       Минхо, стоило только Хану сделать первое движение онемевшими от страха губами, желая поиздеваться над своим мучителем, тут же грубо махнул в сторону тех, кого собрал у заднего входа, молча приказав им покинуть зону начинающегося пожара, и сделал пару шагов вперёд, вжав Джисона в тёплую стену школы. В ушах Хо зашумело, сердце едва из груди не выскочило, а услышав прервавшийся топот и захлопнувшуюся входную дверь, он даже попытался углубить поцелуй, но затеявший всё это парень не дал. Он захотел податься назад — или, при лучшем исходе, в бега, — но сделать этого не смог, ибо чужими стараниями всё сильнее прижимался к вертикальному препятствию.       Что, блять, делает этот Ли Минхо?!       — Что.?! — Попытался выговорить вновь опозорившийся парень, но сделал лишь хуже, позволив Ли протиснуть между его зубов свой язык, тем самым позволив-таки углубить поцелуй.       — Сука! — Всё же не полностью добившись своего, вскрикнул тот, почувствовав наглый укус острых зубов, оставляющий после себя на языке болезненное покалывание. — Ты чё недотрогу играешь, раз сам всё признал?!       — Я-я-я?! — Ошарашенно протянул Сон, выпучив на врага круглые глаза. — Да что я признал?! Я сделал это во вред тебе! Думал, тебе стыдно станет, что тебя парень целует! Ты почему вообще ответил?!       — «Во вред»? — Заломив бровь, раздражённо выплюнул Минхо, затуманенным взором проходясь по возмущённому лицу парня напротив. — Мудак. Если так подумать, то ты ведь правда во вред мне это сделал. Не так, как собирался, конечно, но, блять, тоже довольно неприятно.       — Чего, блин?! М-Минхо, ты о чём вообще?       — Того, блин, — прорычал Ли в ответ, отведя взгляд. Помолчав немного, спросил: — Хорошо. Какую реакцию ты ожидал от меня? — Он вновь посмотрел Хану в глаза, зло и даже как-то оскорблённо.       — М-м-м… Удар кулаком по щеке? Под дых? За коленями, чтобы на землю упал и подняться долго не мог?       — Отличная идея.       Ядовито хмыкнув без толики удовольствия в словах и мимике, парень воплотил предположения Джисона в жизнь.       Первый удар пришёлся по скуле, второй под грудью, выбив воздух из лёгких и заставив согнуться, а третий — ногой с обратной стороны колен. Сопровождённый глухим стуком Сон повалился на асфальт, испачкав чёрные джинсы в уличной пыли и задохнувшись от саднящей боли и внезапной тяжести в теле.       Переведя дух, Минхо молча ушёл, оставив Хана в одиночестве размышлять над причинами такого поступка со стороны своего мучителя.       Этот день стал для Джисона чёрным в календаре, перекрывшим число и любое понимание, что в этот, казалось бы, ясный солнечный понедельник у Минхо щёлкнуло в голове. Не сказать, что он ненавидел Сона просто потому что тот существовал в этом мире, Хо ни к кому так не относился, а подшучивал больше из веселья, но и каких-то тёплых чувств он к нему точно не испытывал.       Почему он так отреагировал?       Почему сказал, что Хан навредил ему, но не так, как собирался?       Что вообще Джисон делает? Почему он, сидя на уроке английского, последнем в расписании, размышлял над тем, как трагично вёл себя его враг после незапланированного поцелуя?       Тряхнув головой, он взглянул на свою тетрадь, но вместо записи английских слов увидел алфавит. Когда и зачем он вдруг начал переписывать его с памятки для особенных дураков, что висела на стене справа от доски, где некий Феликс, являясь его соседом по парте, стоя вполоборота, пытался выписать одно предложение с листа А4 под пристальным взглядом учителя?       Настоящую причину, по которой тот стоял без дела, Сон понял, лишь вглядевшись в лицо знакомого.       На деле тот и не думал что-то писать, а усиленно мял губы и опускал уголки губ в попытке не засмеяться из-за учителя Бана, — их классного руководителя, — который, как оказалось, на парня не смотрел, а спокойно дремал, оперевшись плечом и головой о стену у меловой доски, ранее, очевидно, действительно следя за работой парня.       Хан, как и практически все в его школе, знал, насколько тёплые у этих преподавателя и ученика отношения, а потому, когда увидел, что веснушчатый паренёк вдруг нахмурился, глядя на одноклассницу, желавшую снять этот момент на видео, ничуть не удивился.       — Только попробуйте хоть кто-то записать это и куда-то выложить! Каждому ноги в обратную сторону выгну! — Громко прошептал тот, угрожая каждому кулаком. — Не хватало ему ещё и с начальством проблем! Ну-ка, лучше доску протрите и полы начинайте мыть, сегодня уроков больше нет.       — Ну, хэ-эй, Феликса-а-а! — Грустно прохныкал Чанбин с третьей парты второго ряда и тоскливо упал на парту. — Ну давай не будем сегодня полы мыть? Учитель Бан же всё равно спит! Он и не узнает, что мы не убирались! Ты знаешь, как я устал вчера вечером?! Как поздно спать лёг! И весь день сегодня учился, как и все, а сейчас уже четыре вечера, последний урок заканчивается через двадцать минут!       — И чем же ты устал вчера заниматься, интересно? — Хмыкнул Феликс в ответ, отложив мел. — Дрочить на спор на гей-порно три раза подряд?       — Эй! Тс-с-с, это же секрет был, Феликса-а! — Встрепенулся Бин, вскочив из-за парты и покрывшись густым румянцем.       — Сам тише! Чана разбудишь! Давай, тряпку в руки и за дело. Лучше не рискуй лишний раз получить в табло.       — Грубый мальчишка, — пробубнил тот в ответ с наигранной злобой, но всё-таки встал с места и направился к доске. — Эх, любые жертвы ради тебя, little chicken.       — Да блин, Бинни! Хватит путать «маленькую курочку» с «chick» — цыплёнком! Вообще-то обидно, когда тебя друг с самого детства курицей кличет!       — Im sorry, my english is very bad, little kitchen!       Стоило Со договорить, как он тут же почувствовал влажный шлепок по щеке, а прикоснувшись к коже, понял, что в него кинули тряпкой для меловой доски, отчего едва не взвыл, состроив гримасу разочаровавшегося в жизни страдальца, словно актёра немого кино скопировал.       — Феликса-а, я ведь так невольно разбужу твоего «папочку Чана», чего ты очень не хочешь!       — Идиот, сколько раз просил тебя не подкалывать меня в этом, — не на шутку обидевшись возмутился вполголоса Ликс.       — Прости, Феликса, само вылетело, — вмиг покаялся Чанбин и, подойдя к другу, положил мокрую от тряпки ладонь тому на плечо, испачкав белую рубашку розовыми пятнами от цветного мела, что сразу заметил обладатель этой самой рубашки. — Бля… За это… тоже… прости.       Оба парня, глянув друг на друга, глухо посмеялись, зная, что долго злиться не смогли бы при всём желании, и принялись за совместную работу, выполняя её максимально тихо и осторожно.       Джисон наблюдал за их драмой в надежде забыть странности в поведении такого ненавистного хёна, поведение которого было слишком странным. По какой причине он такое сказал? Почему ударил, только поинтересовавшись, куда и как именно?       Представить хоть один здравый вариант казалось чем-то немыслимым, ведь этот чудак всегда вёл себя слишком по-хамски, отталкивающе, не так, чтобы в один момент каким-то неясным образом обидеться на ответ, вполне подобающий его собственным подколам.       — Эй, хён, а ты чего не работаешь? — Послышалось приглушённое возмущение, спокойно пропущенное мимо ушей. — Сосед, ау-у! — Сон в очередной раз слишком увлёкся своими раздумьями и не мог понять, что обращался знакомый голос именно к нему. — Эй, старик, я, конечно, подозревал, что наша разница в возрасте велика, но чтоб настолько, что ты успел оглохнуть… я поражён! Очнись, дурья башка! — Прошипели совсем уж разъярённо и для верности пару раз толкнули в плечо.       — А? Ликс, это ты мне? — Наконец отойдя от забвенья, удивился Хан. — Я же на день тебя старше, блин, чего голову морочишь? Какой я тебе хён? И сам ты старик, я тебя слышал… просто не понял, что ты обо мне.       — Ну-ну, оправдывайся теперь, старик. Вставай, говорю, работай вместе со всеми. Не отлынивай, не отбирай у меня работу.       — Так, Феликса, а с чего это вдруг у тебя такая работа, м? — Закинув другу руку на шею, поинтересовался вездесущий Чанбин. — Может, я тоже себе такую должность хочу?       — А ты заработай за день не очередной спермотоксикоз после разглядывания красивых задниц одноклассников, а хотя бы три «А», вот тогда и заявляй. А там за хорошенький отсос глядишь и повышу с плебея до помощника царя — то бишь меня.       — Эх, вот и выходит, что всё в этой жизни нужно зарабатывать тяжким честным трудом, — самым глубокомысленным голосом из всех имеющихся в нём, возвышенно изрёк Со и опустился на колени, собираясь зачесать волосы назад: — Ну, раз надо так надо!       — О господи! Вы что творите? — Внезапно влез в увеселительную беседу новый голос, заставивший всех парней ощутить на коже ожившие мурашки и вставшие дыбом волосы. Остальные ученики вмиг прикусили языки или щёки изнутри, пытаясь сдержать смех.       — У-у-учитель Бан! В-в-вы поймите, всё п-по обоюдному сог!.. — Захотел отшутиться Бин, резко вскочив на ноги, но учтиво заткнулся, только получив подзатыльник от товарища. Пристыженно опустив глаза в пол, он глубоко поклонился с прямой спиной и руками по швам, мямля: — П-п-простите, у-учитель Бан.       — Пап… — испуганно прошептал Феликс, опустив взгляд, но, подобно другу, был перебит, только уже в словесной форме и учителем:       — Ликс!       — П-простите. Господин Бан, я могу всё объяснить, — высказался наконец Ли, сильнее, чем обычно, слыша, как шаркает веник по напольному покрытию.       — Позже об этом, не критично. Почему не разбудили меня?       — Ты и без…       — Феликс, етить же твою!..       — П-простите. Вы и без того ночами практически не спите, я чисто по-человечески не мог вас разбудить! Если бы вы не проснулись сами, мы бы сейчас тихо прибрались и ушли со звонком, не стали бы мешать, пусть и спали вы стоя. Тема эта итак уже пройдена, а закрепить мы и дома можем, выполняя домашку.       — Молодец, отчитался за класс. Ладно, брысь отсюда все галопом, звонок через семь минут. Только смотрите мне, чтоб без шума! Отвлечёте других от уроков, на следующем английском заставлю забыть про родной корейский, а иначе каждого выпорю, понятно?       Все в классе — да что там, все в школе — знали, что ничего он со своими подопечными ни в жизнь не сделает из любви к каждому из них, но большинство учеников всё равно послушно склонилось в поклонах, уходя прочь вперёд спинами и благодаря учителя за возможность избежать уборки класса. Остался лишь Феликс, за которым ожидаемо увязался Чанбин. Джисон же вновь потерялся в мыслях и не заметил приказного крика, пусть тот и был лишь хорошей игрой непризнанного актёра, отчего продолжал глядеть в пол и шаркать носком ботинка по линолеуму, обводя бесформенные линии на нём.       — Пап, ну зачем ты так строго при всех, а? — С деланной обидой невнятно протянул Ликс, надув губы так, точно скоро заплачет. — И ещё звать так себя не разрешаешь! Ты меня этим очень оскорбляешь…       — Ликс, ты же сам понимаешь, что папа я тебе только на словах. Солнце моё, ты же знаешь, что многим непривычно и чуждо, что ученик называет учителя отцом, не являясь им на деле! И пусть все в этом учебном месте осведомлены в том, что я ещё лет десять назад стал тебе заменой папы, какового в твоей жизни было очень мало. Даже при таком раскладе с твоей мамой я знаком лишь мельком — она появилась как-то на родительском собрании, улыбнулась, обменялась со мной парой слов о тебе и больше никогда не появлялась. Я не твой отчим или кто-то ещё, солнце, как бы ты того ни хотел. Прости, что раню такими словами, но лучше зови меня господином, если учителем не желаешь из принципа.       — Но ты же сам знаешь, какая она, пап! Да и это не первая ваша встреча была, и не единственная.       — Ну, Ликс, тот раз… был не самым хорошим, ты, думаю, помнишь.       Глаза Ли слишком натурально стали мокрыми, губы чересчур правдиво сжались в полоску и задрожали, а пальцы рук излишне реалистично стали бегать по плечам в попытке успокоить нервы. Бан Чан скоро понял, какую глупость сморозил и рот быстро в трубочку сверну, замолкнув.       Феликс обернулся через левое плечо, зная наверняка, что там найдётся поддержка в виде лучшего друга, с которым он и огонь, и воду, и нытьё о первой неразделённой любви, и рыдания под «мультики со смыслом», и даже первое тату. Чанбин привычно укрыл его теплом своего тела, скрыл от всех, окольцевав руками в объятьях, подарил защиту и успокоение.       Чан, смотревший на всё это, стоя у своего стола, понимал чувства названного пасынка, но никак не мог пойти против народа, что явно не весь отнесётся к такого рода отношениям старшего и младшего адекватно. По щеке его потекла одинокая слеза от вида такого ранимого и эмоционального ребёнка, что когда-то стал роднее собственной сестры, как бы грубо ни звучало.       И всё же мужчина продолжал здраво осознавать, что на каждого разумного человека находится минимум три неразумных барана, идущих за стаей, установившей когда-то по собственным меркам, что есть «хорошо», а что есть «плохо».       В это время, услышав всхлипы, в реальность вернулся Джисон. Увидев после отхождения от забытья представшую перед глазами картину гуашью, он не опешил и, оглядев кабинет, молча взялся за швабру, не смея отвлекать слипшуюся парочку и учителя, горевавшего из-за страданий подопечного. Промыв всё вдоль стены с доской, парень как-то внезапно ощутил на себе странный пристальный взгляд, словно прожигающий его откуда-то справа. Настороженно переведя взгляд в нужную сторону, он чертыхнулся, увидев в прямоугольном окне в двери тоскующую о чём-то пару глаз, что смотрела ровно на него, не моргая и не отводя взгляд.       И даже поняв, что его вычислили, некто за дверью и бровью не повёл, продолжив наблюдать за Ханом, когда тот в свою очередь, казалось, потерял возможность двигаться и дышать. Страшно было даже подумать, кто мог за ним наблюдать. Не мог же он себе преследователя заработать! За какие бы грехи?!       — Минхо! — Из-за приоткрытой двери в класс раздался нетерпеливый, злобный, но притом звучный голос, что становился громче с каждым новым выкрикнутым словом: — Чтоб тебя, что ты там застрял?! Это стекло в кабинет, а не телевизор с пор…талом в другую реальность!       На последнем слове таинственные глаза потерялись во тьме коридора, в котором на время занятий ради экономии электричества выключали свет. Главное, что из всего этого понял Джисон — ему крышка, ведь Минхо, очевидно, начал за ним следить.       Следующим днём, только попав в столовую на обеде, Джисон, сам того не ожидая, уткнулся носом в чужую грудь, отчего едва не повалился на пол. Резко отскочив назад, парень дикими глазами посмотрел в лицо нахалу, что почему-то шёл ровно на него, хотя, но отчего-то даже не сильно удивился, когда увидел напротив себя Минхо, что дерзко ухмылялся, ответно глядя на Сона с ярко полыхающими огоньками в глазах.       — Привет, бурундучья морда, — хмыкнул Хо, всем телом преградив дорогу ступившему влево Хану.       — Пока, кошачья жопа, — по-детски поддразнил того Джисон, внутри давно продрожав всем телом, а снаружи покраснев от пят и до макушки.       — Как грубо, бурундук! Я же подружиться с тобой хочу. Вчера мы, думаю, неправильно начали.       — Т-ты? Подружиться? К т-тому же после того, что вчера мне предъявил? Хо, ты звучишь смешно. У-уйди, п-пожалуйста, — скромно опустив взгляд, пробурчал Сон себе под нос, сминая полы футболки.       В тот момент он в мыслях слёзно благодарил Феликса, что когда-то решил заговорить с ним и частично помог избавиться от страха контакта с людьми. До него социофобия Хана процветала так, что позавидовал бы любой уважающий себя цветовод с личным полем благоухающих орхидей.       — Ну как же ты груб со мной, Хани! Я же, правда, со всей искренностью к тебе! — Договорив, Ли тихо хихикнул, заметив, как заметался зашуганный взгляд парня напротив.       — Ли, япона матерь! Ты там долго торчать ещё будешь?! Мы ж договорились, что сегодня ты платишь — я кошелёк дома забыл! — Раздался вдруг на всю столовую громкий бас, что, на удивление, был всё-таки неожиданно звучным и никак не походил на голос дружка такого неотёсанного гопника, как Ли Минхо.       — Хёнджин, хорька ты лапка, заткни хавальник, пока я не помог! — Не поворачивая головы, недовольно прокричал на это Минхо, лишь чутка повернув корпус и отведя глаза вправо, а когда вернулся в обычное положение, Джисона уже и след простыл. — Сука, — прошипел он озлобленно и едва сдержал себя, чтобы не топнуть ногой до дыры в полу. — Ну, Джинни, ты у меня салфеток-то ещё наешься.