Согрей моё сердце

— Во даёт, ну и фокусы!.. — теперь и сам почти что перейдя на шёпот проговаривал старик, не скрывая своего искреннего удивления. Мужчина был потрясён настолько, что даже начал качать головой из стороны в сторону, — Немыслимо… Как это вообще случилось? — Сам не до конца понимаю, — добродушно, в какой-то мере отшучиваясь отвечал Танджиро, качая головой, — Я просто сказал, что ей бы не помешал отдых, а она… уже, вот… Тогда Такаги тяжело вздохнул, и, казалось, не особо-то и верил словам юноши. Он не хотел говорить ничего лишнего и оттого просто молчал, пока Танджиро, в свою очередь, аккуратно поднимал убаюканную крепким сном девушку на руки… Движения его, казалось, были почти бесшумные. По крайней мере, в силу своего старческого слуха старик не слышал ни единого шороха, но зато прекрасно видел, насколько Камадо был с ней нежен, насколько аккуратен что лишний раз даже боялся неправильно двинуться, издать неверный вздох и всё испортить… И что ещё приметил старик — со стороны от них словно исходило хоть и своеобразное, но приятное тепло… То самое тепло крепкой дружбы и нежной любви, рождавшееся из его ласкового взгляда на её бледное спящее личико, сочившееся из его рук и горячей груди, к которой он так крепко её прижимал… и наконец, выходившее из его сердца… И Такаги, наблюдая со стороны, самодовольно усмехнулся и именно в тот момент ещё раз убедился, что не ошибся… у них ещё вся жизнь была впереди. — Так что, всё-таки… воспользуетесь футоном? — вскоре поинтересовался мужчина после того, как Танджиро уже подхватил Канао на руки, — Я всё для вас расстелил, свечу оставил… Какое-то время будет светло, пока сама не потухнет… Ну, или задуете сами. Дело ваше. — Да, благодарю вас!.. — незамедлительно отвечал Камадо, а вслед за тем легонько кланялся, — Мы обязаны вам жизнью!.. — а после вдруг замолк и призадумался, будто боролся с двояким чувством: сказать, не сказать… Но всё же решился: — …Я даже готов заплатить вам суммой, которую вы назовёте… И всё же, какие бы думы его не терзали, голос Танджиро звучал спокойно и совершенно убедительно. Лицо, как и всегда, было добро, светло и невозмутимо. Эта мысль, так давно засевшая в его ум почти его не смущала, а вот Такаги от услышанного едва устоял на ногах, вовремя оперевшись на близстоящий шкаф… старик побледнел. Какой идиот захочет платить за такой ночлег?! Вздор! — Что за чушь?! Какие ещё деньги?! — теперь тот едва сдерживался, чтобы не разойтись во весь хриплый голос и испуганно хватался за слабое старческое сердце… — Ты в своём уме?.. Нет уж! Не нужна мне твоя оплата… — Но как же так, господин?.. — его шёпот, который Такаги едва мог разобрать и большую часть просто считывал по губам теперь звучал не только разочарованно, но и озадаченно. Ведь деньги никогда не бывают лишними, так почему же?.. — В таком случае, возьмите хотя бы часть, очень прошу!.. Так я буду знать, что не остался перед вами в долгу… Юноша считал своим долгом хоть чем-то отблагодарить бедного старика, который едва-то сводил концы с концами, спуская все деньги на табак, вне зависимости от того, хотелось ли самому мужчине этого или нет… — Специально для тебя повторю ещё раз… Мне не нужны твои деньги. Не возьму, — с каждым мгновением лицо Такаги становилось всё мрачнее и мрачнее, а голос всё строже и строже… Да и к тому же, воля его тоже была непоколебима, — Если я буду знать, что смог угодить вам, что смог сытно накормить и напоить — вот лучшая оплата… дороже любых денег, — и вот, окончательный вердикт был вынесен, и старик замолчал, словно ставя своими словами жирную точку… И Танджиро, осознавая свою безысходность и неспособность его переубедить, только коротко улыбнулся, прикрывая не менее уставшие глаза. Раз уж старику не хотелось их денег, юноша не станет настаивать… да и кто он такой, чтобы идти против? — Как скажете. — Вот и славно. А то всё «заплачу» да «заплачу»… — теперь не без яда передразнивал его Такаги, до сих пор не отходя от шока, а после что-то невнятно бормотал себе под нос. Должно быть, какие-то ругательства… — Шёл бы ты уже… Сам на ногах еле стоишь, а ещё подружку держишь… и как только у тебя сил хватает?.. Однако юноша на эти вопрос, больше походящие на размышление вслух ничего не ответил, только в прежней манере пожелал старику доброй ночи, а после мгновенно скрылся за маленькой приоткрытой дверцей, которая и вела в таинственную комнату…

***

Теперь их двоих окружал полусумрак, шум громко воющего, точно голодный одинокий волк ветра и, в дополнение, сильный холод. Как он и думал… Ни печи, ни очага, лишь один хлам по углам. Ещё здесь пахло пылью, местами плесенью и какими-то старыми вещами, к которым давно никто не притрагивался, отчего те ощущались мёртвыми… Тогда Камадо стало не по себе, по спине пробежала волна мурашек, но, впрочем, это всё равно лучше, чем оказаться на улице… Вряд ли можно было ожидать чего-то другого… Однако ни эта пыль, ни этот мусор с плесенью по углам ни сколько его не волновали, сколько волновал вопрос — а не замёрзнет ли Канао, пока будет спать?.. Вряд ли то покрывало, которое им выдал старик было настолько тёплым… но рано было сомневаться, пока не убедишься в этом самостоятельно. — Этот день был таким долгим… Даже не верится, что совсем скоро мы сможем отдохнуть, Канао… — тихо-тихо шептал ей Танджиро с облегчением, пока аккуратными медленными шагами подходил к расстеленному для них старому футону… К слову, о нём. Сам футон тоже, как и всё остальное, пропах пылью и чем-то старым, словно пережил не одну эпоху. Небось, это постельное явно уже повидало свои лучшие годы и было намного старше Танджиро и Канао вместе взятых, но, как бы там ни было, всё равно выглядело опрятно. Старик постарался разложить всё как можно аккуратнее… — Как холодно… — продолжал юноша свой тихий монолог, уже и сам не понимая, то ли он беседовал с ней, то ли с самим собой… и наконец, приблизился к спальному матрасу и замер над ним, словно что-то обдумывая, — Если вдруг снова замёрзнешь, то скажи мне, ладно?.. Ответа, конечно же, не последовало. Канао спала, как и прежде, находясь в собственной реальности из ярких сновидений… впрочем, ему всё равно было спокойно, даже если та его не слышала. И тогда Танджиро снова взглянул на её спящее, едва освещаемое тусклым светом от быстро тающей свечи лицо и как-то странно выдохнул… Она спала у него на руках, точно убитая, но сердце её отчетливо билось, а грудь медленно опускалась и поднималась под тяжёлым медленным дыханием… Для юноши в этом была отдельная красота… Перед ним открывалась совершенно другая сторона Канао — сторона полного покоя и умиротворения, сторона едва заметных вдохов и выдохов и легонько подрагивающих прикрытых век… Потом же, когда Танджиро отвёл глаза, то следом аккуратно уложил её хрупкое, будто кукольное тело на футон, будучи с ней всё таким же нежным и мягким… Он крайне боялся разбудить Канао. Словно если девушка проснётся по его вине — произойдёт нечто страшное и ужасное… впрочем, вспоминая резкого крикливого старика, даже ему не удалось её разбудить, а значит и самому Камадо было не о чем беспокоиться… К слову, теперь Танджиро мог оглядеть её с ног до головы: окончательно растрепавшиеся волосы буйством лежали на старенькой подушке, и заколка едва ли их удерживала; форма местами была мятой, потёртой… Аой наверняка придётся повозиться, чтобы привести её в нормальный вид… Однако какой бы пыльной и грязной та ни была, перед ним по-прежнему находилась его Канао, и оттого юноша невольно улыбался уголками губ, словно осознавал, что сделал своё дело правильно. Выполнил своё обещание… — Какая… красивая… — теперь шептался Танджиро вслух, сам того не замечая, и от неловкости почёсывал затылок, но вдруг снова засмотрелся на её заколочку, а после и на пояс, который отчего-то был так туго затянул на её талии… Канао будто боялась, что всякая одежда без тугой затяжки станет с неё спадать… Это сбило его с толку. Но вскоре, после не особо-то и долгих раздумий Камадо решился избавить её от этих неудобств, хотя бы пока та спала… Наверняка, болтающаяся заколка страшно оттягивает волосы, а тугой пояс едва ли позволяет дышать?.. Впрочем, он не сомневался, только надеялся, что и это её не потревожит… — Неужели это удобно?.. — между делом интересовался Камадо с удивлённым лицом так, словно ожидал от неё ответа, но в ответ, как и прежде, получил лишь тишину вместе с тихим сопением, — Не станешь возражать, если я избавлю тебя от этих тягот?.. Хотя бы на время… Он уже понял, что не мог с ней не разговаривать. Словно если Танджиро не раскроет ей своих истинных намерений, то совесть замучает его, даже если Канао ничем не могла ему ответить… Честность юноши не позволяла ему переступить черты, и потому, поглубже вдохнув, Танджиро решил начать с головы… В ту же секунду он снова нагнулся, присев рядом, чтобы уже в мгновение дотронуться руками до её тёмных волос и заколки, избавиться от которой, как оказалось, не составило труда. Заколочка отстегнулась во мгновение ока звонким щелчком, отчего некогда собранный остаток волос тут же рассыпался рядом с остальными… — Вот, твоя заколка, Канао… — продолжал Танджиро тихие беседы с ней, теперь аккуратно держа в руках милое украшение, мельком его рассматривая… Причудливая форма, узоры, напоминающие структуру крыла бабочки… как и свойственно для сестёр Кочо, — Я положу её рядом с футоном. Мигом найдёшь, когда проснёшься… Теперь дело осталось за малым — всего-то расстегнуть её форменный поясок. Его было даже необязательно снимать, как заколку. Танджиро был твёрдо уверен в том, что как только он это сделает, то даже во сне Канао почувствует облегчение и начнёт дышать ещё свободнее. — Теперь пояс… — он медленно перевёл свой сосредоточенный взгляд на него и прищурился, рассматривая незамысловатую застёжку, — Надеюсь, ты не захочешь от меня отвернуться?.. Иначе придётся тебя переворачивать, — эта мысль немного его рассмешила, и юноша еле слышно хихикнул. Впрочем, вскоре к нему снова вернулся серьёзный, непоколебимый вид. Взгляд Танджиро по-прежнему был сосредоточен на железном замочке, а глаза отчасти напрягались из-за сумрака… Пожалуй, это было единственное, что ему сейчас мешало. Однако, как и с заколкой, всё прошло намного быстрее и проще, чем ожидалось, пусть это и стоило ему задержки дыхания вместе с замиранием сердца… К счастью, застёжка сразу ему поддалась и тут же выскользнула, не прошло и минуты. Всё случилось настолько быстро, что Танджиро даже не верилось. Он так боялся сделать что-то не так, был так сильно вовлечён, что на мгновение даже позабыл обо всё вокруг существующем. Его душа словно замерла вместе с его дыханием, а сердце в заветные секунды щелчка, казалось, тоже совсем не стучало. Словом, Танджиро вообще перестал издавать какие-либо звуки до тех пор, пока не закончил начатое. А как только закончил, то тут же почувствовал огромное облегчение и громко выдохнул, расслабившись. Ещё один тяжеленный камень упал с его плеч, чему тот не мог не радоваться. На разгорячённый от напряжения лоб аж выступили капли пота. — Вроде всё… — едва разборчиво и слышно бубнил он себе под нос, прикрывая глаза и опуская голову, которой явно требовался отдых, — Думал, будет сложнее… Однако рассиживаться перед ней дальше он не собирался. Ему, как и ей, очень хотелось спать, и потому Танджиро буквально мечтал хоть куда-нибудь прилечь… пристроиться на уголке футона спиной и наконец-то задремать… Перед глазами всё окончательно плыло, сознание мутнело, шея качалась из сторону в сторону так, будто тот был пьян… Тогда юноша медленно дотянулся до дрожащей, как от страха, свечи в углу и тут же её погасил, а после быстро приподнялся с колен и встал на ноги, чуть покачиваясь. Теперь голова словно кружилась, а от кромешной тьмы, в какую погрузилась комнатушка, Танджиро будто и вовсе потерял все ориентиры и толком не понял, как без происшествий переступил на другой конец футона… Впрочем, раздумывать над этим он не собирался. Канао спала всё так же сладко, как и прежде, а Танджиро уже сидел на краю футона, попутно расстёгивая ворот давящей униформы и свой собственный, не менее надоевший пояс… И пока ловкие пальцы Камадо вытаскивали поясок из петель, сам юноша думал обо всех событиях длинного дня и ночи… Сначала подъём в гору, за ним долгое ожидание ночи, поиски демона и охота, спуск, метель, и… и взявшаяся из ниоткуда хижина Такаги. Порой даже не верилось, что столько всего могло произойти за один день! Даже ему самому в это не верилось, и любой другой бы тоже не поверил… Впрочем, подобные размышления для мутного разума Танджиро были уж слишком тяжелы, и оттого юноша тут же свалился на футон с тяжёлым вздохом. Вся та боль, что копилась в его мышцах, в особенности в ногах наконец-то дала о себе знать… Теперь конечности бедного охотника буквально отнимались, но он устал настолько, что уже совершенно не замечал ни боли, ни того, что лежал почти что холодном на полу. Он быстро уснёт. Уснёт даже если будет думать, что сброд из мыслей не позволит ему этого сделать. Танджиро и сам не заметит, как через считанные секунды будет лежать без памяти, провалившись в страну грёз… И прежде, чем юноша это сделает, обязательно пожелает Канао добрых снов… — Доброй ночи, Канао… Спи спокойно… — с усталой улыбкой прошептал тот в последний раз, легонько погладив свою спутницу по плечу, а после и вправду заснул так крепко, как не спал ещё никогда…

***

Но крепкий сон Танджиро не продлился долго. Прошёл всего час, а может и два с тех пор, как юноша провалился в страну грёз, и, казалось, проспал бы так до самого утра, если бы не странное чувство, возникшее так спонтанно в его груди… Странное чувство о том, что было неспокойно. Ни ему, ни Канао, даже если девушка и продолжала мирно видеть свои сны… Момент пробуждения не был внезапным. Камадо медленно раскрыл свои полусонные глаза, огляделся вокруг, но не увидел ничего кроме темноты. Даже у господина Такаги было темно. За стеной по-прежнему гудела вьюга, а возле уха еле слышно посапывала Канао. Тогда Танджиро аккуратно приподнялся на локтях, мельком протёр заспанные глаза и медленно зевнул… Канао лежала рядом всё в том же положении, как и прежде, накрытая старым покрывалом и даже не думала просыпаться… так отчего же он проснулся? Теперь и сам не понимал. — Приснилось… — прошептал Камадо себе под нос совершенно неразборчиво, подумав, что пришёл в сознание от странного бредового сна, которого, на удивление, даже и не помнил, и потому вскорости снова прилёг на край, как и прежде, уложив голову на край далеко не самой удобной подушки… Сонливость тотчас же на него накатила новой волной, и Танджиро бы непринуждённо закрыл глаза, если бы что-то резкое со всего маху не стукнуло его по спине так, что он аж вздрогнул от испуга, а после громко и часто задышал с бьющимся навылет сердцем… Весь сон как рукой сняло, теперь Камадо даже думать о нём не мог… Должно быть, Канао так резко повернулась, что аж достала до его спины, ведь ни о чём другом Танджиро больше не мог предположить… да и к тому же, юноша до сих пор чувствовал, словно нечто странное мельком касалось его шеи, будто щекоча… Нечто холодное, гладкое и тонкое, точно пальцы… Однако от их холода у Танджиро пробегали мурашки, а сам он невольно ёжился, подгибая колени к животу… и тогда, между делом, в его голове пронеслась странная мысль: — Неужели ей холодно?.. Кожа Канао всегда отчего-то была прохладной, но сейчас она была словно ледяной, будто бы та очень долго была на морозе, в той жуткой метели… Хотя девушка не дрожала, дышала ровно и больше почти не двигалась, мёрзла ли она?.. Тогда Танджиро, гонимый любопытством, не выдержал и снова приподнялся и, теперь сидя на краю, рукой потянулся к её лицу и слегка дотронулся до щеки, что тоже была холодной… — Какая холодная… — в пол голоса встревоженно шептал он, следом прикладывая пальцы к её лбу, шее, рукам… Всё, за исключением шеи было холодно… вероятно, всё из-за стоящего мороза в комнате, из-за которого даже сам Камадо толком не мог согреться, вдобавок лёжа почти что на полу. И после юноша замер. Замер, осознавая, что должен был хоть что-то сделать, но не мог сообразить что… Лицо его выражало явное беспокойство, а взгляд метался то в сторону двери, то снова на Канао… — Может, попросить у господина Такаги ещё одно покрывало?.. — вскоре пришла отчаянная идея ему на ум, заставившая его даже приподняться на колени, но… что-то его останавливало, — Нет… не могу… — свет у старика больше не горел… Более того, если прислушаться, Танджиро мог услышать резкие всхрапы по другую сторону стены. Волновать старика ему не хотелось, да и вряд ли бы у него нашлось что-то дельное… Танджиро вернулся на прошлое место, отказавшись от этой мысли… — А если я разбужу Канао и спрошу, мёрзнет ли она?.. — следом потревожила его разум другая задумка, заставившая его снова взглянуть на спящую девушку в отчаянии… Канао спала так крепко, так сладко, что совесть бы его не простила… но с другой стороны… — Канао?.. Канао?.. Тихо-тихо звал её он в надежде, что ему не придётся ещё больше повышать свой голос, в надежде, что она его услышит, но всё было тщетно. Казалось, вытащить её из страны грёз не было возможным, а с каждой новой попыткой совесть терзала его всё больше и больше… К тому же, Канао заслужила обещанный ей отдых, и потому Танджиро оставил и эту затею… — Нет, я не стану её будить… С этими словами юноша снова прилёг на край футона, однако спать больше не собирался. Ему было больше не до этого… Холод не давал ему покоя, мысль о том, что Канао могла перемерзнуть и заболеть в самый последний момент, когда, казалось бы, самое сложное уже было позади тоже мучила его мутный разум… — Думай, Танджиро, думай… И он придумал. Придумал нечто странное, сбивающее его с толку, но единственное, что могло бы подействовать в их ситуации, когда обратиться за помощью больше не к кому… Так что, вдохнув поглубже и перед этим снова прошептав что-то невнятное, юноша придвинулся к Канао почти вплотную, насколько хватало места на узком футоне, а после неспеша, медленно и осторожно обхватил девушку руками так, чтобы уже в следующее мгновение крепко прижать к себе… Прижать настолько, что та могла бы ощущать его тёплое дыхание на своих ушах и шее, если бы была в сознании. Сердце его быстро стучало, дыхание вновь учащалось, когда она была к нему настолько близко, а в глубине души всё словно переворачивалось и подпрыгивало. Теперь Канао лежала в окружении его рук, снова спрятанная от всего мира и даже не подозревала о том, что прямо сейчас находилась в чьих-то объятиях. И объятия эти были настолько чувственны, настолько нежны, что даже сам Танджиро в них словно растворился, отдавая ей всё своё тепло и вдобавок накрывая обоих старым одеялом… Теперь тихое дыхание девушки звучало для него куда громче, но действовало словно успокоительное. Больше тот ни о чём не думал и ни о чё не жалел. Не жалел, что решился её согреть. Согреть не только телом, но и душой, согреть своим сердцем. Казалось, рядом с ней и ему не было так холодно в этой промёрзшей насквозь комнатушке с кучей старых забытых вещей и пыли… Вместо запаха старья теперь тот чувствовал только едва уловимый аромат глицинии от её волос и был совершенно спокоен, ведь теперь всё было хорошо… Так он и уснул, словно в забвении с Канао в обнимку…

***

Она же проснулась только ближе к рассвету и поначалу даже не поняла, отчего было так жарко, и почему движения её были словно скованы, пока не осознала, что находилась в руках у Камадо, прижатая к его груди, как к подушке… Тогда в голове всё перемешалось: Канао не помнила ни вечера, ни того, как очутилась здесь, на футоне рядом с ним… Казалось, что вокруг неё пронеслась целая вечность, а девушка даже этого не заметила, но, впрочем, была благодарна Танджиро за то, что всё сложилось именно так. Если бы не он, вряд ли бы они смогли найти ночлег в этой одинокой хижине странного старикашки… Если бы не Танджиро, Канао бы давно свалилась без сознания где-то по дороге, и, вероятно, там бы и осталась… Если бы не Танджиро, ничего бы этого не было… Тогда щёки полусонной Цуюри порозовели, и она улыбнулась, шепча губами своё тихое: — Спасибо, Танджиро… И, следом чуть вырвавшись из его крепкой хватки, Канао по-доброму взглянула на его усталое, погруженное в глубокий сон лицо, легонько погладила по щеке и нежно поцеловала в лоб, отчего тот только дёрнулся, и она, заметив это, лишь рассмеялась…

***

Дом Такаги они покинули лишь ближе к полудню, так как всё никак не могли проснуться. К тому моменту плохая погода уже успокоилась и светило тусклое горное солнце. Выпавший за вчерашнюю ночь снег теперь лежал ровным белым полотном вдоль земли. Кругом царила тишина и покой, и лишь изредка где-то завывал одинокий ветер… А когда старик, с миром проводив своих гостей, возвратился убирать постельное, то заметил на покрывале оставленную горстку из нескольких сотен йен и тотчас вспомнил неугомонный характер того пылкого юноши и засмеялся во весь свой старческий голос, мысленно его благодаря…