тряпка

— Кирюх, погоди! — Медведеву окликает подозрительно знакомый голос, от которого вновь поднимаются мурашки и учащается дыхание. Девушка ускоряет шаг в сторону дома, делает вид, что не слышала надоедливый голос своей одноклассницы. Захарова и по жизни была слишком настырной, а здесь, на проекте, ее вообще ничего не останавливало от получения желаемого. И Медведевой было бы абсолютно фиолетово на этот факт, если бы этим желаемым не была она сама. Как так получилось — Кира не помнит. Помнит лишь, как пьяная Крис прижимала к стене возле туалета не менее пьяную Медведеву. Кажется, они даже целовались, Кира не помнит точно. Помнит лишь, что представляла в тот момент другую. Ту, которой вообще все происходящее изо дня в день здесь было максимально неинтересно. Кира не помнит, когда ее внимание впервые зацепила невзрачная и тихая Лиза. Просто в один момент поймала себя на мысли, что слишком пристально следит за тем, как брюнетка ест утреннюю овсянку, что была похожа на сплошное издевательство над бедными девушками. Внимательно следя за движениями тощих запястий, совсем не замечает, как своя порция уходит как в сухую землю. — Кира, что с тобой случилось? Много вчера выпила? Или тебе персонально овсянку нормальную сделали? — Насмешливый голос Андрющенко и смех всех девчонок загнал блондинку в краску и она позорно сбежала, ведь еще непонятные ощущения внутри плескались. Нужно было время, чтобы с ними разобраться. — Ну Кирюх, ну куда ты несешься? В туалете все равно очередь после испытаний. — Крис хватает за плечо предмет своих мокрых снов, а та резко оборачивается. — Крис, что случилось, что ты несешься как на пожар? — Перебивает сразу вопросом в лоб. — Ничего не случилось, я просто курить пошла. Пошли вместе? — И глазки свои, будто хаски, жалобные строит. Из-за пазухи достает две куцые сигаретки. Кира соображает несколько секунд. Отказаться от столь желанной дозы никотина и весь день ходить психовать, или покурить, отвести душу, но быть облапанной Захаровой или еще чего хуже. — Ну ладно, но только быстро, у меня еще дела. — Всё-таки соглашается, ведь она тряпка. И девушки топают за угол, ближе к забору, где давно оборудован уголок для курения: притащены пара старых стульев, кажется, вообще от соседей, а старое покрывало, уже местами прожженное окурками, служило утеплителем в холодные летние ночи. Кира напряженно забирает предложенную сигарету, но чужая рука задерживается на несколько секунд, заставляя сердечко Медведевское остановиться, ведь надежда, что пронесет, умирает последней. — Что же ты от меня все бегаешь-то? — Задумчиво произносит Захарова, прикуриваясь и затягиваясь, прикрывает глаза от едкого дыма, да протягивает зажигалку, одну-единственную на всех, однокласснице. А после вообще сжимает руку Кирину, не отдавая огонек так быстро. — Я же вижу, что ты по девкам, а ты так морозишься, будто целка какая-то. Когда я тебя пьяную зажимаю, вижу же, что нравится. Нравится отвечать мне на поцелуй, нравятся твои горячие руки у меня на заднице. А когда ты трезвая, то вообще будто не ты. — Обиженно выдыхает дым прямо в лицо подруге. — Я тебе, Кристина, постоянно говорю, что не нравишься мне ты. Вообще. Совсем. Никак. — Выдыхает в ответ. Грызет пирсинг изнутри. — Не ври себе, Кирюш. Ведь чем больше ты бегаешь от меня — тем больше заводишь меня. Я же люблю строптивых. — Придвигается ближе, руку правую кладет на колено чужое. — Ты же девочка умная, понимаешь, чем чревато будет твое вечное убегание от меня. Я ж не железная. И кулаками меня не убьешь. — Улыбается ехидно, почти превосходно, голову наклоняет над чужим ухом, дымом окутывает голову блондинистую. А Кира сидит, едва дышит, взгляд лишь на один единственный огонек, что на краю сигареты тлеет. Изредка судорожно затягивается. Молчит, ведь боится уже и слово сказать, боится, что оно обернётся против нее вновь. Захарова свой бычок легким щелчком в кусты темные отправляет. И тут же рукой за плечи, что дрожат то ли от холода, то ли от страха. — И где же вся твоя напускная смелость? — Издевается Крис, сжимает плечи сильнее, второй рукой ведет по щеке Кириной. — Где же наша Кирюша, что каждую съемку разъёбывает всех и вся? — Губами ближе к уху, шепчет медленно, разделяя слова. — У которой кулаки не успевают зажить? — Хватит! — Подскакивает Медведева, словно нервы сдали, будто пружина. Крис соскакивает в ту же секунду и резво прижимает младшую к стене, да губами чужих касается, языком внутрь сразу, ждет ответа, распаляется сильнее, пока не получает пощечину звонкую. Отстраняется тут же и глазками своими голубыми хлопает — где же та самая Кирюша, что тряпкой ведет себя рядом с ней. А перед ней стоит Кира, не Кирюша, глаза чернущие, руки в кулаки сжаты. Желваки ходуном. — Крис, отъебись от меня. Не подходи вообще. Иначе въебу так, что ты уедешь в лучшем случае в реанимацию, в худшем — в морг. — А ты к друзьям в полосочку и к небу в клеточку. Лет на десять. — Ухмылка вновь на лице, будто и не исчезала. Вновь шаг вперед смело. В глазах вновь азарт горит синим пламенем. Кира за грудки хватает одноклассницу, приподнимая едва ли. Смотрит взглядом немигающим несколько секунд, пока Крис молча наблюдает за метаморфозами в теле и в душе у Медведевой. А после бьет. Бьет не глядя. Куда-нибудь, ведь, сука, обидно, что у маленького котенка прорезались зубки. Кире прилетает куда-то в скулу, отчего зубы щелкают, но остаются целыми, в ответ набрасывается на старшую, валит на землю и усыпает ее ударами. — Эй девки! Вы чего, ёбнулись совсем? — Лера с Настей, что тоже топали курить, подлетают и растаскивают одноклассниц. Кристина зыркает исподлобья, да кровь с губы стирает. Кира тяжело дышит и волосы назад откидывает махом, после плюет на серую футболку Захаровой, что уже почти зеленая от валяния по траве, и уходит, матерясь под нос себе. Столько нервов и усилий было потрачено, чтобы не драться. Ведь обещала преподавателям. Идет в ванную, что наконец-то свободна, умывается, растирая кровь, грязь и слезы по коже. На скуле уже наливается красивый синяк. Завтра опять будет стыдно перед взрослыми, придется оправдываться снова. А так не хотелось уже возвращаться к старой жизни. Губы оттирает даже мылом, сильнее трет их, чтобы просто смыть вкус ненавистный. Так сильно увлекается, что не слышит шагов босых. Дергается, когда легкая ладонь на плечо ложится. — Кир, все в порядке? — Тихий голос над ухом раздается. Медведева дергается, резко закрывая кран, да выпрямляется, отводит взгляд, рассматривать начинает плитку грустного серого цвета. — Все хорошо. — Глаза боится поднять, ведь уже вновь превратилась в тряпку. — Не ври мне, — Лиза невесомо касается синяка свежего. — Болит? Хотя да, чего я спрашиваю. Конечно же болит. — Андрющенко начинает тараторить, да тут же скачет до шкафчика с аптечкой. Достает перекись, что исчезала целыми литрами здесь на проекте. Вату, пластыри кладет на раковину. — Кир, позволь помочь обработать. — Просит, но, так и не дождавшись ответа, поворачивает побитое личико к себе. А блондинка, замерев и выпучив глаза, позволяет этому чертенку все. Только шипит от боли, когда перекись пенится на открытых ранах. Через несколько минут обработка закончена, Лиза, как и положено в таких случаях, дует на ноющие места, а после невесомо целует в скулу. Кире кажется, что она сейчас потеряет сознание, вцепляется пальцами в край столешницы, ведь голову ведет и кружит от переизбытка эмоций и чувств. — А теперь давай руки посмотрим. — Лиза не медлит, сразу берет ладошки, оценивает масштаб катастрофы и приступает к делу. Киру мутит, почти качает, она думает что это сон, ведь не верится ни причина драки, ни ее последствия. Вспоминает, вдруг она сегодня всё-таки где-то нашла алкашку и сейчас спит пьяным беспробудным сном. Потому что Лиза с ней разговаривала только исключительно на испытаниях и под камерами. В остальное время она тупо не замечала блондинку. А тут такое. Ссадины жутко и непрерывно жгут, ноют и не дают полностью забыться в прикосновениях настолько долгожданных. Дрожь проходит через все тело, когда Лиза вновь дует на костяшки и целует их невесомо. – Все, кисуль, теперь все заживет за одну ночь. Не переживай. – Лиза улыбается ободряюще, захватывает аптечку и выходит из ванной. А Медведева, оперевшись задницей об тумбочку, съезжает вниз на пол. Ноги подтягивает к себе, обнимая колени, и плачет, тихо, горько, стыдливо, швыркает носом. А после все же залезает под ледяной душ, заворачивается в теплое полотенце после, и укладывается в постель, долгожданную, чтобы ближайшие полночи не спать и думать о руках, что нежны и вообще божественны были. Среди ночи просыпается в поту холодном, ведь во сне перемешались между собой одноклассницы. Чувствует, как в трусах мокро при этом. Нервно выдыхает да меняет позу, отворачивается к стене, прислушивается к тишине в комнате. Одноклассницы, кажется, спят, ведь время близится уже к пяти утра. Через час-полтора назойливые организаторы и операторы ворвутся в их сонное царство, и поднимут хаос, которого Медведевой вообще не хотелось, в связи с последними событиями. Рукой ведет по животу своему, пока под закрытыми веками воспроизводятся воспоминания из ванной. Пальчики проводят по трусишкам, что влажные, проникают под ткань, касаясь горячей кожи, собирают влагу обильную. Она не помнит, чтобы хотя бы от одной из всех предыдущих пассий так сильно текла. А тут Лиза-то вообще ничего не сделала такого, отчего литрами нужно течь. Течь, как сучка продажная. Хватает буквально десяти минут, когда тело скручивает пленительная судорога и девушка выдыхает громко, выгибаясь в спине. – Бля, Кирюх, заебала дрочить все ночи напролет. – Виолетта, что лежит ровно под Кирой на первом этаже, бубнит полусонно. - Не пизди, я не дрочу каждую ночь, в отличие от некоторых. – Выделяет последнее слово особенно, свешивается за край и показывает язык темноволосой. – Все равно заебала. Трахнитесь уже и переезжай к ней. Мы тут все спать хотим ночами. – Шепчет, отворачивается и вновь засыпает. Кире стыдно, почти искренне стыдно. Но не на все сто процентов. Ведь покажите тут хоть одну, кто не дрочил еще втихаря по ночам. Та же Лизка, что кукует одна на третьем этаже, вряд ли впустую тратит эту возможность. Утро наступает как обычно неожиданно и слишком рано. Девочки матерятся, но идут умываться, одеваться, Захарова с Вакарчук почти что подрались с операторами, что лезли подглядывать в туалет. И завтраком не кормят их, выгоняя на улицу, и везут куда-то в ебеня. Испытание все же проходит, хоть и с трудом для всех, но когда все вечером идут на выгон, Кире даже не верится. Лизу она почти не видела, тем более не разговаривала. Но смотрела и следила постоянно. И, когда на выгоне домой отправляют Захарову, Кире кажется, что небо упало, упало прямо ей на голову, потому что хочется умереть. Кажется, от счастья. Руки дрожат, губа, что саднит при касаниях, трясется, сердечко вообще трепещет, ведь не верит, что теперь можно дышать спокойно будет и ходить по дому, не боясь, что тебя зажмут в углу или изнасилуют. Вечером, когда устраивают праздник, все девчонки хлещут алкоголь как не в себя, Кира не отстает почти от них. Кричит всякую чушь, размахивает руками, по-доброму подъебывает Малышенко, палит за углом сосущихся Чикину и Гаджиеву, прописывает каждой подзатыльник, объясняя его тем, что тут вообще-то приличное место. Танцует под отстойного Элджея, разбивает стописят бутылок об стену, короче, отрывается на полную, празднуя свою свободу. А после, когда весь алкоголь заканчивается, идет в дом, на кухню, очень надеется, что в заначке еще осталась жестянка темного пивасика. Судорожно роется в недрах бардака, матерится, ведь найти не может. – Не это ищешь? – Хриплый голос пугает до усрачки, Кира подпрыгивает и оборачивается. Лиза стоит и улыбается буквально в двух шагах, а в руках вертит искомое.