О монархах и простолюдинах

2000 год. г. Афины, Греция Когда Всеволод заходит в помпезную афинскую виллу, он меньше всего ожидает увидеть перепуганную женщину. Это мама Владимира. Она бросается к нему с облегчением, будто они знакомы вечность. Всеволод общался всего несколько раз с ней за два коротких отпуска во время беременности Владимира, и всё это время Татьяна Алексеевна не сильно его жаловала. Всеволод явно был не тем кандидатом на сердце бесценного сыночки Владимира, которого она желала. — Хвала Господу, ты приехал! — Само собой, как и договаривались, — Всеволоду в этот раз повезло. В основном в последнее время он зависал в части, поэтому ему удалось вырваться в Грецию через две недели после рождения сына. — Что случилось? Вова не смог мне ничего толком объяснить, — при последнем разговоре он только плакал в трубку, что сподвигло Всеволода поторопить руководство с отпуском. — Он… Он совсем не в себе, — Татьяна Алексеевна умоляюще глядит на него. — Мы уже и с врачом говорили. Рекомендуют его в лечебницу отправить. — В психушку? — Да, — из её глаз катятся слёзы, размазывая тушь и подводку. Она пережила смену пола своего ребёнка, смирилась с идеей Владимира и Всеволода завести этого ребёнка, а теперь просто была сломлена. — Я не могу так поступить… Просто не могу это сделать. Ты за это ответственен, исправь это! Всеволод обеспокоенно прислушивается, но в доме тихо. Кого спасать? Куда бежать? Он кивает и сжимает её плечи. — А с сыном что? — Влади не подходит к нему с первого дня. Он с нянечками наверху. Влади, как слышит плачь, так сразу из себя выходит. Грозится с собой что-нибудь сделать… — Я понял, — Всеволод холодеет от ужаса. Это очень плохо. Он не знает, какие здесь психушки, но попасть в такую в России — это поставить на себе крест. Они не могут отправить туда Владимира. — Вова наверху? — Да, в своей комнате. Не выходит оттуда, как вернулся из клиники. Всеволод внутренне собирается и по лестнице спешит к знакомой спальне. Пусть ему хочется увидеть сына, но сейчас есть дело поважнее. Он стучит в крепкую дверь, но не получает ответа. — Любовь моя? — Всеволод заглядывает в спальню, где Владимир лежит под покрывалом, сжавшись в комок. — Вова? — Уйди, — хрипит Владимир. — Не самый радостный приём, — усмехается Всеволод и всё же проходит в комнату. Здесь так мрачно, хотя на улице знойное яркое лето. Да что же случилось с его супругом за такой короткий срок? Всеволод распахивает портьеры, возвращая в спальню свет, и заползает под покрывало к Владимиру. — Привет. — Привет, — голос бесцветный, как и голубые безжизненные глаза. Опять море слёз пролил. Всеволод цыкает, но тянется вперёд, чтобы поцеловать сухие губы. Владимир не отвечает, только съёживается сильнее. — Ну вот, приехали. Значит, развод? — Всеволод улыбается. — Мы не женаты. — Кольцо видишь? — Всеволод указывает на золотую полоску на правой руке. — Так что ничего не знаю. Я что сделаю, что законы у нас такие несовершенные. Владимир вздыхает, но вдруг вновь начинает лить слёзы и закрывать лицо руками. — Я ненавижу… — Кого? Правительство? — Себя, тебя, его… — Эй! — резко обрывает Всеволод и хмурится. — Меня можешь хоть пристрелить, но про сына так не смей! — Я п-п-пытаюсь, — заикается Владимир. — Н-н-но… Из-з-з-за него я… — И чего ты драму разводишь? Парочка физических подходов, и ты сразу уверенность всю потерял? — Ты не понимаешь! — Владимир кричит и принимается лупить от всей души Всеволода, не сопротивляющегося этой боли. Вот подумаешь, ещё немного синяков в его жизни! — Это всё не я! — Я понял-понял, успокойся, — Всеволод обнимает супруга, трясущегося от рыданий. Вряд ли он сможет реально помочь. Идея с психушкой уже не кажется такой уж неправильной. — Я хотел просто сделать переход, а не… — Владимир хватает ртом воздух, задыхаясь. — Перейдёшь-перейдёшь, — обещает Всеволод и вылезает из-под покрывала, чтобы налить для Владимира воды. Эта истерика заходит слишком далеко. Как справиться с тем, о чём ты и понятия не имеешь. Всеволод думал, что, если уж он поборол своё отвращение, то и Владимир ради них сможет превозмочь отторжение. Но всё, видимо, намного хуже. Они поторопились. За год их знакомства случилось многое, чтобы у них получилось так легко пережить это. Даже сейчас, видя сломленного Владимира, осторожно глотающего воду, Всеволод не хочет сдаваться. Может, зря ему думалось, что они созданы друг для друга. Может, Владимиру всё это время нужен был кто-то другой. Кто-то, кто понимает, что такое «смена пола», и не вынуждает рожать детей, потому что углядел в этом великолепную возможность укрепления их крохотной семьи. — Я скучал… — лепечет тихо Владимир, и у Всеволода сердце по-прежнему пропускает удар. Любовь никуда не делась. — Я тоже по тебе скучал, — он улыбается, нагибается и прислоняется своим лбом ко лбу Владимира, будто приветствуя. — Любовь моя. — Не уходи… — Я же только приехал. — Не уходи от меня. У Всеволода горло сжимается, и дыхание перехватывает. На глаза слёзы наворачиваются. Они с Владимиром будто бы думают об одном и том же. — Вот это видишь, — он берёт Владимира за руку и целует осторожно обручальное кольцо. — Это моё обещание быть с тобой и в горе, и в радости. — Я люблю тебя. — Я тоже очень тебя люблю… Всеволод лежит с Владимиром в обнимку, пока последний не засыпает, измученный своими тревогами. Они должны с этим справиться. Теперь у них нет выбора, потому что восемь месяцев назад Всеволод сделал выбор за них. Он поднимается тихо с кровати и выскальзывает из спальни, чтобы найти детскую. Ему не нужна помощь — он нутром чует, что в этом доме комната малыша должна находиться как можно дальше от Владимира. Не сказать, что Всеволод рад этому факту. На входе его встречает встревоженная нянечка, ни слова не понимающая по-русски. Приходится ждать тёщу, чтобы его пропустили к сыну. Кажется, всё-таки пора начать учить греческий, иначе жизнь его станет весьма непростой. — Ну как он? — спрашивается Татьяна Алексеевна, а Всеволод шикает на неё. Не сейчас. Не тогда, когда он осторожно достаёт малютку с люльки. Какой же он красивый и вкусный. Всеволод влюблён с первого взгляда, как это было с супругом. Он жизнь отдаст за этого маленького человечка. Может, он и виноват в том, что случилось с Владимиром, но теперь он не жалеет и никогда не пожалеет. Всё это стоит этих маленьких пальчиков, голубеньких больших глаз и громко бьющегося сердца. Всеволод прижимает к себе сына и просто ходит по комнате взад и вперёд, знакомясь с ним. Ну как можно не любить такого красавца? Он же прекрасен! Пусть у самого Всеволода детство было ни к чёрту, но вот его сынишка достоин только самого лучшего. — Сейчас подлечим твоего папку, и всё у нас будет хорошо, — улыбается Всеволод, на что сын только вздыхает во сне. Младенцы много спят — Всеволод пролистал пару книжек по воспитанию. Он никогда не станет таким, как батя, — пьющим и бьющим своих жену и детей уродом. — Так что с моим сыном? — отрывает его вновь Татьяна Алексеевна от общения. — Вова просто вымотался. Я не хочу говорить про психушку, но, может быть, у вас есть врач, который будет приезжать к нему? У вас, богатых, всегда есть такие приблуды. Или заплатите кому-нибудь, чтобы этот врач здесь появился. — Это мы могли и без тебя придумать, — Татьяне Алексеевне, конечно же, не нравится решение Всеволода, как и он сам. Может, и внука своего она видеть не хочет, но с этим ничего уже не поделать. — Я думала, ты сможешь его расшевелить. Мы даже не можем закрыть вопрос документов на ребёнка, потому что его псих берёт, когда он видит графу «мать». — Так зачем вы ему это показываете? — Всеволод злится. — Почему просто не сказали мне? Куда идти с этими документами? Просто запишите в этой графе меня. — Записали бы, если бы ты был матерью, но ты не мать. Сами создали нам проблемы, а теперь учитывай вашу тонкую душевную организацию! — она не со зла, она просто устала, и, как и Всеволод, ничего не понимает в голове Владимира. Или не принимает. — Для государства не имеет значения, кто мать. Главное, чтобы она была. Я возьму это на себя, потому что Мишу нужно зарегистрировать. Мы не можем ждать, когда Вова придёт в себя. — Как ты его назвал? — Миша, — Всеволод улыбается и кладёт сына обратно в люльку. — Вове нравится это имя, поэтому мы решили, что он будет Михаилом. — Тогда почему он нам об этом не сказал? — Потому что он не выходит из комнаты две недели. Вы поможете мне заполнить документы? Я ничего не понимаю по-гречески, — Всеволод кивает сам себе. Он не сильно хочет объясняться перед этой женщиной и её мужем, хотя они действительно ему помогают. — В Россию я сам доложу. Или мне понадобится помощь Евгения Анатольевича с тем, чтобы и Вову как-то записать. Татьяна Алексеевна тяжело глядит на него. Ей совершенно не нравится происходящее. Конечно, она считает, что с появлением Всеволода в жизни Владимира они только и делают, что тратят деньги или просят кого-нибудь об услуге. Всеволод никогда не будет в её глазах достойным Владимира. Но это не имеет значения, пока Всеволода любит сам Вова. С родителями или без, Всеволод со всем разберётся, пока его супруг восстанавливается. Татьяна Алексеевна хмыкает обиженно, но идёт собираться. Дела должны быть сделаны. Владимир выбирается из своего укрытия впервые за две недели ближе к вечеру, Всеволод как раз задремал в шезлонге у бассейна с младенцем на груди. Щелкает затвор фотоаппарата, и Всеволод резко просыпается — это Владимир делает фото. — Первая фотография папы с сыном, — улыбается он напряжённо и садится на край шезлонга. — Хочешь тебя сфотографирую? — Нет, — Владимир отшатывается, но берёт себя в руки. — Я не в форме… — Хорошо. Я так устал сегодня. Весь день катался с твоей мамой по посольствам, — Всеволод широко зевает. — Зато смотри какой! — он указывает на сына и светится. — Михаил Медведев-Романов! — Документы? — Ага. Надо же было ребёнку имя дать. — Извини, — Владимир ведёт плечами. — Я ничего не сделал… — Нас же двое. Ты не сделал, я сделал. Но лучше в следую… — Всеволод осекается. Не будет следующего раза. Владимир этот-то едва пережил. — Хочешь подержать? — Нет. — Вова, ты не будешь поганым отцом. Потом можешь даже сбежать порыдать, но сейчас, будь добр, собери яйца в кулак и проведи время с ребёнком. — Не могу, — Владимир подскакивает с шезлонга. — Володя, не проси… — Я и не прошу. Быстро взял Мишу! — он протягивает укутанного малыша Владимиру. — Ты отец или кто? — Я не могу! — но всё же Владимир забирает ребёнка себе. Замирает и пялится на него, будто тот — оружие массового поражения. — Классный он у нас получился, правда же? — Ну… наверное, — с сомнением тянет Владимир. — Он такой маленький. Сверкает вспышка, и Владимир резко вскидывается в панике. Всеволод откладывает фотоаппарат с усмешкой: — Первое фото сына и отца. — Володя! — Что, любовь моя? — Ничего. Мишу забери. — Неа, твоя очередь нянчиться. Я с ним уже долго сидел. Передаю эстафету, — Всеволод закрывает глаза и притворяется спящим. Вряд ли Владимир утопит малыша в бассейне. Супругу, кажется, стало чуть лучше. Он садится рядом со Всеволодом, а потом и вовсе укладывается рядом, удерживая Мишу на груди. Так они и лежат, прижавшись друг к другу на шезлонге, с кучей своих нерешённых проблем. У Владимира впереди психотерапия, у Всеволода - декретный отпуск, учитывая состояние его партнёра. Но выбора уже нет. Они справятся.