Соль

— Минни, — взволнованный голос за дверью, — открой… — и зачем они замок на дверь в спальню поставили. Никогда им не пользовались, а сейчас он и вовсе мешает. — пожалуйста. Давай поговорим. Я знаю, тебе сейчас очень тяжело… Но я не смогу помочь, стоя за дверью. Сынмин чувствительный и какими бы резкими порой не были его слова, он очень нежный. Даже если прячется за маской, за дверью и где-либо ещё ему нужен кто-то обнимательный рядом. — Сынмин, — Хенджин снова дёргает за ручку, каким бы бесполезным не был этот жест. — я с тобой. Он руками в дверь упирается и лбом прикладывается. Прохладно. И теперь чётко ощущается, как пульс в висках отбивает что-то из тяжёлого рока. Но его Сынмину сейчас сложнее. Его Сынмин завтра будет умирать от головной боли. И Хенджин обязательно нальет стакан воды и принесёт обезболивающее, когда Минни дверь откроет. Когда успокоится, уснёт на его плече, как раньше, как в школе. Хенджин спиной к двери садится и слышит тихий всхлип. Сердце от боли сжимается. От беспомощности. Сынмина так хочется обнять. Взять за руку и просто быть рядом. — Сынмин, это правда, — воздух в лёгкие набирает побольше и язык не прикусить старается, ведь эти слова будут бить под дых, как мастера спорта по ММА. — твоя мечта уже не сбудется, ты и сам это понимаешь. И это правда нужно пережить. — Хенджин зарывается пальцами в волосы и выдыхает шумно, слова подбирает. Сынмин сильный, хорошо держится, но истерики и срывы. Они порой выматывают сильнее, чем что-либо ещё. Хенджин всегда рядом всегда поддержит, но в такие моменты сам едва держится. Его тоже накрыть может. Он тоже не из алмаза сделан. Он пальцами под дверью шарит, надеясь, что найдёт, коснётся сынминовых. Ему тоже нужен этот контакт. — Это нужно отпустить, выплакать и принять. Я хочу быть рядом с тобой, когда грустно, больно и тяжело. Я хочу видеть, как ты встаёшь, как снова начинаешь играть, как это делает тебя сильнее, как ты улыбаешься. Потому что когда ты играешь улыбка твоя яркая. Невероятная просто, — выдох и он снова в лёгкие воздух набирает. Столько всего ещё нужно сказать. — И пусть это эгоистично, но я хочу, чтобы ты снова начал улыбаться. Хотя бы просто улыбаться без боли и задавленных слез, — вести его на бейсбольный матч было ошибкой. Он ещё не оправился и сейчас Хенджин понимает, что натворил, видит последствия. Хенджин ладонью лицо закрывает и выдыхает уставше. С момента травмы прошло уже два года. Два года Сынмин пытался справиться, жить обычно, как все, у кого не было цели, желаний. Кто ни на что не рассчитывал. Но разве он смог бы? Ведь у него была мечта и всё шансы в большом бейсболе. Но авария за день до важных соревнований. Она его сломала. Он даже слышать про бейсбол не хотел. Порывался выбросить все кубки, грамоты. Даже мяч с автографом капитана любимой команды. Но Хенджин. Он втихаря рылся в мусорке. Нашёл всё-всё, а потом отмывал от грязи. Сначала вещи, потом сам. Одежду отстирать не удалось, но это не было важно. Когда Сынмину станет легче, он не будет жалеть о проебанных трофеях. Сынмин ставил на спорт. Родители позволяли, пока он хорошо учился. И он батрачил. Уроки. Тренировки. Уроки. Тренировки. Уроки. Тренировки. И Хенджин. Да, Хенджин знал, что не на первом месте. Знал, что будет трудно. Знал, что времени у них только в промежутках между уроками, тренировками и по дороге до дома. Да, Хенджин вкладывал в отношения за двоих. Вкладывал, когда провожал Сынмина домой. На переменах вкладывал, когда брал за руку, на уроках, когда плечо под сонную голову Сынмина подставлял. Когда домой провожал тоже. И нет, Сынмин тоже вкладывал. Он всегда-всегда находил время на смс и звонок Хенджину. Приносил ему конспекты, когда тот болел, объяснял темы, которые заходили плохо. И даже соврал родителям про репетиторство, чтобы проводить хоть немного больше времени вместе. Они давно уже живут отдельно. Хенджин подался в модельный бизнес и его мечта сбылась. А Сынмин в коленки плачет. И душит себя. Ведь ему сложно искренне радоваться за Хенджина. Да и в принципе радоваться. И за это душит себя словами «ничтожество», «ты тянешь его вниз», «ни на что не годишься», «ты его не заслуживаешь». И это правда из-за внутренней боли Сынмина Хенджин отказался от двух проектов, которые помогли бы ему взлететь так высоко в модельном бизнесе, как те соревнования, на которые Сынмин не попал. Он должен извиниться за это. Он должен отпустить, чтобы хотя бы Хенджин был счастлив, но как же это чертовски больно. Глаза уже щиплет от слез и тишина эта гнетущая. А главное рядом пусто. Сынмин сидит в комнате один, шторы открыты и на улице уже темно. В комнате тоже. Он слышит вздох по ту сторону двери, стирает слезы и пальцами под дверь лезет. Находит хенджиновы, касается, и испуганно отстраниться пытается, но Хенджин меж своих зажимает. И, кажется, усмешка появляется на его лице. Сынмин это чувствует. — Сынмин, я буду рядом с тобой, даже если это означает сидеть с тобой вот так по разные стороны двери и едва касаться тебя пальцами под ней. — Я буду рядом с тобой пока тебя ломает болью. Буду твоим костылём, если нужно… — улыбку давит, серьёзным быть пытается. Сделаю всё, чтобы уменьшить её хоть немного. Но если ты откроешь дверь, я смогу дать больше, — двигает пальцами, пытаясь сынминовы погладить, но они исчезают. И, кажется, дверь сейчас откроется. Хенджин слышит возню с замком, поэтому пальцы убирает и встаёт с пола. Налетает с объятиями на Сынмина, лицо в ладони берёт и лёгкими поцелуями осыпает. Губы солью щиплет, но он продолжает целовать. Он заберёт себе столько боли, сколько сможет, и отдаст всё своё тепло, чтобы Сынмин снова смог взять себя в руки и двигаться дальше. Но Сынмин отстраняется, в глаза смотрит своими заплаканными опухшими. Носом шмыгает и за кофту Хенджина цепляется. — Прости, Хен, прости я сорвал тебе важные проекты, — слезы снова на глаза, слезы снова по щекам. И это жрущее чувство внутри. Хенджин смотрит на своё щеночное чудо и к губам своими тянется. Накрывает их мягко и поцелуй углубляет. Кусает сильно до металлического привкуса и отстраняется. Это всё ещё самый действенный способ привести Сынмина в чувства. — Минни, — голос строгий. Он ждёт, когда Сынмин снова ему в глаза посмотрит. — да, я отказался от проекта, и да, потом пробиться будет сложнее, но я справлюсь. — прижимает Сынмина к себе и в макушку целует. — а сейчас самый важный проект в моей жизни — ты. — и снова губы целует, зализывая рану.