Осень в Халлоунесте

Во время дождя Город Слёз действительно оправдывает своё название. Капли неритмично стучат по подоконнику, сползают по стеклу сверху вниз и исчезают, уступая место новым мокрым дорожкам, сквозь которые отражается точками и ломанными линиями свет уличных фонарей. Уютная колыбельная осенних дождей всегда странным образом убаюкивает и дарит ощущение тепла и уюта... Когда сидишь по ту сторону окна, разумеется. Лурьен опять засыпает за рабочим столом, уронив голову на кучу бумажных отчётов, писем и заметок. В комнате темно. Недопитый кофе, так и не подаривший обещанную бодрость, неспешно остывает на тумбочке (на столе для него попросту не осталось места). Тикают часы - строгий метроном для своевольного дождя. Композиция полного умиротворения. Дверь открывается с негромким скрипом, но Лурьен не просыпается. Даже не вздрагивает и не бормочет ничего во сне, как это бывает обычно. Мономона заходит в комнату и со вздохом накидывает на плечи Лурьена плед. Лурьен не просыпается и от этого. Но стоит Мономоне потянуться к кружке с недопитым кофе, как он тут же поднимает голову. - Не трогай мой кофе, - хриплым сонным голосом. Плед скатывается с плеч. Лурьен трёт глаза и старательно подавляет зевоту. Это выглядит так умилительно по-детски, что Мономона не может сдержать улыбку. Однако снова становится озабоченно-серьёзной, когда Лурьен на неё оборачивается - по-прежнему сонный и растрёпанный. - Тебе пора прекращать взваливать на себя слишком много, - Мономона мягко качает головой. Точно снисходительная матушка, наставляющая своё дитя на путь истинный. Лурьен только отмахивается. Мономоне ли его учить? Она и сама постоянно с головой уходит в работу, разве что не засыпает на рабочем месте, а вместо крепкого кофе - ромашковый чай (не бодрит, зато успокаивает). И однако Мономона на самом деле заботится о нём. Лурьен знает, что она искренне переживает и за него, и чуть ли за всех существ в Халлоунесте, и каждому старается помочь... Кроме самой себя. Себя Мономона особо не жалеет и в том же мягко упрекает Лурьена, как будто не замечая, что сама делает точно так же. - Не так уж это и много, - замечает Лурьен. Даже не возражение - только констатация факта. - Я справляюсь. Мономона выразительно "ну-да-конечно" на него смотрит, когда Лурьен подавляет очередной зевок. Лурьен сконфуженно хмурится, тянется к своей кружке кофе, но, сделав глоток, тут же морщится. Остывший кофе отвратителен на вкус. - И всё же я надеюсь, что когда-нибудь ты будешь засыпать в кровати, а не за столом, - произносит Мономона с едва заметной ноткой иронии в голосе. - Может быть, - Лурьен пожимает плечами. - Надеюсь, ты не будешь укладывать меня в постель силой. Мономона не сдерживается и тихо фыркает. - Как будто ты позволишь, - закатывает глаза. Лурьен улыбается. Не позволит, конечно... С другой стороны, на это было бы интересно посмотреть. Он встаёт из-за стола, крутит головой, разминая затёкшую шею, и с кружкой в руках плетётся на кухню. Мономона идёт следом и щёлкает чайником, пока Лурьен выливает уже испорченный кофе в раковину и достаёт из кухонного шкафчика упаковку ромашкового чая. Мономона заходит к Лурьену слишком уж часто. Неудивительно, что в его доме так много вещей, то и дело напоминающих об этом. По кухне расплывается невесомый запах ромашки. Дождь аритмично стучит в окно, Мономона негромко рассказывает что-то про Квиррела, и от всего этого Лурьена снова начинает клонить в сон. Говорить совсем не хочется. Только слушать симфонию уюта и абсолютного спокойствия. - Может всё-таки ляжешь спать? - конечно, Мономона это замечает (как и всегда). Нотки иронии в голосе уже нет - теперь только ненавязчивая забота. Лурьен вздыхает. И, так и не допив свой чай, позволяет Мономоне увести себя в спальню. Шорох одеяла. Аритмичный перестук капель по стеклу под тихий, но чёткий метроном настенных часов. Куча недоделанной бумажной работы и остывающий ромашковый чай на кухонном столе, о которых Лурьен моментально забывает, стоит Мономоне настойчиво-мягко уложить его голову на подушку. И глаза закрываются сами собой. Лурьен засыпает под призрачный шум дождя за окном, едва касаясь пальцами нежных рук Мономоны.