История о том, как Шэнь Вэй и Е Цзунь обрели своё счастье

Утро началось рано. Повара, перекрикиваясь, чистили овощи и месили тесто, слуги на собрании получали задания от управляющего, в мастерских наставники проверяли верстаки. Павильон жил своей жизнью. Только, впервые за много лет, Е Цзуня не было на тренировочной площадке. Е Цзунь провёл немало времени в этом мире, сперва для него всё было новым и непривычным, потом он немного освоился. Конечно, здорово помогал Чжэнь Янь своей детской открытостью и непосредственностью. Здесь Е Цзунь снова вспомнил, что такое любовь и забота, он сам стал старшим братом, нёс ответственность за благополучие шиди. И вот спустя столько лет он снова чувствовал себя неуверенно. При виде Цянцяо кровь приливала к щекам и другим местам, так что он благодарил свободную одежду, помогающую скрыть реакцию, сердце начинало биться быстрее, в груди разливалось тепло. Он боялся сказать какую-нибудь глупость, сделать что-то не так, отпугнуть красавицу. Сколько раз он ловил на себе восхищённые взгляды девушек из школы, но ни одна из них не приходила к нему во снах, после которых не хотелось просыпаться. Чжэнь Янь с бестактностью, свойственной юности, всё время спрашивал его про девушек, настаивал, что давно пора жениться, но Е Цзунь не задумывался об этом. Сперва ему нечего было дать будущей супруге, потом он хотел совершенствоваться в мастерстве. Раз он не станет лучшим в боевых искусствах, то будет лучшим мастером механизмов. А теперь мечтал только снова увидеть прекрасную Цянцяо. Проснуться после восхода солнца? Такое не случалось с Е Цзунем давно. Потребовав завтрак в свои покои, он привел себя в порядок, поел, не чувствуя вкуса, мучительно размышляя, уместно ли будет написать девушке письмо сегодня? Не сочтет ли она его назойливым? Какую бумагу выбрать? Кисти? Чернила? Что приложить к письму? За всё время сын ни разу не пропустил утренней тренировки, Лун Цюэ начал волноваться за него. Здравый смысл подсказывал, что мучительный выбор одежды для прогулки и мечтательный вид вернувшихся детей — звенья одной цепи, но проверить стоило. Чжэнь Янь всё ещё спал, а Е Цзунь перебирал кисти для каллиграфии. На столе лежали дорогая бумага из бамбука и рулон рисовой бумаги, чернильный камень, несколько флакончиков с аромамаслами, которые сын собирался добавить к чернилам. — Цзунь-эр, — позвал Лун Цюэ, — тебе помочь? Е Цзунь вздрогнул от неожиданности, как будто его застали за чем-то неприличным. — Нет... да... Я не знаю! — выпалил он. — Что именно ты не знаешь? Поделись со своим отцом, и, возможно, мы найдём ответ на твой вопрос. — Я не могу даже выбрать бумагу, не знаю, уместно ли написать сегодня, и я не очень хорош в каллиграфии, вдруг ей не понравится? А если... — он замолчал, осознавая всю нелепость своего поведения. — А если всё зря?! "Ей?" — отметил про себя Лун Цюэ. — Лучше сделать и пожалеть, чем не сделать и мучиться от своей нерешительности. Ты хочешь написать приветственное письмо? Пригласительное? Поздравительное? Личное? — А какая разница? — Е Цзуню раньше не приходилось писать письма. — Нет, точно не поздравительное, с чем поздравлять? — Во всех этих видах писем есть разница. Пригласительное пишется на плотной бумаге, чтобы можно было быть уверенным в его сохранности, поздравительное — в зависимости от события, с которым поздравляют, личное почти всегда пишется на тонкой, но прочной бумаге или шёлковом свитке. Что именно ты хочешь написать барышне? — Это всё так глупо, — Е Цзунь покачал головой. — Что написать? Что мы виделись всего пару раз, но я хочу преклонить с ней колени? Но мы толком не знакомы! — Напиши правду, — Лун Цюэ обнял сына за плечи, даря поддержку. — Что думаешь о ней, хочешь увидеть, надеешься на новую встречу, что с момента, как её увидел, весь остальной мир перестал для тебя существовать. — Я всё время думаю о ней, но вдруг она уже просватанная невеста? Нам было так интересно вместе, мы даже не заметили, что Чжэнь Янь и Цзышу куда-то слиняли… — Ты думаешь, что просватанная девушка пошла бы на праздник со свободным мужчиной? Цинь Хуайчжан, конечно, очень лояльный и понимающий наставник, но не настолько. — Да, об этом я не подумал. Значит... Это правда, я всё время думаю о ней, но звучит так банально! — Как правда может быть банальной? Ты сегодня даже на тренировку не вышел, чего с тобой не случалось никогда! А с таким учителем как Е Байи — это показатель. — Я лучше владею мечом, хотя никогда не стану мастером, чем кистью! — Е Цзунь запаниковал. — Тише, тише, — отец помог справиться с паникой, которая грозила захлестнуть его сына. — Вдох и выдох, вдох и выдох, дыши в одном ритме со мной. Вот, а теперь давай сядем, — он помог Е Цзуню сесть. — Для письма девушке я бы выбрал бамбуковую бумагу и среднюю кисть, её мазки мягкие и нежные. Давай добавим пару капель ароматного османтусового масла в чернила и тщательно смешаем. Вот, принюхайся, когда чернила высохнут на бумаге, аромат раскроется более полно. Начни писать с приветствия: “Добрый день, барышня…” — начал он диктовать. Е Цзунь зажмурился, к глазам подступали непрошенные слёзы. Закончив писать, он обнял Лун Цюэ. — Спасибо, отец. Он дописал письмо, приложив к нему небольшую коробочку пирожных и свежий цветок. Пока он не попросил разрешения на ухаживания, более ценные подарки не допускались, как разъяснил ему Лун Цюэ. Отправив послание с самым быстрым курьером, Е Цзунь принялся рассеяно перебирать механизмы у себя в мастерской, пытаясь собраться с мыслями. *** Цянцяо росла в школе, и многие её шиди, включая Цзышу, росли вместе с ней. Она любила их, но в вопросах личного характера всё-таки привыкла принимать решения самостоятельно. Поведение Цзышу было совершенно недопустимым, и если вечером по прибытии домой Цянцяо оставила его в покое, то на следующий день, убедившись, что пациент жив и обладает отменным аппетитом (завтрак, который ему отнесли младшие ученики, съел подчистую), отправилась в лекарский покой. При виде решительной Цянцяо Цзышу стал лихорадочно обдумывать план бегства. Нога болела, прошлое использование цингуна привело его сюда, оставалась надежда, что шицзе помнит, что её шиди не совсем здоров. Он даже прикрыл глаза, притворяясь спящим. — И ты ещё называешь себя лучшим учеником? Даже притвориться спящим толком не можешь! — ехидно прокомментировала Цянцяо. — Открывай глаза сам, или я сделаю что-то, отчего они у тебя мигом распахнутся! — Ты уже сделала, — буркнул Цзышу. — Что тебя привело в лекарский покой? — Я вчера обещала с тобой поговорить и всегда держу слово! Что это было? Ты назвал приёмного сына и наследника мастера Луна проходимцем! Затеял драку с учеником учителя нашего шифу, вёл себя так, словно я просватана в жены принцу, а ты — моя личная охрана! — Я погорячился, — признался Цзышу. — Но ты совершенно не знаешь этого Е Цзуня, как он может быть приёмным сыном мастера Луна, если выглядит как ровесник нашего шифу?! И то, что в таком возрасте он до сих пор не женат — это подозрительно! А я должен охранять и защищать тебя! — Кому ты должен? Я старшая ученица и прекрасно могу позаботиться о себе сама. Почему Е Цзунь не женат и как он стал приёмным сыном мастера Луна — внутреннее дело их семьи. И он не обязан отчитываться перед незнакомым ему юнцом! Твоё поведение просто возмутительно! Мы представляем нашу школу; глядя на нас, люди делают выводы. Кто захочет отдать ребёнка в обучение туда, где шисюн подвергает чужие слова сомнению и первым лезет в драку? — Ты — девушка, и долг мужчины защищать тебя. Я мужчина и старший ученик школы! А этот Е Цзунь использует нечестные методы — подсылает своего шиди, чтобы отвлечь меня. Разве человек с благими намерениями стал бы так действовать?! Цянцяо, собирающаяся сначала пожалеть Цзышу, закусила удила и в течение палочки благовоний высказывала ему всё, что она думает о его чрезмерной опеке, поведении, исчезновении с праздника, которое привело к его травме, и многом другом. — Мне понравился господин Е Цзунь, а если бы не помощь его шиди, ты бы всё ещё валялся где-то с пробитой ногой и наверняка с воспалением, а то и с заражением крови! Поэтому делай что хочешь, но пригласи их в школу. Заплатить чёрной неблагодарностью за их помощь — бесчестье! А я посоветуюсь с госпожой Цинь, как мы можем их отблагодарить. — Зачем приглашать? По-твоему, вчера я недостаточно унизился? Через пару дней всё само пройдёт. Тебе понравился Е Цзунь — ты и приглашай. Уверен, он примчится на крыльях любви по одному твоему зову! — Теперь ты меня хочешь выставить девушкой, не следующей правилам поведения? Мы слишком мало знакомы, чтобы я ему писала. А ты — мужчина, можешь написать письмо лекарю, который спас тебя. А не напишешь сам, я обеспечу тебе причину для их приглашения, обещаю! — Е Цзунь должен знать, что его ждёт вместо скромной добродетельной ученицы поместья! — возмутился Цзышу. — Почему со мной ты не следуешь правилам поведения порядочной девушки?! — Потому что с тобой я росла и никогда не рассматривала тебя как кандидата в мужья! Ты — мой шиди и брат, с тобой я могу быть собой. — С мужем тоже нужно быть собой, долго притворяться не получится. Он должен любить настоящую тебя, а не образ, который ты ему показываешь! А то подумает, что его обманули, и вернёт тебя в поместье! — Пиши письмо, поборник честности, — фыркнула Цянцяо. — Всё необходимое для написания я пришлю. А какой мне быть с мужем и кто им станет, я решу сама. — Раскомандовалась, — буркнул Цзышу, но послушно взялся за кисть. В письме он поблагодарил Чжэнь Яня за оказанную помощь и попросил навестить его, когда будет время, ведь без дозволения лекаря ему не разрешают вставать с постели. Он немного лукавил, стоило опустить ногу вниз, накатывала такая боль, что приходилось стискивать зубы, но, может, Чжэнь Янь сделает что-то, чтобы ему стало лучше? *** Письмо из Усадьбы Четырёх Сезонов на имя Чжэнь Яня пришло в обед, но слуги, помня о наказе не будить молодого господина, оставили его на столе, не смея стучаться в спальню. Чжэнь Янь проснулся ближе к вечеру. Он жутко проголодался, быстро переоделся и побежал в сторону кухни, позабыв, что может приказать и ему всё принесут. Чжэнь Янь иногда скучал по возможности тайком влезть на кухню. Лун Цюэ разрешал ему всё, и это лишало очарования мелкие шалости. Ну какой смысл тащить тайком, если всё можно взять и так? Чжэнь Янь вооружился баоцзы и пошёл искать Е Цзуня. Хотел посоветоваться, нужно ли придумать повод или посещение пациента — уже достаточно веская причина наведаться в поместье Четырёх Сезонов? Встреченный по дороге к покоям брата слуга, присматривающий за его комнатами, поинтересовался, прочёл ли молодой господин письмо? Возвращаясь бегом в свои комнаты, Чжэнь Янь, наверное, побил рекорд скорости, сбив с ног пару служанок, несущих куда-то отрезы ткани и принадлежности для шитья. Тубус с письмом лежал на столе, почти незаметный среди книг и бумаг. Чжэнь Янь торопливо распечатал его, пробежал глазами и издал громкий восторженный вопль. — Е Цзунь! — он вспомнил, что надо постучать перед тем, как врываться в помещение, но ответа не дождался. Размахивая письмом, Чжэнь Янь тараторил: — А-Сюй просит меня приехать осмотреть его ногу! А-Сюй хочет видеть меня! Собиравший самострел Е Цзунь чудом успел отдёрнуть руку. — Янь-ди! Сколько раз повторять: в мастерскую нельзя врываться! — оружие, которое он отвёл, выстрелило, попади стрела в Чжэнь Яня, его не спас бы и Божественная Длань. — Прости, — Чжэнь Янь нисколько не раскаивался. — Собирайся, нас ждут в Школе Четырёх Сезонов, увидишь свою ненаглядную. Я скажу, что мне было скучно ехать одному и не на кого оставить брата. — Ты в окно смотрел? Закат почти отгорел, время ужина. Ты собираешься приехать в чужой дом ночью? — охладил его пыл Е Цзунь. — Мало было проверить мой самострел, хочешь узнать, насколько дальнобойны механизмы, которые мастер Лун делал для школы? — Ну почему ты меня не разбудил раньше?! — канючил Чжэнь Янь. — Если бы я знал, что ему плохо, я бы не дрых целый день, как слюнявый младенец! — Я не имею привычки читать чужие письма. О том, что тебе пришло письмо, мне никто не доложил. И это не я выложился почти в ноль, таская на закорках парня старше себя, вместо того, чтобы позвать помощь, а потом ещё и проводя операцию. Тебе нужен был отдых, а я обещал твоим родителям присматривать за тобой. — Я не мог его бросить одного, ему же было больно и наверняка страшно. Мне бы точно стало страшно, а где искать вас я понятия не имел! — Ты мог нанять любого! У тебя полно серебра, а в праздник или нет, в городе всегда найдутся желающие заработать. — Да в таком виде от меня бы сбежал любой попрошайка, решил бы, что я хочу его убить! И я никому не мог доверить А-Сюя! И вот что мне делать ночью? Мечтать об А-Сюе? Ты не должен был позволять мне спать весь день! — Что делать ночью? Тренироваться, читать, составлять лекарства, медитировать, извиниться перед служанками, — Е Цзунь строго посмотрел на Чжэнь Яня. — Одна из них разбила руки в кровь, а она швея, другую обещали выпороть за испачканный и порванный шёлк. — Что? Дядя Лун не мог так поступить, он бы обязательно разобрался в ситуации, это я виноват, что платье испорчено! Ну Е Цзунь! Почему после такого прекрасного дня обязательно случается что-то плохое?! — У отца есть управляющие и старшие слуги, он не может вникать во все дела. Это называется делегированием полномочий. Ты сшиб девушек с ног, когда нёсся к себе? Я слышал разговор слуг. Ты ведь лекарь, вот и позаботься о мази, чтобы швея могла взять в руки иглу как можно скорее, и расскажи старшей служанке, что шёлк испачкался по твоей вине. — Мне сказали, что пришло письмо, я просто не заметил ту девушку и уже извинился перед ней! Конечно я приготовлю заживляющую мазь, а ты — молодой господин поместья, ты должен остановить несправедливое наказание! — Расскажешь старшей служанке Сун, что это ты сбил девушку с шёлком, и она не будет никого наказывать. Если тебя приглашают как лекаря, стоит подумать над внешним видом и, может, сварить мазь для пациента? Пробитая нога — это больно. — Я сейчас вернусь, — Чжэнь Янь бегом умчался к старшей служанке, вернулся через десять минут. — Знаешь, — он удобно устроился, положив голову Е Цзуню на плечо, — мне ужасно жаль А-Сюя, это правда больно, а он терпел, и я ещё не сразу нашёл его! Но я рад, что ему потребовалась моя помощь. Помощь лекаря, — поправился он. — Если бы А-Сюй был здоров, у меня не было бы повода встретиться с ним снова. Ты собираешься начать ухаживания за Цянцяо-цзе? — Я должен сначала спросить разрешения у её мастера, а затем и у родни. Хочу сделать все правильно, — Е Цзунь мечтательно улыбнулся. — Это хорошо. Тогда её наверняка будет сопровождать А-Сюй, а я буду сопровождать тебя и отвлекать А-Сюя. — Ты хитрый, как лис, твои родители точно из Долины Целителей? — Конечно, и доказательство этому — мои виртуозные навыки целительства, — Чжэнь Янь гордо вскинул подбородок. — А вот хитрость, которую я зову находчивостью, — это всё от воспитания наставника! — Да, от скромности ты точно не умрёшь, — рассмеялся Е Цзунь. — Я пока вообще не собираюсь умирать, — Чжэнь Янь показал Е Цзуню язык. — Всё, поздно уже, иди отдыхать. Это ты продрых целый день, так что можешь медитировать над письмом своего А-Сюя, а можешь сделать что-нибудь полезное, мазь для служанки, например, а я устал, — Е Цзунь сладко зевнул. *** Последние несколько лет его не мучили кошмары, кровать больше не вызывала первобытного ужаса, а сам Е Цзунь старался не вспоминать о своих ужасных видениях. Может быть, помогала медитация перед сном, может, травы Чжэнь Яня. Что пошло не так, он не мог и сам сказать. Е Цзуню снились родители Чжэнь Яня, из спины Гу Мяомяо торчал трезубец, а люди в жутких костюмах смеялись, глядя, как маленький Чжэнь Янь бросается с кулаками на их предводителя. Таким он был, когда они познакомились, почему вдруг пришёл сон? Он видел, как малыш рос в жутком месте под названием Долина Призраков, со временем там появилась Гу Сян — немного другая, куда менее избалованная — в Долине Призраков никто не будет слушать капризы, — но такая же очаровательная. Чжэнь Янь сменил имя на Вэнь Кэсин, жестоко убил хозяина Долины и занял его место. Е Цзунь понимал, что это сон, но никак не мог проснуться. Как мальчишка с ямочками на щеках мог превратиться в сумасшедшего Вэня? Он проснулся от собственного крика, за окном едва забрезжил рассвет. Не разбирая дороги, Е Цзунь бросился в спальню к Чжэнь Яню. Тот сосредоточенно растирал травы. Е Цзунь обнял его, отмечая про себя, что во сне он был немногим старше, когда стал Владыкой. — Цзунь-гэ? — Чжэнь Янь вздрогнул, когда тот обнял его так крепко, что заныли кости. — Что случилось? Ты опять видел сон? — Это был просто сон. Но я так рад, что... Что с тобой всё хорошо, — Е Цзунь потряс головой, отгоняя остатки кошмара. Он не хотел рассказывать, что именно видел. — Твои "просто" сны никогда не приходят просто так. Что ты видел? — Он заглянул в глаза названному брату, попытавшись вывернуться из крепкой хватки. — Иногда это просто сны. Просто... просто посиди спокойно пять минут! Ты никогда не станешь сумасшедшим Вэнь Кэсином. — Вэнь Кэсин? Кто это? Такое странное имя, — Чжэнь Янь снова попытался вывернуться, но неожиданно понял, что не может. Е Цзуня буквально трясло. Вздохнув, Чжэнь Янь обнял брата в ответ на столь несвойственное ему проявление нежности. — Никто. Его не существует, есть только Чжэнь-несносный-Янь. Но вот встреча с твоим А-Сюем — действительно воля судьбы. Рано или поздно вы бы нашли друг друга. Хорошо, что встретились сейчас. — Я знал, я знал, что наша встреча не случайна! — заулыбался Чжэнь Янь. — А что еще ты видел, Цзунь-гэ? — Гу Сян. Видимо, действительно только ты можешь совладать с ней. Не спрашивай, Яньянь, этого не случилось и никогда не случится, я не позволю тебе попасть в Долину призраков, ты никогда не останешься один. — Долина Призраков? — Чжэнь Янь поёжился. — Это ведь страшное место, даже шифу не упоминает о ней, а храбрее его я не знаю никого. — Очень страшное, — кивнул Е Цзунь и чуть ослабил хватку. — Знаешь, когда-то мне казалось, что я пережил худшее, что можно представить. Но я не знал о существовании Долины Призраков. — Страшное? Что это было? — осторожно спросил Чжэнь Янь, боясь спугнуть откровения. — Помнишь, я рассказывал, что у меня был брат. Когда мы были детьми, он... Нас разлучили. Я думал, что он бросил меня, но на самом деле бросили его — в буквальном смысле, просто сбросили со скалы, а меня забрали к себе. Группа мародёров. Тогда все боролись за выживание, это были трудные времена. Но наш лидер наслаждался убийствами, он мог напасть на группу стариков и детей просто потому, что они не могут отбиться. Ну и своих людей тоже не щадил. Однажды я смог занять его место. Не то чтобы я стал лучшим лидером, чем он. Я не горжусь этим, — Е Цзунь отпустил Чжэнь Яня, не смея касаться его. — Однажды я снова встретил брата и попытался его убить за то, что он бросил меня, но вместо этого попал в заточение. Потом сбежал, в конце концов оказался на горе Чанмин и меня нашёл Е Байи. Не знаю, что это было, шифу так и не понял. Сказал радоваться, что судьба дала второй шанс. Я не был хорошим человеком. Но хочу это исправить. — Ты не был плохим, гэгэ! — Чжэнь Янь почувствовал, как Е Цзунь отгородился от него, словно вдруг стена выросла. Ни мгновения не колеблясь, он сграбастал в объятия названного брата, боясь, что тот может еще больше отгородиться, и тогда к нему будет не пробиться. Обняв Е Цзуня, Чжэнь Янь торопливо заговорил: — Цзунь-гэ, ты не был плохим, ты пытался выжить, и у тебя получилось. А то, что набросился на брата, так ты же не знал всего. Шифу прав, он всегда прав. У тебя появился второй шанс, и ты им воспользовался. Ты почтительный сын, будущий глава Драконьей Бездны, тебя уважают как молодого мастера, и я тебя очень люблю. Не казни себя, гэгэ, оставь прошлое прошлому. — Спасибо, Яньянь, — Е Цзунь зажмурился, не хватало ещё разреветься, как ребёнку. От тёплых слов Чжэнь Яня словно гора свалилась с плеч. — Я рассказал только шифу, когда вдруг оказался у него. И я очень рад, что тебя не испугала правда обо мне. Я тоже тебя очень люблю. — Раз ты не спишь, и я не сплю, давай соберёмся в путь? Тебе надо выбрать наряд для встречи с прекрасной Цянцяо, а мне захватить мазь для А-Сюя, у него наверняка болит нога. — Ты не уснёшь во время лечения? — Е Цзунь немного расслабился. — Вдруг опять день с ночью перепутаешь? — он был рад сменить тему. — Как я могу уснуть рядом с А-Сюем? — возмущённо вскинулся Чжэнь Янь. — Как я мог подумать такое, — Е Цзунь хлопнул себя по лбу. — Ты можешь уснуть только рядом со мной. Собирайся, я прикажу заложить повозку, — он вспомнил об отправленном письме, но не особенно переживал — он написал то, что было на сердце, и когда-нибудь ему хватит смелости сказать это в лицо, если Цянцяо не отвергнет его ухаживания.