Еще одна проблема Северуса Снейпа

      Следующее письмо пришло утром и отличалось показательной официальностью: это была весть из суда, сообщавшая, что начинается дело по поводу клеветы. После полученной до этого записки Гермиона не спала всю ночь, руки дрожали — она сидела бледнее снега за профессорским столом и не могла оторвать глаз от словно скривившихся при виде нее высокомерных строчек. Министерская сова, обиженно зыркнувшая на нее из-за того, что Гермиона и не подумала дать ей какое-либо угощение, нахохлилась прежде, чем улетела, и показательно цапнула Гермиону за палец.       — Вы в порядке, мисс Грейнджер? — снова этот злополучный вопрос и снова от Снейпа. Гермиона поднимает на него невидящий взгляд. — Мисс Грейнджер?       Мир перед глазами кружится и темнеет, и Гермиона чувствует, как падает куда-то в пустоту. Но она не успевает провалиться в нее полностью — голова обо что-то ударяется, в нос ударяет резкий едкий запах, она слышит строгий голос Снейпа, но не различает его слов. Несколько мгновений она утопает в вязком болоте, в ушах шумит, кислород не попадает в легкие. Душно. Топко. Тошно.       Гермиона заставляет себя распахнуть тяжелые веки и сделать вздох. Это происходит механически, с усилием — ей приходится несколько минут контролировать свое дыхание, чтобы не задохнуться. Кажется, будто легкие позабыли о том, как работать, а сердце взяло отгул — оно невнятно и не в ритм булькало в груди, каждое новое сокращение болезненнее предыдущего.       — Пришли в себя? — хмуро осведомился въевшийся в подкорку голос Снейпа. Черный мутный образ выплыл откуда-то из-за угла. Гермионе потребовалось буквально несколько секунд, чтобы сконцентрироваться на нем и разглядеть самого профессора.       Палец покалывало, и она, подняв руку, обнаружила кровоточащую ранку после укуса.       — Надо бы написать жалобу на министерских сов, — пробормотала она и, воспользовавшись протянутой рукой Снейпа, с его помощью распрямилась и удобнее устроилась на софе. Она мельком осмотрела выполненный в строгих тонах кабинет профессора в его личных покоях, сменивший Большой Зал, — стены заставлены заполненными доверху книжными шкафами, какими-то склянками и приборами. Поморщилась — мир вокруг сделал новый виток, и горячая волна прилила к щекам.       — Мне стоит беспокоиться насчет вашего морально-физического состояния? — приподняв бровь, уточнил Снейп.       — Нет, профессор. Это минутная слабость.       — Исходящая из…?       — Бессонной ночи и нервов. Но я сейчас же возьму себя в руки.       — Могу я поинтересоваться, что стало причиной такой бурной реакции?       Гермиона прикусила губу, задумываясь над тем, стоит ли сразу все рассказывать устроившему допрос профессору. Если ей пришел новый иск, значит, дело обещается быть громким — ее изначально предупредили, что вновь все замять именем Избранного мальчика и его деньгами не выйдет. Да она и не решится больше просить Гарри о помощи такого рода (хотя в прошлый раз они с Роном организовывали все без ее просьб).       Сказать или не сказать?       Гермиона прикрыла на мгновение глаза.       Сказать самой или пусть мнение о ней строят из кричащих и пошлых газетных заголовков?       — Меня вызывают в суд за клевету на честное имя министерского мужа, — стараясь придать голосу безразличных интонаций, проговорила она. Гермиона опустила глаза на собственную руку и принялась крутить вокруг кисти тонкий бисерный браслет. — Мол я порочу честь древнего рода обвинениями только ради того, чтобы получить как можно большую компенсацию.       — Какого рода обвинения?       Гермиона подняла голову и выдавила из себя улыбку.       — Не смогла женить на себе, теперь хоть каким-то образом пытаюсь выжать деньги, придумывая сказки о приставаниях.       Профессор Снейп как будто не воспринял ее слова всерьез. Он как будто вообще не воспринял ее слова — ничего не ответил, ни одна мышца его лица не дрогнула, и в кабинете повисла неловкая, тягучая тишина.       — Не волнуйтесь, профессор, вас и детей это не затронет. Я посоветуюсь с адвокатом Гарри — он чертовски хорош, жаль, не работает с людьми не из родовитых семей, — и, скорей всего, придется подать ответное заявление. Я знала, что это дело не останется в прошлом и его не выйдет мирно уладить, вопрос был лишь во времени, когда все начнется вновь, — пальцы, крутящие браслет, замерли. — Я расслабилась в Хогвартсе. Эта преувеличенная реакция от неожиданности, — Гермиона неопределенно взмахнула рукой и подняла глаза на профессора Снейпа. — Не могли бы вы дать мне отгул на сегодня? Завтра я буду в порядке.       — Не вижу ничего преувеличенного, — сухо отозвался он. — Завтра не приходите. Выйдете в понедельник. Четырех дней вам будет достаточно, чтобы заняться юридическими вопросами и для начала понять, в каком вы сейчас положении?       Гермиона кивнула и вновь улыбнулась. На этот раз привычке не потребовались дополнительные усилия.       — Спасибо, профессор Снейп.       (И все же, когда в последний раз она улыбалась искренне?)

***

      В полумраке ее глаза казались драгоценными камнями.       Северус Снейп з-а-с-м-о-т-р-е-л-с-я.

***

      Гермиона переступает порог дома Гарри с привычной легкостью, не ощущая на себе действия множества защитных чар, раскиданных вокруг. Сначала их установкой занимались Блэки, позже Гарри лично набросал несколько заклинаний из их арсенала и начал подпитывать Гриммо собственной магией. Последние несколько лет они с Джинни жили здесь и в нерабочее время развлекались самым ужасным на свете занятием: ремонтом. Обновляли стены и полы, меняли мебель, разбирались в хламе, часть которого Сириус сгрузил на чердак, а другую выкинула Молли, даже не выяснив, было ли там что-то ценное.       Кикимер, местный домовик, на пару с портретом Вальбурги Блэк ругался и ворчал на всяческие изменения, что происходили в доме, но при этом выступал дипломатом, когда легко загоравшиеся Гарри или Джинни взрывались и ругались то по одному поводу, то по другому (ремонт, на удивление, создавал из самых маленьким проблем самые больше проверки для отношений). С каждой заново отделанной комнатой показательно недовольный домовик вопреки всему расцветал на глазах. С него словно сняли слой пыли, и он, помолодев, даже лишился нескольких морщинок.       Гермиона огибает свисающие со стен старые обои, разувается и отмахивается от вылетевшего из кухни ведра с краской и кисточкой. Оно булькает и возвращается обратно, принимаясь выкрашивать вымытые стены в приятный бежевый оттенок. Двое молодых волшебников там же работают с ящиками и шкафами, восстанавливая их и перекрашивая в светлые цвета. Заколов волосы волшебной палочкой, у них над душой нависает Джинни.       Заглянув на кухню, Гермиона махнула ей рукой. Волшебница тут же расплылась в теплой улыбке и, перепрыгнув сохнущие длинные полки, бросилась ей на шею. Звонко чмокнула в щеку, обдав карамельным ароматом влажных волос.       — Мистер Гибсон прибудет с минуты на минуту. Гарри сейчас в кабинете, подготавливает документы с прошлого дела. Он достал еще кучу каких-то бумажек, вчера все Министерство с ног на голову перевернул, разругался с Кингсли — ты не переживай, они снова помирились, — но все-таки добыл сводки на Яксли, в которых информация не до конца вылизана. Будешь чай? Или, может быть, кофе? У нас неподалеку открылась просто потрясающая пекарня, я обязана угостить тебя…       — Все хорошо, Джинни, — прервала ее Гермиона и сжала ее руки. — Я не голодна. Кусок в горло не лезет. А вот от кофе не откажусь.       Джинни кивнула ей и, ловко лавируя между мебелью, банками с краской и раскиданными повсюду инструментами, отправилась творить настоящую магию — в разобранной по кусочкам кухне что-то приготовить было целым испытанием. Но буквально десять минут спустя Гермиона уже сидела на диване в кабинете Гарри с горячей чашкой в руках и пережевывала тающее на языке печенье — как раз то самое, которое Джинни пыталась ей нахвалить.       Напротив устроился мистер Гибсон — тучный темноволосый человек и оливковым оттенком кожи, огромными руками и черными глазами чуть ли не на половину лица. Каждый раз, когда они с Гермионой виделись, он всегда был в костюме — казалось, тот прирос к нему, — и пах дорогими духами с вишней. У него был глубокий и низкий голос, а еще раздражавшие Гермиону принципы: набирать клиентуру только из богатых родов. Причем его не смущала чистота крови — с полукровками, как Гарри, он прекрасно срабатывался, — ему важна была фамилия.       В прошлый раз он не взялся за ее дело, хотя и дал несколько дельных советов «по старой дружбе». Знакомы они к тому моменту были всего несколько дней, но, видимо, ему просто стало ее жаль. На что рассчитывал Гарри в этот раз, Гермиона и не подозревала.       Мистер Гибсон тоже наслаждался печеньем. Гарри, расположившийся во главе кофейного стола в глубоком кресле, устроил локти на подлокотниках, сцепил руки и положил на них подбородок, о чем-то задумавшись.       Как только с печеньем и кофе было покончено, он заговорил. Протянул мистеру Гибсону адресованное Гермионе письмо за день до весточки из суда, затем — саму весточку. Достал несколько писем с угрозами, которые она получала в течение прошлого дела, потом отдал папку со всеми ее показаниями и показаниями мистера Яксли. Он не умолкал, не позволяя мистеру Гибсону вставить хоть слово. Вспоминая то дело, сетуя на то, что тогда они решили не выставлять процесс на показ (тут же он сжал руку Гермионы, показывая, что на самом деле так не считает и помнит о ее тогдашнем желании закончить все как можно скорее и тише), говорил о том, как подло обвинять Гермиону в клевете и размышлял, можно ли как-то обернуть все в их пользу, ведь за прошедшие месяцы мистер Яксли наверняка заручился поддержкой многих чистокровных волшебников. Затем, показательно вздохнув, он добавил, что сожалеет, что в прошлый раз мистер Гибсон отказался работать с ними и тем самым поставил под вопрос их дальнейшие взаимоотношения.       Мистер Гибсон то и дело открывал и закрывал рот, но Гарри настолько пронырливо и хорошо лавировал между темами в своем монологе, что тот, уважая его, как потенциального клиента, не осмеливался перебивать, продолжал слушать и покладисто рассматривал бумаги.       Гермиона знала, что его и в прошлый раз зацепило ее дело, он давно точил зуб на Яксли — в начале его карьеры уже умерший отец Корбана выставил его за дверь и высмеял, когда мистер Гибсон сам пришел к ним с предложением работать буквально за копейки. Тогда еще принципа «звучных фамилий» не существовало, но родился он сразу же после этого. Мистер Гибсон был человек, не лишенный тщеславия, и выходка Яксли его сильно оскорбила.       — …к чему я веду, — тем временем продолжал Гарри. — Я знаю, что вы работаете не со всеми, и полностью уважаю ваши принципы. Но, как вы видите, в этот раз дело будет громким. Настоящий скандал, бум! Оскорбление чести! Громкие заголовки, постоянное внимание репортеров! Все это поднимет вас в глазах общественности. Особенно, если мы победим, — сделал акцент на слове «особенно» Гарри. — Но с мисс Грейнджер вы работать не желаете. Можно, конечно, долго рассуждать о ваших «звучных фамилиях», спорить, делиться аргументами «за» и «против» такой выборки, но не за этим мы собрались. Вас найму я, мистер Гибсон. Как вам такое предложение? Вы одновременно не отступитесь от своих принципов, потому что будете работать на меня, и в то же время возьметесь за это дело.       Волшебник не отвечал, мрачно перелистывая документы. У Гермионы все внутри свело. Ей было грязно и отвратительно от того, что прошлое вновь подняли, и что чужой ей человек сейчас читал о самом отвратительном и одновременно сокровенном, что было в ее душе.       Руки дрожали.       — Вы нужны нам, мистер Гибсон, — добавляет Гарри мягко, и то ли эти слова, то ли его речь, то ли дело с Яксли или жалость к Гермионе, быть может, все вместе, но это действует — слуга закона поднимает голову и кивает.       — Я займусь этим делом. Мы разнесем Яксли в пух и прах, даю вам слово.       Он поднимается и сначала пожимает руку Гермионе, а уже после — Гарри.       — Дайте мне буквально пару дней, чтобы внимательно все изучить, — огромные глаза мистера Гибсона вновь возвращаются к Гермионе. — Вам следует немного отдохнуть вдали от людей и подготовиться к долгому процессу. Такие дела часто сопровождаются грязью и оскорблениями. Это… тяжело, — он оглядывается на Гарри, и уголок его рта вздрагивает в усмешке. — Хотя с такими друзьями вы не пропадете. Скажу вам по секрету, мистер Поттер не оставлял меня в покое все эти месяцы. Вы ужасный человек, — повернулся он к Гарри. — Но я буду рад поработать с вами.       На этой ноте они распрощались. Гарри и Джинни проводили мистера Гибсона до дверей, Гермиона же обессиленно рухнула на диван. Она отвернулась от кофейного столика и уставилась в окно. Деревья покрылись мерзлой коркой льда, которая ослепительно блестела в свете солнечных лучей.       Несколько минут спустя Гарри и Джинни поднялись обратно. За ними в кабинет влетел Рон. Он тут же сгреб Гермиону в охапку, пообещал «набить морду этому уроду после суда, чтобы следующим иском тот разбирался уже с ним» и осмотрел со всех сторон, сетуя на то, как она исхудала. Как только приветствие было закончено, они все расселись и вновь обсудили разговор с мистером Гибсоном.       — Когда тебе нужно выйти на работу? — вдруг спросила Джинни.       — В понедельник.       Джинни бросила быстрый оценивающий взгляд на часы, висевшие на стене за рабочим столом Гарри.       — У нас есть двое полных суток и еще половина. Куда бы ты сейчас хотела? В «Нору» — мы как раз думали собраться всем составом на выходные — или подальше от людей?       — Выбора никуда не ехать у меня нет? — слабо улыбнулась Гермиона.       — Конечно нет!       — Тогда в «Нору». Я безумно соскучилась по стряпне Молли и шуткам близнецов. Да и природа у вас там не хуже, чем в какой-нибудь Альпийской деревеньке. Но это не доставит неудобств?       Рон и Джинни рассмеялись.       — Маме доставляет больше неудобств, когда вы с Гарри и все ее дети находятся где-то вне дома, — отозвался Рон. — Я помогу тебе собрать вещи.       Он поднялся и протянул Гермионе руку.       — А вы заканчивайте на сегодня уже со своей кухней. В третий раз все перекрашиваете.       Гарри и Джинни переглянулись и кивнули. Перебрасываясь шуточными упреками из-за вечного ремонта, они вчетвером спустились к дверям. Рон помог Гермионе надеть теплую мантию и под локоть вывел из дома. Вдвоем они трансгрессировали в Хогвартс за вещами.       Выходные в «Норе» — вечный бардак, громкие голоса, взрывы хохота и постоянное движение. Тем более, если обитатели собираются полным составом.       Отправляясь туда, Гермиона искренне надеялась хотя бы ненадолго отключить голову. Мистер Гибсон был прав в том, что это пойдет ей на пользу.