Курсед(ка)

Оказывается, просыпаться по утрам одинаково тяжело как мужчинам, так и женщинам — это первый вывод, который Курсед сделал, когда открыл глаза однажды, выбираясь из сна. И хоть все дни он проводил в своей комнате, лёжа под одеялом, смотря бесчисленные тик-токи, видео про машины и какой-то сериал про большой куш, что-то внутри свербело до невозможного — руки чесались до неимоверного, так и хотелось подскочить к столу, открыть ютуб на любимой вкладке с бесплатными битами, и вывалить все переживания на прямую бочку и хайхеты, текстом, записанным за пару минут в заметках, который бы стал хитом его пустующего телеграмма. Да только бессмысленная лень каждый раз оказывается сильнее, чем все недомолвки в голове, хотя, в подобной праздности есть свои преимущества. Как хрупко понятие счастья — оно может настичь нас и утром, когда в свежий кофе, ещё пахнущий обжаренными зёрнами, вольётся немного сливок, густых, размывая тёмный цвет, образуя лёгкую пенку сверху любимой чашки; оно может звучать как пение птиц за окном — откроем форточку шире, пусть их сладострастные речи упадут вместо сахара в напиток, разбавят его природную горечь своим карамельным оттенком; оно может прятаться от нас в шкафу, в вороте забытой зимней куртки, в ворсинках, стоящих дыбом после стирки, в тех не глаженых джинсах и шапке на самой верхней полке; или, быть может, оно безмятежно стекает вниз горячим паром в ванне, пропахшей лавандовым мылом, с окрашенной солью водой. Где угодно, неважно когда. Но только в моменты, когда оно покидает нас, оставляя наедине с самим собой, мы, наконец, понимаем, что когда-то оно у нас было. Курсед закрывает глаза, потирая их пальцами, от чего на веках выступают чёрные пятна, точно домашние барабашки, бегающие из угла в угол. Он не скажет этого вслух, не признается более в том, как сильно давит усталость на плечи, как она сжимает рёбра, ложится на тугую спину, что не становится крепче, а наоборот, только слабеет с каждым днём. Ему тяжело — он убирает лезущие в лицо волосы, откидываясь на стул, оглядывая свою комнату по кругу, уже в который раз за эти дни, а она все не меняется, словно ждёт, когда её хозяин наконец переступит порог, скинет рюкзак на пол у тумбочки и свалится на кровать, заворачиваясь в одеяло без пододеяльника. Но минуются сутки, а он все не приходит, и не приходит — краски на стенах тускнеют, потолок более не шепчет что-то бессвязное по ночам. Он молчит. Как и все вокруг. Курсед поворачивает голову к горящему монитору, долго вглядывается в крест на вкладке, все не решаясь сделать клик. Это тяжелее, чем кажется. Намного тяжелее, чем видится на первый взгляд. Курседка — не Курсед. У Курседа были друзья, увлечения, мечты, цели, планы. У Курседа была история, были желания, предпочтения, рейтинг в доте, несколько демок в личке с Муром и пошитая партия лонгов. Это было у Курседа — этого нет, и никогда не будет у Курседки. Курседки не существует — она не выходит на улицу, не общается с людьми в дискорде, не играет в доту, не записывает песни. Курседка не играет в казино, не ведёт эфиры в телеграмме — всё, что она делает — лежит на кровати, смотря в потолок, и пьёт вино, чтобы забыться. Прямо сейчас в открытом окне флстудио была отнюдь не одна нарезанная дорожка, записанная наскоро, впопыхах, как обычно за пару минут, лишь бы занять буйный разум, унять его беспечные порывы на миг, такой короткий, но свежий, как воздух после долгожданного дождя в засушливый июль. Нет, это было не просто окно, это и был он сам. С прямым широким торсом, с острыми скулами на лице, с голосом, от которого не хотелось плакать, по крайней мере, ему самому. Это был Он, и Он смотрел на него с экрана монитора, делая эту дилемму неразрешимой. Курседу предстояло сыграть в простейшую игру с поездом, где на одном конце рельс стоит парень, слегка осунувшийся от сидения на стуле перед микрофоном, а с другой девушка, появившаяся, словно призрак на трассе, совсем неожиданно и нежданно. Нажать нужный рычаг так тяжело, особенно когда не знаешь, какой из них правильный. И ведь никто не скажет — Юник, скорее всего, посмеётся, Кусакабе вряд ли поверит, а Мапп... Маппу откровенно всё равно, кому продать следующий бит — несостоявшемуся реперу из первой строчки Гениуса или женщине, читающей абсолютно так же, как и её названный брат. Остаётся только Акума — улыбка невольно разбивает лицо, тут же угасая — ему, как выяснилось, не так важен пол его друга, если с ним все ещё можно спинить Вуду в четыре часа утра или пересматривать Хантера, пока машинка в ванне стучит по плитке, стирая мокрое полотенце. Получается, что всем в его окружении и правда глубоко плевать, имеет ли он член между ног, или уже не резиновую вагину? Курсед опускает взгляд вниз, где ткань тонкой чёрной футболки слегка натянулась из-за появившихся грудей, ударяя ладонью по столу. Всем, кроме него самого.

---

Катка не задалась с самого начала — мид на Лине, который раньше Акума вывозил без особых усилий и проблем, обеспечивая своей никудышной команде хотя бы малейшие шансы на победу, в этот раз пошёл не по намеченному плану, и центр был проёбан уже на пятнадцатой минуте игры — впрочем, а разве могло быть иначе, когда дело касается игр на стриме? Наверное, нет, потому что каждый чёртов поток заканчивался ёбаными луз стриками, что красными полосами перечёркивали все старания Акумы, все его попытки вывезти 6К рейтинг — этот запретный плод был доступен только его соседу, что недавно, совершенно загадочным образом, приобрёл где-то высокий голос и грудь, что заметно выделялась под тканью одежды — теперь он не то что стримить не мог — даже доту открывал с большой опаской, ведь "эта шлюха нам всю катку заруинит" — один мисс клик по кнопке g и вся команда заходится заливистым смехом — телка в доте решила научить их играть? Нахуй такие выпады, и это закреплено почти что на законодательном уровне в государстве, под названием Дота 2. Трон рушится у него на глазах — зелёная полоска стремительно ползёт влево, а все сокомандники, как и Акума, оказываются убиты. Стыдно ли ему сейчас? Ещё как — в чате начинают лететь смешки, сменяющиеся на обречённые «как обычно луз» и «серёг мож в роблокс всё таки там думать не надо» — даже сабы, которые отдают свои деньги ради получасового тильт-стрима раз в месяц, мерцают розовым — ставка рассчитана как «луз», кто-то отхватил свои нищие 12 баллов. Да, как обычно луз, блять! Но разве в этом есть его вина? Разве не его команда хуесосов, не утруждающая себя помощью на миду, заруинили им всю катку, оставив неподступную лоулвл Лину справлять в одиночку? Нет, это вовсе не его вина, для победы он сделал всё, что было в его силах, только идиоты все равно умудрились проебать, забирая добытые кровью и потом птсы. Но ничего, время отыграться ещё есть — репорты летят в каждого члена команды — рано или поздно Габен над ним смилуется. — Все хуесосы, — хрипит осевшим голосом, затягиваясь электронкой, что уже почти села. Запасы, подаренные Курседу на день рождения, очень быстро опустели, несмотря на то, что Акума успел вытащить из пакета несколько самых вкусных парилок, оставляя их себе. Выходить из дома за новыми было лень, поэтому приходилось довольствоваться тем, что осталось, докуривая те самые отстойные вкусы, что продавцы буквально умоляют купить, не иначе как из жалости такой хлам никто не берёт. Курсор тянется к последнему игроку, который среди всех остальных был самым неплохим — додумался взять бкб и даже использовать его в файтингах, да и не кричал в войс, как ненормальный, выясняя отношения с карабкающейся из последних сил Линой, а молча делал всë, что было в его силах. Глаз на секунду засматривается на профиль, прежде чем рука двигает мышку. — Чтоб не расслаблялся, — кликает по кнопке репорта, быстро сворачивая окно, нажимая на поиск. — Так, за компанию. Чат на телефоне мелькает маленькими буквами, смех вперемешку с «хуесос» проскальзывает на экране, но Акума старательно делает вид, словно не замечает, продолжая жаловаться на жизнь и свою нелёгкую судьбу. Не замечает и сообщения модерации, кличущей его «Серёг» и просящей проверить тг — все равно там ничего важного, какая-нибудь тупая картинка или просьба дать рейд после стрима. Вилайн, конечно, парень хороший, но сегодня он идёт нахуй, как и весь чат, делающий ставку на сторону. На экране довольно быстро появляется знакомое окошко, заполняющееся игроками — сейчас он докажет каждому из тысячи смотрящих, что его скилл минимум тысяч семь, и пусть только попробуют посмеяться. — На снайпере хочу, — пикает незатейливого толстячка со шрапнелью, тут же получая в лицо пару классических реплик при появлении. — Я тут слышал о человеке, который никогда не проигрывает, — сдерживает смех, что толкается изнутри, топя его во фруктовом никотине — да, не проигрывает, только жизнь не маппа в Доте 2 — здесь он по крупному проиграл недавно, когда вместо члена получил ещё одну дыру в организме, и лучше бы это был аппендицит. — Попробуем сыграть по его сборке, — по памяти закупается так, как это делает Курсед, пытаясь выглядеть серьёзно и уверенно, прекрасно осознавая то, что это никак не сможет перекрыть его лоускилл на данном персонаже, но верить в чудеса никто не запрещал, верно? Тем более что с недавнего времени они происходят так близко. Запрещал. И Акума понимает это на первых минутах, когда статистика сияет позорными 0/5/0. Внутри уже закипает злость, музыка в наушниках только раздражает, а рука сильнее сжимает мышку, что скользит по коврику. Хочется закричать, что он и делает периодически, чуть ли не вскакивая со стула, вжимая клавиши в белый корпус клавиатуры. Нет, это просто какое-то проклятье — стоит ему включить стрим, как все начинает рушиться, выходить из строя, и все его недельные старания превращаются в ничто за какие-то пол часа, проведённые онлайн. Хочется бросить монитор на пол, лишь бы не видеть, как рушится верхняя линия за первые двадцать минут игры, чтобы он пошёл противными полосами, а может и вовсе разбился. Выключить стрим сейчас было бы лучшим решением, но в числе зрителей Рофлан Приколович и семь невыполненных интеграций за спиной. Сквозь наушники слышатся еле различимый стук в дверь, заставляющий дёрнуться и отвлечься от крайне занимательной битвы, которая, в сущности, не имела в контексте игры ни малейшего значения. Парень мгновенно мутит микрофон, выключая вебку на всякий случай, разрешая соседу, который непременно следил за каждой его игрой с самого начала стрима, скрываясь в этом небольшом количестве зрителей, войти. В чате летит негодование и «стример в тильте», но пусть лучше так, чем ещё одна глупая новость в этом ебанном стрим инсайде. — Чё пришёл, блять? — не поворачивает головы, прекрасно понимая, кто стоит в паре метров от него, полностью сосредотачиваясь на происходящем в игре — половина его команды уже оказалась мертва, а байбека по всем законам подлости не было. — Я оффнул всё из-за тебя, так что если это что-то важное — пизди быстрее и съёбывай, — луз стрик так и сквозил в голосе, делая слова отрывистыми, сухими, раздражёнными — парень продолжал жать кнопки, громко клацая ими, особо не выбирая выражения. Курсед щурит глаза, заглядывая в монитор через чужую голову — ему изрядно надоело проводить дни в одиночестве, он чувствовал, что пусть Акума и принял его изменения, всё же стал чаще избегать компании соседа — просил выйти из комнаты, молча сидел в дискорде, не комментируя слив денег в собаках, и скользил по квартире так, что пересечься с ним было сложнее, чем увидеть бабочку в январе. Идея для наказания, которое станет личным спасением никудышного плеера на снайпере, приходит в голову почти что мгновенно, когда глаза цепляются за статистику 1/8/2 — Курсед подходит ближе, отодвигая чужой стул, дёргая его за ручку, прикладывая значительно больше усилий, чем раньше. Акума не успевает ничего сказать, вцепляясь в мышку, что чуть не улетает на пол, потому что на его колени тут же опускается тело, знакомое вроде на первый взгляд, но такое новое в этом странном женском обличии. — Ты ебнулся что ли? — на лице тут же появляется румянец, что пурпуром вспыхивает на бледной фарфоровой коже, утопающий где-то в чужой макушке, что так некстати находится на уровне глаз — красная сторона совсем выцвела, теперь больше походящая на рыжий, с вкраплениями тёмных волос, перемешавшихся на затылке. От них пахнет шампунем, тем, что они купили в день заселения — мужской шампунь сто в одном пропитал мягкие женские волосы, передавая запах и на одежду. — Да не ссы ты, ща мы тебе катку затащим, — высокий голос ни капли не разряжает обстановку, всё более убеждая в том, что на нём сейчас сидит не его хороший знакомый, а самая что ни на есть настоящая женщина, которая ненароком совершенно забыла об этом факте, приземляясь на чужие колени, пододвигаясь теперь ближе — так, что их спины без труда могут чувствовать друг друга через неплотные слои ткани. Акума вцепляется пальцами в ручку стула, невольно откидываясь назад, в голове все медленно начинает плыть — блядский Курсед, пользующийся своим положением по полной. Парень пытается сделать вдох, глазами смотря только в монитор, где лучший плеер на снайпере с гордостью старается отработать собственное звание — интересно, люди в чате смогут заметить то, как внезапно изменился стиль игры? — но это получается с нулевым успехом, ведь вместе с воздухом в лёгкие попадает запах чужого тела, забивая ноздри до шипучей боли. Девушка жмёт кнопки, пододвигаясь вплотную к столу, начиная мелко подпрыгивать от накатившего на неё азарта — Акума жмурит глаза — Курсед не виноват, не виноват, просто его сложно оторвать от игры, когда она идёт в самом разгаре, когда на носу очередной файт, который ни в коем случае нельзя въебать, он заводится в самом не пошлом смысле этого слова, уходя в неё с головой, полностью игнорируя реальность — ту, где он играет не на своём аккаунте, играет с чужого компьютера, усевшись к другу на колени. Ту реальность, где он не двух метровый парень, а девушка, с мягкими бёдрами, и очень тёплым телом. Хвала богам, что он додумался надеть штаны, иначе все было бы намного, намного хуже. Живот начинает колоть, очень знакомо и явственно, красным сигналом мигая в голове — Акума сильнее сжимает ручку стула — прямо сейчас он согласен на луз стрик, да хоть на вечный бан в доте, лишь бы то, о чем он подумал, оказалось неправдой, глупой шуткой его организма или хотя бы обычным несварением от вареников на завтрак. Блядский стояк двадцатиоднолетнего девственника, так некстати проснувшийся где-то под слоем неплотной одежды, отдаёт дрожью, и румяная сыпь сильнее покрывает лицо. Да быть такого не может, это ещё абсурднее чем прошлая катка! Стоит Курседу удобнее усесться, двинуть бёдрами чуть дальше, наклоняясь к столу, и он непременно почувствует всё, что так неудачно коснётся его поясницы. Он наверняка тут же разразится своим привычным, так и не сменившимся с полом, смехом, упрекая Акуму в том, что тот девушку даже за ручку не держал никогда, сверкнёт знакомым прищуром и случится непоправимое — позор, отмыть который от одежды ещё можно, но избавиться от него в жизни уже будет невозможно. И сказать в ответ нечего, ведь его сосед безбожно прав — не держал, не обнимал, не трогал, и очень не хотел бы, чтобы это случилось вот так, случайно и с его сменившим пол соседом. Акума всегда стоял столбом, стоило женщине подойти близко — впрочем, как и сейчас, он боялся ненароком задеть чужую кисть или талию, скрытую за огромным лонгом, пока ловкие пальцы используют скиллы, обеспечивая мидовому снайперу легчайшую победу, царапая ногтями девственную клавиатуру. Эти мысли теперь будут преследовать его ближайшие пару недель, то и дело заставляя вспомнить о собственном позоре — у него встал на друга. Друга в женском обличии. Со временем становится чуть спокойнее — дыхание удаётся выровнять, и даже на секунду забыть о проблеме в штанах. Теперь чужое тело не вызывает столько смущения, но тяжесть на коленях все ещё ощущается странно. Акума засматривается в экран, решая положить голову на плечо, чтобы наблюдать за ходом катки было гораздо проще, запоминая чужие действия для дальнейших игр — в слух никогда не признается, но про себя можно думать о чём угодно, и пусть только кто попробует опять сравнить их в слезливом тиктоке — аккаунт тут же полетит в бан. Времени смотреть в чат у него нет, но парень бы всё равно не заглянул в это окно, даже если бы мог открыть ОБС прямо сейчас или дотянуться до телефона, что теперь валялся где-то на противоположном конце стола, в зоне недосягаемости — он предполагает, что твориться там прямо сейчас, и стать свидетелем бурной реакции ничего непонимающих ставочников. — Должен будешь, — Курсед тем временем рушит трон вместе с горе командой, потягиваясь, разминая затёкшие плечи. «Действительно, не проигрывает», — проносится где-то в сознании, когда на губах тянется довольная улыбка. Позволяет себе дерзкую вольность, втягивая запах с чужих волос, как вдыхал дым одноразок до этого — незаметно касается чужого бока, но так, чтобы это едва ли можно было почувствовать из-за надетого лонгслива из недавно выпущенного мерча — Курсед не изменяет традициям, носит его до сих пор, хотя они только-только были в торговом центре и накупили столько вещей, сколько Акуме и не снилось — и зачем его соседу столько, если это "проклятье" может исчезнуть со дня на день, вновь возвращая его в прежнюю жизнь? Но и с членом между ног Курсед любил хорошо одеваться, только куда потом девать ту гору хлама из шкафа остаётся загадкой. Вместе с мыслями об исцелении почему-то приходит лёгкий грустный шлейф — а расстроился бы Акума, если девушка на его коленях вновь стала бы привычным и знакомым другом, живущим с ним в одной квартире, и когда-то даже спящим на одной кровати, до звёзд в глазах любящим сладкое вино, крабов и женщин азиаток, сродни Аянами Рей, валяющихся где-то среди многочисленных подаренных игрушек на полке? Точного ответа не находится, в то время как Курсед ненароком просит зайти к нему после стрима, чтобы посмотреть вместе что-нибудь, потому что ему вообще-то до жути скучно, настолько, что он в шаге чтобы скачать Геншин и скупать примогемы, но Акума почти пропускает это мимо ушей, кивая машинально, обещая не забыть об этом и постучать три раза, когда обещанная Рофлану Приколовичу интеграция, наконец, подойдёт к концу.