Ласточки в пепле

      …С меча соскакивает заклинатель. Но не Лорд пика Байчжань.       Другой. Моложе. В чёрном с красным сюаньдуане.       Лю Цингэ не успевает среагировать, как его сдёргивают с ветки и заламывают руки. Забрасывают на плечо.       — Пошли-пошли, а то сестричка за тобой плачет! — Усмехается заклинатель, а потом по-хозяйски похлопывает его ладонью по ягодицам. Сминает ткань и пачкает кожу синяками. — Ну-ну, соскучился же за хорошим членом, верно?       Лю Цингэ так пугается, что забывает даже закричать. Только и может, что дёргаться и выворачиваться…       …А потом в воздухе что-то свистит, и заклинатель его роняет, не успев даже встать на меч. Лю Цингэ падает, больно бьётся головой и плечом, отшибает колени о твёрдую землю.       — …Какая встреча! — Восторженно тянет заклинатель, и в глазах у него вспыхивает красное пламя. На лбу, между бровей, загорается странный символ. — Учитель! А я думал, что Вы давно сгнили в том борделе! А Вы, оказывается, даже живучей крысы!       — Убирайся, отродье демонов. — Шипит Шэнь. Он белее снега, дрожащие пальцы сжимают веер так, что деревянные планочки хрустят. — И я не твой учитель.       …Он был Учителем? Лю Цингэ не знал.       Он пытается вскочить на ноги и удрать, но заклинатель резко хватает его за волосы. Наматывает пряди на кулак.       — Моя невеста попросила вернуть её собственность. — Невозмутимо произносит заклинатель. Лю Цингэ пытается выдрать собственные волосы, но не может. — …Знаете, Учитель, а я Вас, наверное, тоже заберу. Как плату за то, что твой новый хозяин использовал эту миленькую куколку. Ты же, Учитель, у нас фригиден и тускл, как кусок мёртвой земли… Или нашлись мастера лучше, чем я, и смогли даже тебя починить?       — Отпусти Цингэ и убирайся, ублюдок! — Голос у Шэня дрожит. Подрагивают руки.       Лю Цингэ смотрит на него и видит страх, что испытывал сам.       …Нет.       Шэнь не должен был переживать то, что выпало на долю Цингэ.       — …Учитель, а Вы забыли, как я Вас наказывал за сквернословие? — Ласково тянет заклинатель, и в глазах у него горит похоть. — А Вы уже наговорили на двойную порцию, знаете ли.       — Я не твой учитель! — Срывается на крик Шэнь. Глаза у него огромные, зрачки расширены так, что зелени глаз не видно вовсе. — Твой ублюдский папаша обманом получил меня себе, а потом подарил тебе, будто я какая-то игрушка!       — Постельная, Учитель. — Улыбка у заклинателя широкая, открытая. — Хорошая постельная шлюшка, только, какая жалость, на диво непослушная… Я думал, что в борделе тебе вобьют нормы поведения, да тебя какой-то урод выкупил… Ну ничего, я отдам тебе голову твоего хозяина. Даже глаза оставлю. Сможешь их потом съесть, правда, Учитель?       — Значит, мою голову? — Голос у Айвы спокойный-спокойный.       Лю Цингэ не слышал ни шагов, ни движения воздуха — только что-то щёлкнуло над самым ухом и он оказался свободен.       Чёрные пряди рассыпались по траве, по белым дорожкам, будто пролитые чернила.       Чёрное на белом.       Заклинатель продолжал улыбаться, облизнул похотливо губы, не обращая внимания на чужую руку на своей шее.       — О, значит, у моего Учителя не хозяин, а аж целая Госпожа… Вот уж не думал, что Учитель может доставить кому-то удовольствием своим маленьким вялым членом, что его аж выкупят из борделя. Госпожа, я гораздо более умел, чем мой Учитель… — Сладко протянул он.       Айва оставалась спокойной, только пальцы её на чужой шее сжались сильнее, заставляя заклинателя замолчать.       — Шэнь, это он тебя обидел? — Спросила она мягко и, дождавшись медленного кивка, едва заметно вздохнула. — Понятно.       Подскочивший сбоку Дядя помог Лю Цингэ подняться на ноги, потянул в сторону от заклинателя.       — Что, Госпожа, не знаешь, что со мной делать? — Просипел заклинатель, ухмыляясь. — Я сын Главы Хуаньхуа, рекомендую отпустить меня и склонить голову, и тогда я тебя пощажу… Учителя, понятное дело, я заберу себе, ты уже достаточно его подлечила…       Свистнул заклинательский меч, рассекая воздух и целясь в сердце, но остановился, схваченный пальцами за лезвие.       — А ты быстра, Госпожа, и сильна. Но ты не заклинательница…       — Ну да. — Легко согласилась Айва. Меч под её пальцами задрожал, загудел. По металлу поползли трещины. — Шэнь, отвернись.       Дядя развернулся, прижал лицо Лю Цингэ к собственному плечу, заставляя отвернуться. Не давая смотреть.       Но он услышал и хруст, и влажный треск, и звон разбитого металла, и чужой хрип.       Шэнь не отвернулся. Он смотрел, бледный и страшный, испуганный, и на щеке у него остался красный мазок.       Дядя увёл его за руку в дом, не давая Цингэ обернуться и посмотреть туда, где оставался заклинатель.       …А потом, в дальней спальне, куда их увёл дядя, он затрясся, выронил веер и вцепился в плечи Цингэ так сильно, что сделал больно. И сидел неподвижно, пока не вернулась Айва — а потом вцепился в неё второй рукой.       — Я думал, думал… — Глаза у Шэня были безумные. Он плакал и не понимал этого. — Этот ублюдок нашёл меня, и я испугался, что всё снова станет как прежде… Ты убила его? Ты точно убила его?       Шэнь попытался было выскочить из комнаты в попытке выбраться во дворик и ещё раз посмотреть, но не смог разжать пальцы.       — Никто не заберёт тебя силой. — Мягко произнесла Айва, обнимая и Шэня, и Цингэ. — Никто вас не обидит.       — А дикаря? Ублюдка послали Лю! Нужно его спрятать! Это мой дикарь! Наш!       — Наш. — Согласилась Айва, и Лю Цингэ запоздало понял, что, кажется, он в этом доме не приблудыш, спящий в саду из милости хозяев.       Цингэ дёрнул её за рукав.       — Ты же меня не любишь?       — Не люблю, Ласточка. Не люблю.       …Ночевать в саду Лю Цингэ не рискнул. Забился в хозяйскую спальню. Ещё и Шэня за руку утащил на расстеленный на полу матрац, пока Айва была в купальнях.       — Не трогай меня. — Попросил сипло Шэнь. Он весь день плакал, и теперь глаза у него были красными, а нос опухшим. — Я бордельная шлюха.       Лю Цингэ боднул лбом чужое костлявое плечо.       — А меня сестра трахала. И я ей выносил ребёнка.       Шэнь шмыгнул носом.       — Меня имел демон.       — Меня вскрывали лекарским ножом от паха до рёбер.       — И что? — Лицо Шэня в полумраке комнаты исказилось. — Мне тебя пожалеть, что ли? У тебя хотя бы была крыша над головой, и тебе не приходилось продавать задницу по две серебрушки за час.       — Ты сказал, что я твой дикарь. — Буркнул Цингэ. — Ты меня защищал.       — Да. Потому что ты мой дикарь! — Шэнь завозился в одеялах. Отпихнул коленом. — А теперь перестать меня бодать своей твёрдой башкой и ложись смирно! И вообще, к Айве липни! Её лапать можно, а меня нет! Или вон к Дяде поприставай, липучка патлатая!       Они затихли на некоторое время, накрытые тёплыми толстыми одеялами.       А потом Шэнь вздохнул.       — Ты скучаешь по нему? По… ребёнку.       Лю Цингэ задумался, принявшись вновь вертеться.       — Нет. Я её не знаю. Мне не дали её даже увидеть, или подержать. Я должен скучать?       — Понятия не имею. — Фыркнул Шэнь. — …Если хочешь, Айва её тебе вернёт.       Цингэ помотал головой.       — Нет. Не хочу. Я не хочу… вспоминать.       Шэнь вздохнул снова.       — Я тоже вспоминать не хочу.       Над домом летали ласточки. Много. Собирались в стайки, проносились над самой головой. Руку подними — и схватишь.       …Из гнезда выпало несколько птенцов. Лю Цингэ подобрал их и отнёс Шэню. Тот распорядился установить лестницу и помог вернуть птенцов домой.       …И ласточку, что пострадала от когтей соседской кошки, помог вылечить. Птица быстро привыкла к рукам, и после выздоровления улетать отказывалась, предпочитая, чтобы её кормили мотыльками с палочек.       Шэнь вздыхал, ворчал, фыркал — а потом сажал ласточку себе на плечо и неспешно прогуливался по саду, помахивая веером. А когда ему прогулка надоедала — пересаживал птицу Лю Цингэ на голову. Или Айве в руки. Или запускал её в комнату отца. Ласточка смешно прыгала по полу и раздражённо что-то стрекотала до тех пор, пока её не подсаживали куда-нибудь повыше.       …Лю Цингэ порой казалось, что он тоже — ласточка, которую вытащили из лап кошки и излечили сломанные крылья. И теперь он точно так же сидит в чужих ладонях.