Spanktober

      Розги приковывают все взгляды мгновенно, собирают всё внимание на себя и делают детей тихими лучше любого наставника. Каждую субботу.       Наська на розги не смотрит. Нет, в начале дня, конечно, может и поглядывает с невольной тревогой, но быстро забывает об их внезапном появлении в кабинетах, а уже вечером, насвистывая весёлую мелодию, проскальзывает в нужный класс. Там, конечно, уже пусто: все, кто за неделю нарвался, получили своё задолго до её прихода.       — Явилась, — строго говорит кабинет, а затем из недр его материализуется невысокий человек в очень просторной для его роста и комплекции мантии. На голове человека остроконечная шляпа, украшенная почему-то еловыми ветками, шишками и даже чьими-то клыками. — Я думал, опять забудешь прийти.       — Ну Сергей Петрович, — укоризненно и виновато улыбается Наська.       — Я уже почти сорок лет Сергей Петрович, — фыркает учитель. — И последние семь лет ты мне делаешь нервы. Вот что опять натворила?       — Разбила террариум в кабинете Чернавы и нос Островскому.       — Мерлин всемогущий! Ну и за что ты так невзлюбила саламандр Чернавы Никитичны?       — Я нечаянно, Сергей Петрович.       — За нечаянно… А что с Островским?       — Он в жар-птицу камнями кидался.       — И это повод для рукоприкладства?       Наська обводит выразительным взглядом розги на первых партах, тянет:       — Н-ну, я даже не знаю…       Ладонь Сергея Петровича устремляется к его лбу.       — Что мне только с тобой делать?       — Ругайтесь, — предлагает Наська, глядя прямо в строгие синие глаза, но учитель отмахивается:       — А толку?       — Я постараюсь понять и принять вашу точку зрения…       — …и всё равно будешь делать всё по-своему. Заголяйся давай, шутница. Отбой через полчаса.       Наська кладёт собственную остроконечную шляпку на парту, задирает подол зелёного школьного платья и наклоняется, упираясь руками в колени. Положение не из приятных: под коленками тянет, мгновенно затекает спина, да даже ровно дышать трудновато… Сергей Петрович берёт первую розгу, пропускает через пальцы — и тут же начинает порку.       — Ау!       Наська вскидывает голову, наверняка смешно встряхивая при этом рыжими кудряшками, и хочет жалостливо всхлипнуть, но вместо этого вдруг хихикает: такая защитная реакция. Позади раздаётся страдальческий вздох, от которого её смех только усиливается.       — Анастасия, — одёргивает учитель.       — Всё, всё, простите, — выдыхает Наська. — Ай!       Розга, всё-таки, жалит больно. Сергей Петрович может и не самого спортивного телосложения (и вообще, уже старый), но хорошо умеет обращаться с нею, как и с ремнём, и со старой деревянной расчёской. Этот навык Наська чувствует на себе почти каждую субботу.       Какое-то время он молча продолжает порку, а затем вдруг, будто спохватившись, бросает:       — Секундочку, — и поспешно уходит из класса. Наська позволяет себе расслабиться на эту «секундочку» — и тут же подскакивает: выясняется, что розгу учитель оставил. Этого следовало ожидать, но она положилась на его порядочность.       Вернувшись, Сергей Петрович садится за свой стол, берется за какие-то бумажки и поглядывает со стороны на то, как розга сама опускается на Наськин зад. Исполосованные ягодицы ритмично сжимаются. Наська поскуливает.       — Хватит с тебя, — решает наконец учитель, и розга тут же улетает в его руку. Горошины появляются в воздухе, но, ударившись об пол, не разлетаются по всему кабинету, а ссыпаются кучкой аккурат в угол. — Ну куда, — хмыкает учитель, когда девчонка пытается оправить юбку, и щелчком пальцев задирает её до самых плеч. — Так иди.       — Ну и пойду, — обиженно бурчит она.       Опустившись острыми коленками на горох, Наська часто всхлипывает, беззастенчиво потирает горящую кожу и немного завидует саламандрам.