Все, кто не одинок рядом со мной

      Конечно, за одну встречу, к концу которой его растащило на кусочки, Хельм не успел даже толком запомнить, как Джейна выглядит. Ну, рыжая. Ну, веснушчатая. И всё.       Но ещё тогда он остался с ощущением, что богиня ему кого-то неуловимо напоминает. И сейчас, снова сидя на Гарриэтовской кухне, и глядя в её зеленущие глаза, он наконец понял, кого.       Карриана Гарриэта, конечно же.       Это означало, что Джейна раздражала его до трясучки. Но ещё, где-то глубоко-глубоко, глубже древнего зла и проблем с агрессией, к этому примешивалась толика восхищения. Восхищения в духе «Да кааак можно быть настолько долбанутым», но всё же.       Она что-то знала, знала куда лучше него, и обычно Хельму на такое было плевать. Опять-таки только Джейна и Карриан были исключениями. Вот точно также Гарриэт смотрел на него, сидя с разбитым носом у медпункта. Будто знал об этом дурацком восхищении, хотя Хельм сам о нем вспоминал через раз.       Джейна ждала, что он скажет. Хельм подбирал слова — не хотелось облажаться, раз уж вызвался. Но ждала не только Джейна, ждали и другие — кроме Гарриэтов снова заявились эти чудные Джел и Фора. Первой терпение утратила, конечно, Сьюзан.        — Нам нужно валить, — сказала она, не очень-то почтительно тронув Джейну за плечо. — Потому что мама сегодня вернётся раньше, а я ей сказала, что мы у Клинтонов. Ну, на случай если мы ввяжемся в очередную стрёмную хрень.        — Моя девочка! — одобрила Нора, и дала Сьюзан пятюню. Та ответила как-то неуверенно, но, может Хельму только показалось.        — Да вообще без проблем! — залихватски тряхнула волосами Джейна, и полезла через стол — хватать Фору за руку. Та взяла руку Джела, он неуверенно протянул свою Норе… Хельм догадался, к чему это ведёт.       В этот раз они переместились быстро, будто по щелчку пальцев. Да и место не было долиной ужаса, как-то грёбаное поле подсолнухов. Впрочем, Хельм бы не назвал это местом. Было непонятно, они внутри или снаружи. Не было ни неба, ни стен. Только уходящие ввысь, вдаль, вширь книжные полки.       Конечно, Гарриэт чуть не задохнулся от восторга, а потом ещё и посмотрел на Джейну так, будто в этом было что-то личное. Та неожиданно смутилась — значит, и правда было.       — Просто слишком много народа, поэтому всё не подстроилось под кого-то конкретного, — как-то по Гарриэтовски затараторила она, уходя вперёд по коридору. — Вон, посмотри, Карриан, там окно, а за ним — твоя дорога. А за тем окном наверняка что-то другое.       Все последовали за Джейной, и правда пройдя мимо окна между стеллажами. А потом снова в глазах у Хельма замелькали сотни книжных корешков. Красные, зелёные, синие, коричневые, оранжевые. Тканевые, кожаные, бумажные. И на каждом было имя, будто бы имя автора. А вот названия не было.        — Это что, это… — протянул чересчур уж умный сегодня Гарриэт.        — Вообще, я предпочитаю представлять их как нити, а это место — как изнанку ткани. Но выглядит не очень представительно, а у нас деловая встреча, — ответила Джейна с улыбкой в голосе.       Нора полупрезрительно фыркнула. Хельм бы тоже так сделал на её месте, но на самом деле, глубоко-глубоко… Короче, вы поняли. На самом деле ему нравилось, как здесь, без лишнего пафоса, разношёрстные книги беспорядочно заполняют полки. Не то чтобы Хельм был фанатом библиотек вроде Карриана, но здесь было… неплохо.       А тут ещё длиннющий коридор с высоченными стеллажами закончился, и Джейна свернула в сторону. Они оказались в уголке, показавшемся Хельму довольно уютным. Мягкие стулья, стол, обитый тканью. Лампа с мягким неярким светом. Когда все расселись, Фора хмыкнула, и завалилась в гамак, непонятно в какой момент повисший между полками.       — Ну, — сказала Джейна, снова смотря Хельму в глаза, — теперь мы можем всё спокойно обсудить.       Хельм выдохнул. И наконец что-то сказал.       Он позднее ни за что не смог бы вспомнить, в какие слова облёк довольно простую мысль: «Я считаю, что проклятия не существует, а значит, и снимать нечего». Говорить с Джейной оказалось ужасно трудно — как мешки ворочать. Все звуки цеплялись друг за друга не в том порядке, слова не связывались вообще.       А главное — она уже и так всё знала. Так что и говорить смысла не было.       Это злило. Но ещё от этого становилось легче.       Дослушав его, Джейна откинулась на стуле, задумчиво посмотрела куда-то вверх.        — Я тоже считаю, что проклятия нет, — поделилась она.        — Просто у вас характер скверный, — фыркнула Фора, уже стащившая к себе в гамак какую-то книжку. — Поэтому и в жизни всякая ерунда случается. Во всех жизнях.        — Спасибо, — ответила Нора наполовину ехидно, наполовину с гордостью.        — Ваша связь, — продолжала Джейна, не обращая на этих двоих особого внимания, — Серьёзно, ребята, это чудо. Я имела дело с людьми, которые упорно перерождались в одном и том же роду, из поколения в поколения. Были пары — в одной жизни друзья, в другой — любовники, в третьей — побратимы. Но рано или поздно любая связь рвалась. А ваша…        — Слушай… те, — недовольно и не очень-то почтительно перебила Нора, — можно без этого Карриановского размазывания соплей по тарелке? Рвать нам эту связь или нет?       Джейна улыбнулась. За такие улыбки Хельм раньше мог и по лицу ударить, поэтому знал, что её и кровь из носа не сотрёт. Она отпечатается в его мозгу, застрянет в памяти, проникнет во сны, возможно, будет преследовать несколько жизней. Одна надежда на то, что любая связь со временем слабнет.        — Это вам решать, — сказала Джейна. — Но если спросите меня… Сейчас эта связь держится на давнем решении Аши и на желании вашего сердца. Я считаю это неправильным. Должно быть только желание сердца.       Почему-то при этих словах призадумались все — и Нора, и извертевшийся Блэйд, и Сьюзан, и Питски, сидящий у неё на коленях, и Джел. Гарриэт, ясное дело, и так ловил каждую фразу своей богини с открытым ртом. Только Фора в своём гамаке продолжала что-то выцарапывать на тёмно-зелёной обложке.        — Проклятье или не проклятье, а я всё-таки предлагаю вам его снять. И остаться у меня, в этом мире, прекратить скитания. Вас уже много где знают, ребят, и не везде готовы простить свободолюбие. А мне вы нравитесь.        — Спасибо, — неожиданно для себя отозвался Хельм. Просто редко он такое слышал. Кроме того, обращались не только к нему, но и к его брату и сестре, так что он обязан был поблагодарить.       Джейна снова улыбнулась, уже более человечески. Чуть нежно, самую малость насмешливо.        — Мне кажется, следующие пару жизней мало что изменится, разве что сбавится градус трагизма. Вы упрямые, и это здорово. Но если вдруг, когда-то кому-то захочется переродиться без остальных двоих, у него должна быть такая возможность. Иначе это и вправду превратится в проклятие.        — Это уже местами проклятие, — вставил Джел.       Нора бросила на него осаживающий взгляд — хорошо знакомое Хельму «Не начинай». Когда это он так успели поладить, интересно…       Что-то подсказывало Хельму, что успели они ещё пару жизней назад.       Проклятие… Если какое-то и было на Хельме, то проклятие одиночества, которое он сам на себя наложил, и тоже уже давно. Он мог бы сближаться с людьми — мг бы подружиться с Наем, как Блэйд, мог бы заводить романы, мимолётные и не очень. Даже у Норы случались подруги и возлюбленные — каждый раз это были странные отношения, кривоватые, но были же. И если оставить прошлые жизни, всё равно прогресса особого не наблюдалось. Хельм не общался с одноклассниками, с товарищами по команде. На разговор длиннее пары фраз его мог вывести разве что Гарриэт — и то потому, что от Гарриэта хрен отвяжешься.       Это никогда не было проблемой. Просто никто не был ему нужен. Никто-никто, правда же?       Хельм резко выдвинул стул и встал.        — Мне надо подумать, — отрывисто сообщил он, и, не глядя ни на кого, быстро зашагал обратно по коридору.       Он бы шёл и шёл, через миры и жизни, но на пути попалось окно. Хельм опёрся на раму, зажмурился, прислонился лбом ко стеклу, и наконец смог выдохнуть.       Как же ему было страшно.       Да, он опустил щит, и так стало намного легче. Был ли без этого щита смысл в его жизни, в любой из жизней? Был ли смысл в нём?       Да, в мире существовали другие люди, кроме его брата и сестры, но одна мысль о том, чтобы оставить их, кем-то заменить, вызывала чуть ли не рвоту. Это отвратительно. Это предательство. Это…        — Я ненормальный, да? — тихо спросил Хельм, не открывая глаз.        — Есть немного, — хмыкнул кто-то за спиной.       Ну как кто-то. Конечно, из всех людей это был Гарриэт. Гарриэт, которому он за свою жизнь дважды разбил нос, и только раз — из благих побуждений. Гарриэт, которого он полутрупом тащил домой, хотя первой мыслью всё-таки было бросить его нахрен. Гарриэт — неугасающий источник раздражения… И всё-таки чего-то ещё.        — Ух ты-ы, — тем временем восторженно вздохнул Карриан, и Хельм наконец открыл глаза.       За окном плескалось море. Зелёно-голубое, тёплое и ласковое. Конечно, нельзя было это почувствовать, но Хельм отчего-то знал.        — Я никогда не был на море, — признался Карриан. В голосе его звучало сожаление, но не особо сильное — мол, «ещё побываю».        — Я был, — Хельм облизнул пересохшие губы. — В детстве, с родителями.       Кажется, тогда до конца оставалось недолго, но почему-то всё было хорошо. И песок на пляже, и древние замки, и болтовня отца про прошедшее величие Клинтонов. И даже дедушка, присоединившийся в какой-то момент, меньше обычного ворчал на их невоспитанность.       А до этого Хельм — Хайме — и вовсе вырос у этого моря, на берегу Чаячьей бухты. И там же они потом растили Фелла и Фонай — вот как хотите, но все вчетвером растили. Там остались от них и следы, и могильные камни. Так мало и так много осталось.        — Слушай, — вдруг сказал Гарриэт, — Нора в своё время целую шпионскую операцию провела, поэтому я знаю. У тебя в анкете по поступлению все варианты в других городах. Мореходка — понятно почему, но ещё же полиция, пожарный… Всё такое героическое. Почему ты собираешься уехать, если ты хочешь остаться? Извини, если ерунду сказал.       Хельм вовсе не собирался отвечать, но почему-то всё-таки мрачно выдавил:        — Потому что так нужно. Даже если…       Даже если больно, даже если плохо. Хельм был специалистом по неприятной работе в конце-то концов.        — А я вот остаюсь, — поделился Гарриэт, — Я стопроцентно остаюсь, поэтому я за ними присмотрю, я тебе обещаю.       Хельм смерил его таки-им взглядом, с очень большим трудом удержавшись от: «За собой сначала присмотри». Гаррииэт понял, и, конечно же, рассмеялся:        — Ладно, ладно, Сьюзан присмотрит за Норой, а Нора — за Блэйдом. Всё равно одни не останутся. И я всё равно буду на связи. Ну, если там вдруг тебе вздумается звонить ей каждый день, а она вздумает отключить телефон, ты доставай меня, а я уж её достану. Я умею.        — Ты умеешь, — очень ровным тоном сказал Хельм. Но всё-таки это было согласие.       Ему многое хотелось сказать, но дело это было бесполезное. «Почему ты такой?» — «Потому». «Нельзя же быть таким долбанутым!» — «Можно». «Зачем ты это делаешь?» — «Затем». Хельм делал штуки, потому что должен. Карриан — потому что мог.       Но оба они не могли иначе.        — Вообще, я хотел сказать спасибо, — вдруг ляпнул Гарриэт. — За подсолнуховое поле.        — А я хотел извиниться, — хмыкнул Хельм, — за парк и подсолнуховое поле.        — Не-не-не, — замотал головой Карриан, — вот за поле точно не надо, у меня прямо паззл тогда какой-то сложился. Прямо вспомнилось, как ты тогда, на физкультуре…       Хельм приложил все усилия, чтобы не воскликнуть: «Ты тоже?». Прозвучало бы глупо и восторженно. В Гарриэтовском духе.       Они вернулись к остальным. Нора так нетерпеливо пялилась на него, что Хельму пришлось слегка отвернуться — в сторону Форы, гордо разглядывающей выцарапанный на обложке член.       Хельму с трудом удалось сохранить невозмутимость, а тут ещё и Блэйд в него вцепился, повис на руке.        — Мы же снимаем?        — Снимаем? — эхом повторила Нора.        — Снимаем, — кивнул Хельм.