сигма, феодор и миколка

      сигма медленно шагал по заснеженной улице. было уже поздно для прогулок, поэтому прохожих почти не было. в воздухе кружились огромные хлопья снега. сигма долго их разглядывал в столбе света уличного фонаря.       он чувствовал себя странно. он всегда себя так чувствовал. как чужой среди своих и свой среди чужих. «среди берёз, // болот и звёзд, // цыганских свадеб, // волчьих слёз мне нет места», — пелось в одной из его любимых песен. и ему как будто нигде не было места. одиночество стало для него таким обыденным, что воспринималось уже как то, без чего невозможно быть. может, без него жилось бы лучше, но как бы жилось без него? страшная неизвестность — и только.       сейчас всё ещё хуже. сигма с семьёй переехал в новый район, и теперь ему придётся идти в новую школу. и не просто школу, а в лицей. мама считала его способным мальчиком, тем более ему всего два года осталось до поступления, поэтому она очень постаралась добиться места для него. сигма не понимал, радоваться ему или нет. в старой мбоу сош он был одинок, ему там не нравилось. для окружающих он казался то ли слишком приметным, то ли слишком незаметным. но было привычно. собственная инаковость была ясна как день. теперь вообще ничего не ясно.       сигма вертел в пальцах косяк. он курил до этого только табак, но тут решил попробовать. в старой школе это можно было спокойно достать у любого восьмиклассника. он и решил так почтить память о ней: о крашенных зелёной краской стенах, об облупившемся потолке спортзала, о скрипучих партах и стульях. вдалеке раздавалась весёлая музыка. хорошая примета, наверное. музыка становилась ближе, и сигма вскоре смог различить слова: «наливай куме горілки стаканчик // бігає по полю весело кабанчик». «долбоёбы какие-то, походу», — пожал плечами парень и полез в карман за зажигалкой. вскоре он увидел, что несли за собой этот незамысловатый ритм двое парней, несущихся со скоростью света.       — мусора-а-а-а! — орал один из них во всю глотку.       сигма быстро бросил папиросу и хотел притоптать её ногой, чтобы замести следы, но тут его схватил за руку второй. «блять, какого хуя?», — единственное, что успел подумать сигма, прежде чем оказаться вовлечённым в эту лихую погоню. хорошая примета.

***

      гоголь и достоевский сидели на лавочке детской площадки. это была обычная их вечерняя прогулка, совсем не предвещавшая беды. достоевский читал книгу, параллельно разговаривая с другом, пока тот включал небольшую колонку. репертуар у гоголя был необычным: украинские народные песни существовали в одном пространстве с панк-роком и матерными частушками. впрочем, это полностью соответствовало его необычной натуре. странно, что с подобным человеком близко дружил достоевский: на первый взгляд, спокойный богобоязненный подросток. но в тихом омуте черти водятся. достоевский был очень идейным, и его идеи казались для окружающих, мягко говоря, пугающими. когда-нибудь он, пожалуй, дойдёт до крайней степени фанатизма или сам станет лидером культа. может, именно в своих странностях они нашли друг друга.       — о, заебись, скажи? — сказал гоголь, включив задорную песню на украинском языке.       — ну и зачем ты это включил? — не отрывая глаз от книги, спросил достоевский.       — да шо тебе не нравится? гарна пісня!       — гарна-гарна... — достоевский заозирался. — твою мать, а где?..       достоевский слез со скамейки и начал шариться на карачках по земле.       — шо посеял, федька?       — да чтоб тебя геенна огненная побрала! закладку от книги!       гоголь спрыгнул следом и начал помогать другу. они были так увлечены поисками, что не заметили подошедшего к ним полицейского.       — молодёжь, — обратился он. — а чё делаем в такой поздний час?       гоголь оглянулся через плечо и без стеснения заговорил:       — дяденька-полицейский, вы не бачите? закладку ищем!       — чего?!       — того, дядь!       гоголь швырнул в него какой-то небольшой пакетик, который успел найти в темноте. полицейский поймал его и мельком поглядел на него. раздалось глухое раздосадованное мычанье. это был достоевский.       — ах вы торчки малолетние! — заорал полицейский.       гоголь и достоевский поняли, что дело дрянь и дали дёру. страж порядка пустился за ними. погоне идеально вторила песня из колонки гоголя: «наливай куме горілки стаканчик // бігає по полю весело кабанчик».       — мусора-а-а-а! — громко закричал гоголь, завидев человеческую фигуру у фонаря впереди. они быстро поравнялись с её обладателем. фёдор недолго думая схватил его за руку, и они бежали уже втроём от одного мента. почти опг.       они бежали ещё не очень долго, но казалось, что целую вечность. полицейский уже успел оторваться. троица остановилась в тёмном пустыре, где стояла пара машин. все тяжело дышали. колонка гоголя не унималась.       — выключи её уже, — не выдерживал достоевский. — пока я её не заколол как жертву. и никакой ангел мне руку не удержит.       — федюня, ну шо ты кажеш! — парировал гоголь. — скажи мне лучше, на кой ляд ты этого парубка приволок?       — чтобы он менту не спалил, куда мы побежали! ох, господи, спаси и сохрани нас грешных.       сигма недоумевающе смотрел то на гоголя, то на достоевского.       — я пойду, пожалуй, — неловко сказал тот.       — стой, тварь дрожащая! — достоевский схватил его за плечо. — скажешь кому о нас, мало не покажется! теперь ступай с богом!       — я миколка, кстати! — крикнул на прощание гоголь и помахал рукой.       сигма слегка пошевелил ладонью и пошёл домой. «круто прогулялся», — вертелось у него в голове. эхом раздавалось «наливай, куме», «ступай с богом» и «я миколка».