Свойство времени

Сяо почти взлетел по лестнице Дома собраний, когда его перехватили за локоть — первым порывом было то ли вырвать руку, то ли оттолкнуть подвернувшегося беднягу. В плотные одежды впились когти, отдалённо напоминавшие птичьи, и Сяо словно холодной водой окатило. — Собираешься ввалиться в покои господина Моракса с копьём наперевес? — без единого следа на привычную беззаботную лёгкость спросил Тун Цюэ, одними пальцами скользнул вниз по руке Сяо и отобрал оружие, не встретив сопротивления. — Теперь иди. Заглянув ему в глаза на несколько мгновений, Сяо с головой охватило нервозное чувство. Оно волнами набегало на скользкий берег горла, сдавливало сердце узкой ладонью и огнём иссушало рот. — Я… — выдавил кое-как Сяо сипло и сглотнул. — Я не знаю, что ему сказать. Тун Цюэ дёрнул уголком губ и потрепал по плечу, наверняка надеясь тем самым поделиться хоть толикой собственного спокойствия — деланного до кончиков волос, конечно же, ведь Сяо прекрасно видел бумажную ширму хмурой задумчивости в чужих глазах, — но, очевидно, не преуспел в своём стремлении. Время не стояло на месте — неумолимо и нестабильно расширялось до исколотого иголками звёзд горизонта и сужалось до крупицы соли. Время кончиками пальцев постукивало по горячим щекам, и Сяо нестерпимо хотелось прямо так, как есть, без единой мысли в голове отмахнуться от всего, что вот-вот слетит с языка Тун Цюэ, и броситься вглубь коридоров из тёмного дерева. — То же самое, что скажешь нам всем, но вежливо и кратко, — наконец, разродился на ответ Тун Цюэ и размашистым движением сузившихся бровей разбил вдребезги не так уж и тщательно сдерживаемую маску непоколебимого спокойствия. — Он работает. В смысле, он всегда работает, но сейчас как-то особенно усердно. Вторая часть пролетела мимо ушей, ведь Сяо не хотел им ничего рассказывать — ни грубо, ни подробно. Знал, что весь его рассказ будет сопровождаться поддерживающими хлопками по спине — Архонты, как он их ненавидел, — сочувственными взглядами и вздохами и пресловутым «делай, что должно, а мы поможем». Не то чтобы он отказывался от всего этого — наоборот, иногда только этого и хотелось получить к концу особенно тяжёлого дня. Просто сейчас его желанием — вернее, жизненной необходимостью — было появление того, кто без лишних церемоний влепит ему оглушительную затрещину, назовёт идиотом и предложит перестать беспокоиться на ровном месте. С Венти бы сталось учудить что-то подобное — тому, кто добрые полгода провёл в соседнем государстве, влезая во всё, во что только получится, упивался местным вином — не без его, Сяо, компании — и совершал посягательства на людей, слабо обременённых делами любого толка, было совершенно естественно однажды исчезнуть на год, а то и больше. Венти вполне мог увлечься событиями в другом месте, встрять в неоднозначную историю, чудом выйти из неё с целыми конечностями и раствориться в воздухе, чтобы оказаться на другом конце Тейвата. И, конечно, господин Моракс уж точно, благодаря возведённым в абсолют знаниям о благородном поведении, ни за что не влепит ему оглушительную затрещину и не назовёт идиотом. Индариас — она может. Господин Моракс возьмёт на себя эту роль только в нереалистичных мечтах; и всё равно, кивнув Тун Цюэ, Сяо продолжил свой путь к чужим покоям. Вдоль тканевых гобеленов с пейзажами разных уголков Ли Юэ, через сужающийся и расширяющийся лабиринт отполированного тёмного дерева, огибая массивные фарфоровые вазы, внутри которых зияла пустота похуже космической. С каждым шагом знакомо-незнакомые служанки — совершенно одинаковые, разительно отличающиеся от той же Тяньхэн Хуалань как минимум выдрессированным избеганием даже малейшего намёка на зрительный контакт, причём совершенно фальшивым, ведь в душной кухоньке Дома собраний каждая сплетня щепетильно погружалась в камень для помолки зерна и крутилась там часами — сильнее редели, ничего не оставляя в воздухе после себя, даже какого-никакого запаха мыла или засаленной кожи. Он петлял по коридорам Дома собраний не одну человеческую жизнь, но у нужной двери неожиданно понял, что едва ли потратил минуту на поиски. Конечно, за эту минуту он так и не придумал, что сказать, а потому замер у закрытой наглухо двери, слабо нахмурившись и сверля желтоватую с золотой росписью бумагу глуповатым взглядом. Покои господина Моракса были залиты светом, но не пестрили тенями — хотя бы одной. Ни звука. Ни шороха. Даже ветер — и тот не посвистывал древние песни в оконных щелях. Сяо постучался одними костяшками трижды и потянул бумажную дверь в сторону, услышав тихое и спокойное приглашение. Господин Моракс сидел за столом, раскладывал бумаги по стопочкам, выстроенными вдоль длинного края военными шеренгами, и совершенно не обращал внимания на вошедшего. В его движениях — императорская грация и отстранённое благородство, однако лицо даже в вечернем зареве десятков свечей щеголяло осунувшейся серостью. Видно, бумаги он перекладывал с места на место отвлечения от дел насущных ради, и постоянные перемены на рабочем столе давали ему хоть какую-то возможность не растерять остатки разума в непрекращающемся потоке обязанностей, сменяющих друг друга подобно Миллелитам у пресловутого зернохранилища. Покончив со всеми бумагами, кроме одной, вольготно раскинувшейся поперёк центра стола, нагло намекающей тушечнице подвинуться чуть смятым правым кончиком, содержащей наброски чего-то несомненно важного, господин Моракс поднял на него взгляд, и Сяо ткнулся левым кулаком в правую ладонь, чуть потряс ими и едва поклонился. Хранители, завидев такое приветствие чуть меньше года назад, добрую половину разговора, о предмете которого Сяо ни за что не вспомнит, смотрели на него страшными глазами — шутки шутками, но они никогда не позволяли себе подобное панибратское приветствие с Гео Архонтом. А Сяо с каждой встречей всё больше понимал — то ли дело всё в обстоятельствах недавнего прошлого, но он вряд ли сможет хоть когда-нибудь поклониться господину Мораксу, как полагается. Наставник, конечно, вбивал в него все этикетные изощрения, от которых у простолюдина глаза на лоб полезут, ураган событий предыдущего года сравнял все статусы. Теперь уже Сяо и при детальном рассмотрении не отличит государя от соратника, волей судьбы взобравшегося на самый верх. Но господином называть продолжал — и вслух, и в мыслях. — Садись, — после небольшого кивка произнёс господин Моракс, указывая взглядом на низкий стул перед столом. Обычно это предложение в сторону Сяо вылетало из уст владельца постоялого двора или хозяина харчевни на другом конце города; правда, те мельтешили перед глазами и тараторили одно и то же слово помногу раз, будто нервозно пяткой по полу постукивали. Господин Моракс говорил неспешно, словно у его ног лежало не только время, но и всё мироздание, оттого каждый звук приобретал вес истёртой наковальни и тавром выжигался в ушах. Должно быть, именно этим Боги и отличаются от остальных существ — на Венти порой нападало такое же состояние, — и у одежд небожителей всё-таки нет никаких швов; даже маленького стежка, и того не сыщешь. — Я вас отвлекаю? — На беседу с тобой я всегда готов уделить время. И пускай в голосе господина Моракса не было ничего, кроме внутреннего спокойствия, Сяо всё равно услышал в вежливом призыве продолжить говорить явственное: «И слава Селестии, что отвлекаешь». По крайней мере, такие же мысли занимали его голову в тот краткий период, когда главенствовал в Уван и когда к нему заваливался Венти с кувшином вина или стащенной с полки на первом этаже потрёпанной книгой. Некстати промелькнуло подозрение, что именно поэтому господин Моракс смотрел на его панибратские поклоны сквозь пальцы — Сяо получше многих знал, насколько тяжело бывает управлять людьми и держать народ в каком-то подобии порядка. А груженные обёрнутыми в холсты фигурами телеги получше всего прочего показывали, что даже среди смертоносного хаоса господин Моракс находил место для порядка. Как на прогнувшейся книжной полке отыскивается закуток для сборника стихов толщиной с волос — так и он. — Вы помните Грету? Она приехала вчера вечером. Господин Моракс отвёл взгляд в стороннюю пустоту — задумался. Его лицо очутилось в заложниках застывшей глины молчаливых размышлений, и Сяо, не смея тревожить его, стиснул двумя пальцами кожу на тыльной стороне правой ладони. — Мондштадское имя… — заговорил вновь господин Моракс чуть медленнее обычного. — Не та ли это девушка, подруга служанки Тяньхэн? Полагаю, это её я видел из окна сегодня на площади. Он чуть повернул голову влево — и тут же споткнулся взглядом об окно. Вылизанная до блеска внутренняя сторона, другая была испещрена шрамами прошедшего чуть больше пяти месяцев назад последнего дождя. Следы тёкших когда-то капель покрылись пылью, и отчего-то показалось, будто она всеми силами пытается прогрызть себе дорогу в залитую светом комнату, но неизменно упирается в замызганное собою же стекло и застывает перед лицом повелителя времени. Взгляд господина Моракса оставался ровным все те несколько секунд, что был обращён к окну, но особенно пытливому взору всё же удастся выцепить из трещин глиняной маски насильно задушенную тоску. Незаметная, она скреблась коготками о низ замызганного стекла, будто пыли коснуться хотела — то ли стереть, то ли соединиться. Сяо тотчас захотелось узнать, думал ли господин Моракс в этот момент о своём народе, или закоулки чужого сознания приводили к каким-то особенным тупикам, скрытых от посторонних глаз. — Она сказала, что приехала за Венти. Господин Моракс задержал на его лице краткий внимательный взгляд, прежде чем опустить его на незаконченное письмо — Сяо, конечно, всё ещё не заглянул в распластавшуюся бумагу, но отчего-то подозревал, что аккуратные и наверняка пропитанные педантичностью столбцы содержали обращение к кому-то немаловажному. Он не успел заподозрить адресата: — Небеса взволнованы. Господин Моракс скользнул пустоватым взглядом по незаконченному письму и вдруг потянулся к узорной шпильке, скреплявшей основание золотой заколки с собранными на макушке волосами. Почти ленивое движение — и плетённое витиеватой косой золото съезжает набок, с помощью второй руки исчезает с головы вовсе, а растрёпанные пряди цвета спелого каштана рассыпаются по прямой спине. В этом действии не было никакого таинства, но почему-то Сяо тотчас показалось, словно он присутствовал на таковом; он не помнил, когда в последний раз видел всю длину волос господина Моракса, и сейчас не мог даже с очевидным лукавством признать, что те сильно отросли — не знал, с чем сравнить. — Наши соседи претерпевают некоторые изменения, — тоном, будто всё произошедшее только что являлось чем-то собой разумеющимся, продолжил господин Моракс, откладывая заколку в сторону и аккуратно расправляя лист в центре стола. — Полагаю, госпожа Эгерия знала, какую опасную для себя игру затеяла, но Небо требует… определённой степени вмешательства. Сяо чуть разомкнул губы — и замер дыханием, и звука не вымолвив. Имя Эгерии, нового Гидро Архонта, пару раз звучало под сводами школы Хулао; обсуждение таких новостей, как появление кого-то нового на небесном престоле, неизменно прогоняло ощущение, будто вся жизнь смазывается в один нескончаемый и зацикленный день, где не происходит совершенно ничего, что не успело приесться. Об Эгерии он знал только, что эта женщина испытывала определённого рода слабость к одному виду существ из своего королевства и что была достаточно неудобной правительницей, чтобы к ней относились с лёгкой долей подозрения. Должно быть, она совершила нечто из ряда вон выходящее, чтобы Боги Селестии обратили на неё своё внимание. Это нисколько не было связано с Венти, о котором Сяо только-только начал говорить, но напоминать господину Мораксу о нечто настолько очевидном он никогда не посмел бы. Их правитель никогда не говорил ничего просто так — у них будет возможность вернуться к настоящей причине появления Сяо в Доме собраний. — Как вы поняли, что Небеса недовольны? — только и спросил он. Господин Моракс вновь пересёкся с ним взглядами. — Дрожь земли в Чэньюй. Вряд ли он знал о том, как Адепты и Хранители Якса проводят свободные вечера — а если подозревал, то, очевидно, относился с титанической долей понимания. Сяо вспомнил, как проснулся однажды посреди сухого злакового поля от слабой вибрации под телом; следовало сразу догадаться, что это были отголоски землетрясения в соседнем государстве. Он медленно кивнул, давая понять господину Мораксу, что понял это простое объяснение, и тот не заставил ждать: — В первую неделю её правления я посчитал нужным отправить ей письмо-поздравление. Полноценной переписки не случилось, но я предположил, что познакомиться с госпожой Эгерией должным образом выйдет во время какого-либо совместного мероприятия. Планировал учредить ежегодное собрание Семерых, чем-то похожее на Священный Призыв, какой ты однажды посетил, но к непосредственно политике имеющее… довольно слабое отношение. Сяо тотчас подумалось, что не давал господин Моракс никаких комментариев о предпочитаемом способе проводить свободные вечера у Адептов именно потому, что и самому подобная деятельность не была чужда. Впрочем, это собрание Семерых казалось полезным — гораздо проще будет восстанавливать баланс после длительной войны только в том случае, если Архонты начнут оказывать друг другу посильную помощь. Как и полагает истинному правителю, господин Моракс заботился о процветании собственного народа, а потому не желал, чтобы неосторожное решение соседа оказывало влияние на его государство и людей. — Значит, это требование Неба как-то мешает вашему замыслу? — спросил Сяо, и во взгляде господина Моракса промелькнуло одобрение. — Что же она такого сделала? — Если я правильно всё понял, то создала новый вид людей. Говорил господин Моракс всё так же размеренно и спокойно, отчасти даже нарочито, будто эта новость, только что произнесённая — самое что ни на есть обыденное событие. Чем дольше они беседовали, тем сильнее Сяо заражался подобным состоянием, а потому только чуть вскинул бровями в ответ. С глухим стуком кисть оторвалась от тушечницы, зашуршал золотой рукав, который господин Моракс зажал пальцами, чтобы не испачкаться, и чёрный от туши ворс перекрыл добрую половину иероглифов на бумаге. — Признаться, меня мало интересуют решения госпожи Эгерии касательно жизни собственных народов, — произнёс господин Моракс, медленно перекрывая всё, что писал до прибытия Сяо. — Подобное отношение вызывает определённые трудности. Он не стал углубляться в самую суть возникших трудностей, но Сяо, кажется, понял его и без лишних объяснений. Так выходило, что господин Моракс не желал вмешиваться во внутренний устрой соседнего государства, но Селестия требовала от него именно подобного поведения — по всей видимости, лежащий на столе черновик письма должен был одновременно угодить и ожиданиям свыше, и собственным принципам Гео Архонта. Сам Сяо возненавидел чужие ожидания ещё в то время, когда являлся главой Уван, и он совершенно точно не был господину Мораксу хорошим советчиком. И всё же с языка сорвалось необдуманное: — Сомневаюсь, что есть смысл отвечать требованиям тех, кто за всё это время ни разу не проявляли интереса к по-настоящему важным вещам. Вероятно, в его словах было много от юношеской горячности, когда весь мир не больше десятка-двух знакомых лиц в родном городе, когда вещи разделены по цветам игральной доски в го — тут чёрный, а тут белый, никаких оттенков и двойственных значений. Сяо не хотелось произносить нечто настолько эгоцентричное, но и наблюдать за тем, как истинный правитель Ли Юэ прогибается под натиском сущностей на порядок выше него, в которых никогда и не было приличествующего интереса к миру, которым они играются, было выше его сил. Пускай для других он будет несмышлёным юнцом, бьющемся головой в закрытую дверь идеального будущего, сам он был твёрдо убеждён, что любое изменение неизбежно проходит через эгоистичное желание одного человека. В конце концов, даже революция в Мондштадте началась с одного юноши. — Странно слышать нечто подобное от некогда ученика Гамигина, — произнёс господин Моракс чуть невнятно, будто не собирался говорить ничего из этого, но мысли в голове звучали слишком громко, чтобы остаться невысказанными. И всё же Сяо чуть опустил взгляд, слабо сжав одежды на коленях. — Не странно, если помнить, что он называл меня бездарью. Господин Моракс позволил себе слабую усмешку. С носа сорвалось краткое резкое дыхание, а губы чуть растянулись, и весь вид его вдруг стал гораздо более измотанным, чем был до этого. Распущенные волосы отбрасывали тень на лицо, делая его неприятно осунувшимся. Он потянулся к правому краю стола и подобрал тугой свиток, завязанный золотой нитью. — Тебя не затруднит передать это письмо Венти при встрече? — спросил он, протягивая свиток Сяо, и тот настолько не ожидал резкой смены темы к той, ради которой он и появился на пороге покоев господина Моракса, что сразу же спрятал письмо за пазухой. — Вы?.. Господин Моракс кивнул прежде, чем Сяо произнесёт до конца потревоживший его мысли вопрос. — Двух недель тебе будет достаточно? Боюсь, в данном положении я не могу дать тебе больше времени. Сяо мелко кивнул. Он медленно разгладил смявшиеся одежды на коленях, одновременно продумывая, что ему следует сказать дальше, чтобы ненавязчиво завершить этот разговор и подняться — ему хотелось найти Аллена и Грету до того, как они разминутся, ведь приехать в Мондштадт в компании мало-мальски знакомых людей будет выглядеть более вежливо и учтиво, чем появиться из пустого воздуха без приглашения. Правда, пока он раздумывал над вариантами, его окостеневший от событий вечера разум окончательно осознал последнюю часть речи господина Моракса. Сяо недоверчиво нахмурился. — Вы знаете о слухах? Дисбаланс ци, мандат Неба, странные собрания уборщиков под покровом луны, в чью честь было названо государство — едва ли господина Моракса обошло знание обо всех этих вещах. Не пристало Сяо, с год назад пережившим временное главенство над землями бывшего наставника, всерьёз считать, будто правителю заранее известно всё обо всём, что происходит в его вотчине. И всё равно, прекрасно понимая всю внутреннюю кухню политических дрязг, какая-то часть сознания упрямо твердила без единой остановки, что господин Моракс — совсем не такой. Господин Моракс всё видит и всё знает, от его пытливого и непостижимого мышления не скроется ни одна деталь, даже такая незначительная, как появление Греты на террасе Юйцзин. — Люди склонны оправдывать гневом Неба все несчастья, которые происходят в их жизни, — размеренно заговорил господин Моракс. — Полагаю, отвернись от нас мандат Неба, мы бы об этом узнали первыми. И даже так следует быть готовыми к подступающим волнениям в народе. Не стану скрывать, что хотел бы избежать подобного исхода дел, ведь в настоящей ситуации необходимо разбираться с глобальными проблемами, а не растрачивать силы на мелочи. Поэтому я не могу отпустить тебя на больший срок — в тот день, когда народ Ли Юэ ощутит свою безнаказанность в полной мере, нам понадобится столько противодействия, сколько мы сможем найти. Сяо напрягся. Под самым горлом встал ком, который почти сразу же растворился и оставил странную пустоту, зияющую и приносящую почти настоящее неудобство. Хотелось как-то заполнить эту дыру подходящими словами, но на ум ничего не приходило. И всё же он облизнул губы и нерешительно разомкнул их: — Если верить Ло Фу, то у нас есть ещё десять лет. Голос редко подводил Сяо, но в этот момент слова его прозвучали тонко и почти неестественно, словно кто-то издалека говорил его устами. Зияющая пустота в горле обернулась назойливым першением, которое чем-то напоминало тонкий писк в начале лета, когда над болотами поднимаются комары и крошечные мушки. Господин Моракс взглянул на него с лёгким теплом, словно разговаривал не с одним из Адептов, его подчинённых, а с разгорячённым юнцом, не перенёсшим достаточно страданий, чтобы набраться хотя бы простецкой житейской мудрости. Лицо его едва ли заметно разгладилось, а в тонких губах при должном усердии можно было различить призрак улыбки. — Мы прекрасно понимаем, что голос одного человека не является отражением веры всего народа, — произнёс он до того тихо, что в первую очередь слуха коснулись больше звуки вечерней террасы Юйцзин, чем голос усталого правителя. Сяо чуть мотнул головой. Он прикусил губу, невидящим взглядом сверля залитый чёрной тушью лист с неоконченным письмом Эгерии — всё расплывалось мутной дымкой, как обычно бывает, когда долго не моргаешь, но прямо сейчас у него не получалось думать о таких простых вещах. Он даже совсем позабыл, что хотел отыскать Грету с Алленом, ведь здесь, в слишком широкой комнате для одного Бога, происходил не просто разговор — неокрепшая борьба за видение мира. — Они не станут этого делать. Без правителя слишком велик шанс, что всё станет только хуже. — У Виндагнира никогда не было божественного правителя. И когда-то они были самым процветающим народом Тейвата. — Вы… Вы могли бы попросить помощи. У Эгерии или Макото. Не нужно ждать, когда у народа закончится терпение. В глазах господина Моракса промелькнуло холодное золото, и отчего-то возникло ощущение, будто перед Сяо всё это время сидел не Гео Архонт, а дракон в обличии благородного мужа — спокойный, но готовый разорвать тебе глотку, стоит только шагнуть не в ту сторону, к которой тебя подталкивают. Промелькнуло понимание, что таким господин Моракс и был, что он будет глядеть на тебя, как на неокрепшего птенца, способного только смотреть в небо на своих взрослых сородичей, но выпустит стальные когти в тот же момент, когда ты совершишь малейшую ошибку и попытаешься выбраться из гнезда, которое он вокруг тебя выстроил. Ты будешь панибратски кланяться ему, и он с лёгкостью закроет на это глаза цвета холодного золота, но стоит тебе вмешаться в непостижимый ход его мысли — и это холодное золото будет последним, что ты увидишь. — Это временное решение постоянной проблемы, — отозвался господин Моракс чуть более жёстким тоном, который любому останется совершенно незаметным, но не Сяо. — Госпожа Эгерия поможет нам с засухой один раз, и мы останемся в долгу, который, возможно, будем не в силах оплатить. Нам необходимо сильное государство, способное самостоятельно справляться со своими проблемами, а не земля, существующая благодаря милосердию её соседей. Сяо поджал губы. Он страстно, до назойливого зуда в груди возжелал сказать то, что возникло в голове из треска цикад и шелеста пыли, но знал, что попросту не может. Что одно его слово способно разрушить даже малейший шанс на относительно спокойную жизнь, ведь драконы никогда не отличались отходчивостью и всепрощением. Так что он произнёс в своих мыслях. Когда это время наступит, вы будете править грудой костей и призраками. Выдохнул. Медленно поднялся и кратко поклонился, опустив взгляд. — Я вернусь через две недели. И передам письмо, как вы просили. Господин Моракс прикрыл на долю секунды глаза, тем самым кивая, и Сяо покинул покои правителя, в одночасье разрушившего все его представления о себе. По ту сторону бумажной двери в голову ударил прохладный воздух, но груза мыслей не уменьшил — напротив, на корне языка осел неприятный вкус пережитого разговора, который раньше показался бы слишком нереалистичным, чтобы рассуждать о его возможности. Он помнил их первую встречу, наполненную странностями разного толка, когда трудно отличить шутку от серьёзных намерений, а поведение двух Богов Ассамблеи Гуйли с трудом можно было бы назвать привычным и предсказуемым. Тот господин Моракс, пропускающий мимо ушей новости о собственном убийстве и гораздо больше проявляющий интерес к сорту чая, который пил, разительно отличался от того, кто с многовековой убеждённостью говорил о силовом подавлении грядущего восстания — и если разговор вёлся таким спокойным тоном, будто обсуждалось нечто давно свершившееся, то Сяо вряд ли сможет ещё раз пообещать Тун Цюэ, что не позволит раскачивающейся лодке перевернуться. У подножия главной лестницы Дома собраний Тун Цюэ уже не было. Редкие слуги сновали вдоль голых стен, когда-то обещавших удерживать гобелены, фигурную резьбу и пейзажную живопись. Воздух насквозь пропах благовониями, от которых в ту же секунду заболела голова, и Сяо растворился в воздухе раньше, чем ему удалось бы выцепить взглядом из розового марева слуг знакомое лицо. Когда кости пронзил промозглый горный ветер, Сяо собирался как можно скорее найти Тун Цюэ, кратко обрисовать ситуацию и забрать копьё — его серьёзные намерения незаметно, но стремительно перекочевали на задний план, стоило только пересечься взглядами с Босациусом. Тот заметно нервничал: на лице засквозила едва ли естественная улыбка, а в глазах заплескалась грозой настороженность. Замахав тремя руками в хаотичном беспорядке, четвёртой он сорвал с головы венок из повядших хризантем и спрятал его за спиной. Сяо вдруг подумалось, что Босациус не слишком желал открывать даже Яксам кое-какие подробности о личной жизни — иначе нельзя объяснить, почему его вчерашний рассказ о походе за бамбуковыми побегами с Пин вышел настолько кратким и оборванным. — Цзинь Пэн-а! — на полтона выше обычного воскликнул Босациус, но не стал прочищать горло или как-либо ещё показывать, что подобное поведение ему вовсе не свойственно. — Не ожидал увидеть тебя здесь в такой час. Сяо медленно перевёл взгляд с лица Босациуса на один из жилых павильонов школы Хулао, где раньше проживали старшие ученики, но решил не произносить единственную мысль, которая возникла в его голове. Он со следом странной неловкости указал на главный вход в школу и протянул: — Хотел найти Тун Цюэ. За весь год практически непрерывного общения ни разу не происходило ситуаций, подобных этой; возможно, любой смертный сейчас скажет, что время и место для разговора выбрано неверное. Сяо редко позволял себе думать о правильности или неправильности момента. Ему казалось, прими он решение жить этими представлениями, то неизбежно упустит огромное количество возможностей. В конце концов, не бывает подходящего случая, чтобы захотеть убить собственного наставника — и всё же это внутреннее изменение повлияло на его жизнь так сильно, что ему порой сложно вспомнить, каково ему было следить за сменой лун по-другому. Менее неловким этот разговор с Босациусом не стал после принятия этой мысли. Осознание, что дагэ только-только возвращался со встречи с Пин под серебряной луной, приобрело не ту форму, чтобы подстроиться под чёткую структуру того, что происходило в голове Сяо — как если бы кто-то решил впихнуть в низкую полку слишком высокую книгу. Обычно, когда Сяо говорил о чём-то с Босациусом, ему тотчас представлялось, будто его собеседником является тысячелетний Сюань У — воинственный и чрезвычайно мудрый. На совместных тренировках Босациус костерил всё вокруг так, что уши вяли, и образ возвышенного Хранителя Якса разбивался, как уроненный на землю винный кувшин. Сейчас с трудом подбирались хоть какие-то слова. — Он у восточного склона, — произнёс Босациус, не сдвигаясь с места. — Видел его там с палочку благовоний назад. Сяо резче, чем самому бы на то хотелось, кивнул и уже сделал шаг в сторону, чтобы раствориться в воздухе, как замер на долю секунды и повернул к Босациусу голову. Тот, почти отступивший ко входу в школу Хулао, взглянул на него с немым вопросом во взгляде. — Приведи как-нибудь на ужин Пин. Все будут рады её увидеть. Не прослеживая, как на лице Босациуса разливается красная тушь, а с губ срывается раздосадованный стон, Сяо растворился в чёрном дыме и в следующий миг очутился на краю скалы восточной части горы Хулао. Если обернуться, можно с лёгкостью увидеть гигантскую дыру в земле — то место, где сковыривал копытом землю Могучий Повелитель Небесных Пределов в тот день, когда Предместье Лиша напало на три школы. Воздух насквозь пропах приближающейся зимой: при вздохе лёгкие обжигал холод, смешавшийся с заиндевевшими иглами сосен. Через пару-тройку лун распустятся сливы, разгоняя общую омертвелость, и сухая трава перестанет навевать тоску о лете. Бонанас особенно любила эту пору; она срывала яркие цветки, то красные, то розовые, а затем вмораживала их во льду. Конечно, к оттепели аккуратные шарики с цветками внутри неизбежно таяли, обнажая своеобразное послание о прошедшей зиме, но эта крошечная традиция неизбежно приводила Сяо к мыслям о приверженности красоте и потребности в постоянстве и нескончаемости, которыми страдали даже бессмертные. Бонанас любила конец зимы и всеми силами пыталась замедлить ход природы — даже если это никак не влияет на течение времени. Возможно, так она пыталась оградиться от мысли, что ничто не длится вечно. Тун Цюэ не заметил его присутствия. Опершись о копьё Сяо, он напряжённо вглядывался в низкие облака, закрученные в тёмные предвестники холодов. Весь его вид — приподнятые плечи, нетвёрдая стойка — выдавал отстранённую и тяжёлую задумчивость. Сухая трава защёлкала под ногами, когда Сяо приблизился, но Тун Цюэ не обернулся, будто с самого начала знал, кто именно отважился отыскать его здесь в полночь. — Уходишь? — вдруг заговорил Тун Цюэ, едва повернув голову. Сяо тихо угукнул, поравнявшись с ним и сцепив руки за спиной. Он обратил взгляд к небу — чёрному и пустому, лишённому сияния звёзд и ореола полной луны. — Надолго? — На две недели. Тун Цюэ задумчиво хмыкнул, перенёс вес на обе ноги и вернул Сяо его копьё. То привычно легло в руку, словно было там всегда, затмевая даже воспоминания о многих годах, проведённых с мечом на бедре — быть может, в один день Сяо вовсе позабудет, что когда-то сражался по техникам Уван. — С господином Барбатосом что-то случилось? — спросил Тун Цюэ, и Сяо чуть прикусил губу. — Надеюсь, что нет. — Может, не стоит тогда беспокоиться? Может, в своих странствиях он… немного забылся? То есть, он провёл в Ли Юэ несколько месяцев, прежде чем вернуться в Мондштадт. Вдруг сейчас происходит то же самое? Сяо уже думал об этим, как раз перед тем, как пересечь порог покоев господина Моракса. Он предполагал такую возможность, но сейчас, слыша точно такие же слова, но из уст Тун Цюэ, всё сознание только и делало, что противилось этой идее — не может такого быть. Венти слишком сильно привязан к своему народу, чтобы игнорировать их зов и пропасть из жизни на целый год. Такие мысли укололи куда-то под горло и растеклись неприятной желчью. — Худшее, что ты мог сказать, — всё же произнёс Сяо, не повернув головы, и услышал вздох. — Знаю, прости. — Тун Цюэ перенёс вес на правое бедро, тем самым чуть приблизившись, и пихнул его локтем, как будто пытаясь тем самым сгладить острые углы, которые сам сточил. — Целых две недели! Как я переживу это время? Сяо беззлобно фыркнул. — Легко. Это всего две недели. Тун Цюэ задрал голову и издал громогласный стон, преисполненный разочарования настолько сильного, что не догадаться о его фальшивости казалось настоящим проявлением тугомыслия. Для пущей театральности он мог повиснуть на шее Сяо, но уже успел усвоить — тому не шибко нравилось, когда его трогают без причины. Конечно, даже у этого правила были свои исключения, и ради одного такого Тун Цюэ будет вынужден выполнять их работу в некоем подобии одиночества. — Я буду думать о тебе каждый день. И только попробуй не привезти мне лебединое перо! Не смея стирать с лица слабую улыбку, Сяо медленно кивнул, поднял открытую ладонь в знак прощания и размахнулся. Брошенное со скалы копьё блеснуло даже без света луны, и в тот же миг мир исказился, приобрёл нечеловеческую чёткость, а тишину восточного склона Хулао разрубил оглушительный хлопок крыльев. Подхватив копьё птичьей лапой, Сяо взмыл ввысь, но не обернулся — и всё равно на задворках сознания закрепилась мысль, что Тун Цюэ внимательно следил за двумя всполохами золота, истончающимися и растворяющимися в сумраке облачной ночи. Тун Цюэ вскоре уйдёт, но примятая под ногами двоих трава расправится только ранним туманным утром.