Охана

      Когда в рабочем графике выпадает ночное дежурство, в общем и целом это не приносит особого восторга — не смотря на любимое дело, сбывшееся желание людям помогать и всю эту служебную романтику, если назвать её можно так, — но если от начала смены проходит уже несколько, а ты как ни в чём не бывало проводишь их в стенах конторы, за это время не проведя ни одного допроса, ни даже беседы с кем-нибудь из потерпевших, и канал дежурной связи молчит, как кажется, и не собираясь сегодня никуда отправлять, настроение сразу заметно улучшается.       Нет, печально, конечно, за супруга, безжалостным экспертом отправленного на ночь глядя проверить дверной откос у вход на чердак в доме невинно убиенного начинающего блогера… но тут уж кому как карта легла. Не виновата же она в самом деле, что Данилов первым попался Ломову на глаза?       Уютно устроившись в углу диванчика в буфете и прихватив с собой чашечку ароматного чая, Власова прикрывает глаза, словно бы намотав за сегодня уже несколько сотен километров и теперь наконец получив возможность просто посидеть, хотя бы парочку считанных минут. Вот только когда проходят все десять, ей всё равно не приходится никуда бежать, и осознание этого простого факта радует капитана ещё больше.       Она переводит взгляд на Ломова, за барной стойкой разместившегося в компании планшета, сразу двух чашек кофе и нескольких тарелок всевозможных сладостей. «Глюкоза улучшает работу мозга», — заявил он ей совсем недавно в ответ на Ритино уточнение, не слипнется ли у него что-нибудь.       — Надеюсь, ты там играешь во что-то так увлечённо, а не фотографии со вчерашней массовой расчленёнки рассматриваешь, — бросает она, усмехнувшись, наблюдая за тем, как парень обгладывает шоколадную глазурь с надкусанного эклера.       — Фу, Рит, — отмахивается эксперт, почти что невольно отодвинувшись от эклера и взглянув на него с неким подозрением. — Не напоминай мне об этом. Я вчера, между прочим, даже обедать из-за этих снимков не пошёл, — сообщает он и, совершенно противореча самому же себе, с аппетитом откусывает едва ли не сразу половину эклера.       От тонкостей восприятия и гастрономических пристрастий отвлекает оживший у Риты в кармане мобильный. Толя вытягивается совсем как воробушек, словно бы имя контакта надеясь так рассмотреть, и в тот же миг нетерпеливо выпаливает:       — Данилов?       — Практически, — отзывается капитан, одним махом перечёркивая его надежду получить разгадку по одному из дел, и отвечает на вызов. — Да, Кариш.       — Мам, а тебе Илюша ничего не говорил? — буквально-таки сходу начинает девчонка, мать своим вопросом откровенно заставляя напрячься. Рита отзывается ровно так же вопросом: «А что он должен был мне сказать?», и получает уже куда более стоящую и поддающуюся конструктивным размышлениям информацию: — его дома просто нет. Мы на большой перемене виделись: он домой собирался, а я урока ещё одного ждала. Потом я пришла домой, а его нет. Ну, я и подумала, что он с ребятами своими гуляет или в книжный пошёл, он говорил тут на днях о книжке одной… в общем, ничего такого. А потом я звоню ему, а телефон недоступен. Одиннадцать вечера уже — мам, я волнуюсь.       — Не переживай, — спешно бросает в ответ Маргарита, уже на ноги поднимаясь и мысленно составляя план первостепенных задач — точнее даже поручений не отводящему от неё вопросительного взгляда Ломову. Капитан коротко взмахивает головой, и маршрут из буфета выстраивается словно-таки сам собой. — Во всём сейчас разберёмся. И найдётся потеряшка в целости и сохранности. Я уверена.       На разговор уходит ещё каких-то пару минут, а когда Власова замирает возле компьютерного стола в ярко освещённой ФЭСовской лаборатории, Ломов оказывается уже буквально-таки на низком старте — с не отводимым в сторону, совершенно сосредоточенным взглядом и пальцами, занесёнными над клавиатурой.       — Ну, смотри, — отщёлкнув парой клавиш, выдаёт эксперт спустя время. — Из сети телефон Ильи пару часов назад пропал, без всяких звонков и подозрительных сообщений перед этим. И случилось это на окраине Химковского леса. Вот тут, — указывает он на высветившуюся на карте отметку, — почти на набережной. Сейчас я тебе скину координаты.       — Ага, — кивает Власова почти что на автомате, серебристый халат стягивая с собственных плеч. — И Данилова мне тогда тоже найди. Если с чердаком закончил — пускай подъезжает, — она распоряжается, спиной продвигаясь уже в сторону выхода, и когда почти что у самого порога спешит развернуться, буквально впечатывается супругу в грудь. — Не это я имела ввиду… зато оперативненько. Погнали!       Выпутавшись из удержавших её на месте объятий, Рита почти что неуловимо взглядом скрывается где-то в глубине стеклянных коридоров. Данилову, не успевшему не то что осознать ситуацию, а даже уловить её до конца, остаётся разве что последовать вслед за избранницей.

--

      Уже по пути в Химки опера получают от Ломова все до последнего данные, что удалось отыскать ему в месте, так и кишащем всякого рода объявлениями, фотографиями, предположениями и видеоматериалами, и всё волнение у Власовой словно рукой снимает. Всё говорит о том, что ничего страшного уж точно не случилось, и понятная материнская злость спешно выходит на первый план.       — Рит, мне кажется, ты сгущаешь краски, — на какие-то пару мгновений бросив взгляд в сторону пассажирского кресла, высказывает своё мнение Данилов. — Ну, загулялся немного парень. С кем не бывает? Мы с тобой в пятнадцать лет как будто бы другими были.       — Загулялся, Стёпа — это когда ты сказал о своих планах и потерял счёт времени. Это другая совершенно ситуация. А так… — она рассекает руками воздух, не то слова надеясь поточнее и поприличнее подобрать, не то изначально вместо всяких объяснений па эти и решив вписать в собственное негодование. — Ладно мы, но сестру-то он мог в известность поставить?! Она испереживалась вся.       Резонный, по его скромному мнению, ответ на эти слова матери через какие-то минут двадцать даёт уже сам Илья, стоя перед родителями в темноте Химкинского леса и виновато тупя взгляд в пол. Точнее это слушает, мамины переживания с лёгкостью улавливая в строгом и, казалось бы, совершенно спокойно звучащем голосе, парень, понурив голову, а когда возможность предоставляется с ответом выступить, даже в сторону отводить взгляд не подумывает.       — А если бы я сказал, Каринка обстебала бы меня! «К экстрасенсам своим собрался, думаешь, наколдуют тебе чего?», — начинает он, передразнивая сестру. — «Да разводилово это всё, а ты ведёшься». Знаю я её.       — Мы с мамой так же бы, по-твоему, отреагировали? — относясь не так критично к поступку парня, как жена, всё же со строгостью спрашивает сына Данилов. Не отводит в сторону глаз, и Илья, не выдержав, вновь склоняет голову. Собственную глупость и эгоизм он осознал, конечно, не только в минуту приезда родителей, буквально за шкирку вытащивших его из кучи любопытных поклонников эзотерического шоу, об адресе проведения очередного испытания узнавших, но сейчас чувства эти обостриться успевают до предела буквально.       — Ты понимаешь, что это безрассудно? — уже куда спокойнее спрашивает Маргарита. — Один, по темноте, в каком-то непонятном лесу…       — Мне казалось, раньше всё закончится, и меня не хватится никто, — признаётся парень, в ладони нервновато покручивая край завязки. — Думал даже, побуду немного и домой поеду. А потом, естественно, увлекло меня происходящее, телефон сел… по-идиотски получилось, согласен, — кивает Илья, а через считанное мгновение поднимает взгляд. — Мам, прости, я заставил всех волноваться.       Он делает шаг ближе и совершенно решительно обнимает её за плечи, носом утыкаясь в плечо и явственно понимая, что такая близость уж точно поспособствует развеиванию материнского недовольства.       — Не делай так больше, — негромко отзывается Рита, крепко обнимая сына в ответ.