Охана

Голос мой, ты услышишь голос мой.

И поймёшь — живой!

      Тишина на окраине промзоны ничем зловещим не отдаёт — точно так же ветер гудит, как и везде по городу, такими же точно голосами птицы, пролетая мимо да в ветвях прячась, говорят. Но откровенно поддавливать начинает — не мудрено, когда безвылазно сидишь в машине, окидывая взглядом происходящее вокруг, а со всех сторон не доносится ни единого ползвука — шага там или чьего-нибудь кашля.       — Второй час тут уже сидим, — бросает негромко Данилов, быстрый взгляд переведя на супругу. — Может, ошиблись вы с местом и временем? — уточняет он, взглянув на разместившихся буквально напротив них товарищей из службы собственной безопасности МЧС. — Или вообще разговаривают они там себе спокойно, а мы сидим тут, в чёртовом отдалении от места.       — А ты проверить хочешь? — словно бы недоверчиво усмехнувшись, спрашивает его капитан. Не отводит глаз в сторону и, помедлив немного, заявляет: — ну, так иди и проверь, был ли кто на точке.       Власова от недовольства высказанной коллегой идеи хмурится, не спеша вместе с тем опасения свои вслух озвучивать, и переводит на сидящего по правую от неё руку Данилова взгляд. Тот оборачивается к наполовину расшторенному окну, прищуривается, явно все «за» и «против» взвешивая, а спустя пару десятков буквально одним мигом пролетевших секунд, поднимается на ноги, наличие табельного в кобуре проверяет, чуть оттягивает край бронежилета и уже собирается шагнуть к выходу из неприметного (как будто бы) микроавтобуса.       — Стёп, мне не нравится эта задумка, — качает головой Маргарита, вспорхнув на избранника взгляд. Капитан в ответ лишь отмахивается, уверяя, что всё в порядке будет, и всё же делает шаг. — Тогда я с тобой пойду.       — Брось, — обернувшись, хмурится Данилов. Касается ладонью её плеча, словно бы усаживая напарницу обратно в кресло, и идти против собственного решения не собирается. Сам и не задумываясь даже об этой своей упёртости. — Я быстро и осторожно. Смотри, может, из-за угла кто выскользнет.       — Под ноги только смотри, капитан, — вставляет Акунькин, когда дверь микроавтобуса уже успевает отъехать в сторону. — А то перекрытия там местами обвалились уже, полетишь ещё ненароком следом за ними.       Спешно кивнув, Данилов уходит, почти что моментально скрывшись за ближайшим, довольно вольготно разросшимся кустарником. Рита провожает его взглядом, недавно сказанные слова майора невольно прокручивая в голове, и когда несостыковка уже буквально кричит о себе, оборачивается к Акунькину лицом. Заглядывает в его глаза, так удачно на неё поднятые, и спрашивает безо всяких хождений вокруг да около:       — Когда это, интересно, вы перекрытия успели осмотреть? С ваших же слов следует, что сигнал о даче взятки инспектору Филимонову поступил сегодня и уже спустя пару часов вы были в кабинете Рогозиной.       — Этой заброшке уже много лет, — не смутившись, пожимает плечами Акунькин. — О целостности конструкций в таком случае только мечтать можно. Да и пожары случались там уже раз пять точно, это не секрет.       С дальнейшими уточнениями Маргарита больше не лезет, куда более правильным посчитав вылезти сейчас из салона микроавтобуса, лучший обзор получая на само здание, зияющее широкими оконными проёмами, и на происходящее вокруг него. На душе отчего-то становится неспокойно. Не то уход Данилова в гордом одиночестве не радует, не то шестое чувство включается (а может, и барахлит чего-то), не то присутствие рядом товарищей из службы безопасности делает своё дело. Рите эти два кадра не приглянулись ещё с момента знакомства в кабинете Рогозиной, а точнее — ещё даже по пути к нему, когда Галина Николаевна объявила, что коллеги просят от ФЭС силовой поддержки. Недовольство своё она, конечно, высказала… но с приказами, как известно, не спорят.       Со стороны в пять этажей выросшего здания проносится пара ворон, громогласно сообщив о себе на всю округу, и Власова невольно провожает их взглядом, словно бы это то самое движение, о котором упоминал напарник несколькими минутами ранее. Но птицы скрываются, никаких подозрений всё же не вызвав. Опытный оперативный взгляд уже в который раз сканирует происходящее вокруг, и когда подозрительного так и не обнаруживается (ожидаемо, по большому счёту), Рита припадает спиной к передней дверце машины. Сидеть в салоне одной в компании с собезовцами не прельщает от слова совсем.       Минуты тянутся мучительно долго. Совсем как клейстер.       Власова уже в который раз косится на часы у себя на запястье, мысленно подчитать норовясь, как далеко от них удалиться успел Данилов и не может ли уже возвращаться обратно… когда сердце как будто бы пропускает удар.       Два оглушительных хлопка заставляют инстинктивно пригнуться, укрываясь за капотом микроавтобуса. Куски бетона как пушинки разносит в стороны, судя по грохоту, складывая часть заброшки как карточный домик. А поднятое в воздух громадных размеров облако пыли застилает Власовой почти что весь вид. Она не замечает, как сжимает ладонью край кузова, не то поддержки ища, не то пронзившую сердце боль отразить полагая. Не слышит, как сквозь звон в ушах раздаётся её собственный крик:       — Стёпа!       — Куда?! — раздаётся как в тумане где-то совершенно рядом. И пока она сорваться с места не успевает, в сторону от взрыва повреждённого здания, крепкая ладонь выскочившего из салона майора сжимает ей локоть. На месте фиксируя буквально. И как-то неосознанно возвращая Маргариту в реальность. — Перекрытия окончательно могут рухнуть. Хочешь, чтобы и тебя погребло?! А если ещё одна порция взрывчатки?       — У меня муж там! — её голос звенит чем-то наподобие ненависти, зарождающейся где-то внутри. Она руку вырывает из хватки Акунькина и взглядом с ним встречается не более, чем на миг.       — Сочувствую, — не так, чтобы с соответствующими словам эмоциями отзывается, не отступая в сторону, он. И, словно бы между делом интересуется: — дети есть?       У Риты звон отступает ещё не до конца, а вместе с ним и осознание не спешит возвращаться в привычное русло. Глаза не в силах оказывается отвести от всё лучше становящегося видным здания, несколько перекрытий и правда успевшего потерять, и ответ в тот же самый миг с губ её срывается сам по себе:       — Двое.       — Это хорошо.       — Чего? — в ответ на его абсолютное спокойствие хмурится Власова. Переводит в сторону Акунькина взгляд и по выражению его с совершенной точностью за какие-то доли секунды понять успевает, что ему всё равно. Плевать буквально на человека, в эпицентр взрыва попавшего с его, по большому счёту, лёгкой подачи. Он всё так же буднично и продолжает, отмалчиваться не собираясь и слова свои не считая чем-то кощунственным и недопустимым:       — Ну, жизнь после себя в любом случае оставил. Значит, всё не зря было, — пожав печами, переводит он взгляд в сторону тишиной фонящего здания. — Каким бы сейчас расклад не оказался.       — Расклад? — у Риты внутри закипает уже целая смесь разрозненных как будто эмоций. — Это жизнь человеческая!       — Профессия у нас такая, — резонно, как будто бы, но в то же время недопустимо явно бросает ей в ответ товарищ майор, пожимает плечами как ни в чём не бывало, и в глаза Маргарите при всём этом даже и не стесняется заглянуть, не говоря уже ни о какой опаске, — рискованная.       Молнии во взгляде сверкают не через секунду даже, а буквально одна за одной. Кровь в жилах закипает буквально-таки. И одно только чудо позволяет ещё только Власовой сдерживаться. Чтобы не налететь безжалостной фурией на товарища из собственной безопасности, чтобы почти что в буквальном смысле не перегрызть ему глотку, о последствиях собственных слов давая понять заодно и притаившемуся в салоне микроавтобуса капитану Зелько. Пальцы от бездействия у Риты уже сводит буквально и, насквозь успев прожечь ещё пару дырок в теле майора, она выдаёт, все особенности разработки, в которую они со Стёпой втянуты оказались, припоминая ему:       — Просчитывать исходы собственных операций нужно. Раз уж коллег в их тонкости не посвящаете и вообще перед фактом ставите в последний момент. Вы ведь старший группы!       — Я не могу предвидеть все риски, — отчеканивает он, не отводя в сторону глаз. — И совершенно не обязан отчитываться перед ФЭСовскими операми.       — Да пошёл ты… товарищ майор, — процеживает сквозь зубы Власова, весь скопившийся к нему яд запустить в него намереваясь совсем как мину замедленного действия. Такую, чтобы от жгучего чувства майору было уже не отмыться. И при том, чтобы и подействовало спустя время, на безопасном от неё самой расстоянии.

--

      Две группы спасателей прочёсывают сантиметр за сантиметром, не то что точно не зная, а даже предположить не имея возможным, в каком из эпицентров обрушения может оказаться Данилов. Бетонные груды буквально перекрывают друг друга, лишая всякой возможности добраться к возможным воздушным пространствам.       Работа кипит, и на окраине бывшей промзоны становится как никогда шумно. И шум этот одновременно волнует куда сильнее прежней тишины, и вселяет надежду.       — Обрушение довольно сильное, да и состояние здания оставляет желать лучшего. Я не возьмусь делать прогнозы, — разводит руками спасатель, то и дело отводя в сторону взгляд. — Мои ребята делают всё возможное. И даже больше.       — И всё же, — с надеждой и страхом спрашивает его Маргарита. Мечется взглядом между командующим разбором завалов спасателем и тем самым обрушившимся наполовину зданием… и кажется вдрызг разорвать намеревается край форменной ветровки. — Давайте начистоту.       — Если он жив — ангел-спаситель постарался на славу. Буквально невозможное сделал.

--

      Власова ударяет костяшками пальцев буквально для проформы — иначе хотя бы пару секунд подождала бы, прежде чем распахивать стеклянную дверь начальственного кабинета. Переступает порог и в тот же самый миг заместо возможного недовольства Рогозиной искренне-взволнованный взгляд получает и мгновенный, до невозможности логичный и правильный сейчас вопрос:       — Как там Стёпа?       Слёзы предательски подступают к глазам, и Рита, от наглухо закрытой за собой двери отчего-то не поспешив отступить, запрокидывает немного, но отчего-то вполне достаточно для спасения, голову, из-за пелены лишь размыто видя потолок над собой. Между висков возобновляется каким-то до невозможности противным гулом звон, что был в той треклятой заброшке… и совсем как наяву слышится едва различимое: «Ри-и-т», донёсшееся из-под груды обломков. Откуда-то из возможного «кармана». Родным до скрежета в сердце голосом.       Власова выдыхает. Совсем как в ту самую минуту, когда Степана извлекли из-под обломков. Явно травмированного, но живого.       — Учитывая обстоятельства, легко отделался, — тяжесть на сердце всё ещё не отступает, но у Риты всё же хватает сил, чтобы кивнуть в ответ, перехватив почти что по-матерински взволнованный взгляд. — Операция успешно прошла, но к нему ещё не пускают. Предварительно — до полугода на восстановление. И прогнозы хорошие — плечо срастётся и функционал восстановится в полном объёме, с растяжением на ноге куда проще. Ещё контузия в добавок. Галина Николаевна, — спустя мгновение тишины зовёт Власова, наконец принимаясь шагами измерять её кабинет, — я, собственно, ненадолго к вам и по делу.       — Что это? — с ходу уточняет полковник, ещё даже не усев взглянуть на решительно выложенную Маргаритой бумагу, исписанную ровным почерком.       — Я знаю, вы можете поспособствовать, и поэтому прошу инициировать служебную проверку в отношении Акунькина и Зелько.       — Рита, я тебя прекрасно понимаю, — осторожно начинает Рогозина, действительно понимая её чувства, а вот о целостной картине и послужившем спуском основании имея возможность разве что теории строить. — Но давай ты сначала успокоишься, придёшь в себя… а не будешь рубить с горяча.       — Я совершенно спокойна, Галина Николаевна, — глядя на полковника буквально до краёв наполненным серьёзностью взглядом, отрапортовывает Власова. — Так же спокойна, как этот… майор, — совладав с желанием охарактеризовать его последними словами, ввинчивает капитан, — смотрел, как Стёпу под этим чёртовым домом погребает, как до этого невозмутимо совершенно молчал, наперёд зная о взрыве. Они оба всё знали, — ни на каплю не сомневаясь в собственных заверениях, отчеканивает она, каким-то только чудом, как кажется, не пылая при этом огнём из ненависти и отвращения, — но даже не посчитали нужным предупредить.       Слова эти, решительностью звенящие буквально, не настораживать попросту не могут. Рогозина откладывает рапорт в сторону, глаз от подчинённой не отводя, но с выводами и эмоциями всё-таки не спешит. Руководитель целой федеральной службы, как-никак.       — С чего ты взяла? Они получили сообщение за несколько часов до визита к нам…       — Это нам они так сказали. И мы поверили.       В ответ Рогозина хмурится, предчувствуя уже наперёд, что всё сложилось куда более мерзопакостно, чем может казаться на первый взгляд, кивает Рите на стул, спохватившись как будто бы только что, что Власова так и не заняла свободное место, предпочтя возвышаться в паре шагах от стола, и когда она выдвигает одно из кресел, коротко распоряжается, не отводя в сторону глаз:       — Рассказывай.       — Шустов аккуратно проверил переписки этих, так называемых, коллег. Галина Николаевна, — в один момент пресекает она попытку начальницы возмутиться, — считайте, я приковала его к столу и под угрозами применения насилия заставила разузнать всю эту информацию. Но он, конечно же, сопротивлялся и с трудом подчинился. Давайте только позже с этим разберёмся, ладно? — её взгляд в один миг становится каким-то измученным и уставшим, словно бы всё это лишение свободы и воли баллистика является чистейшей правдой, и времени на получение начальственного согласия даже и не подумывает тратить. — Они уже месяц ведут… скажем так, проверку в отношении инспектора Филимонова. Месяц. У них зафиксированы его неформальные встречи с тремя владельцами заведений, пожелавших заплатить, а не устранять собственные недочёты, есть кое-какие данные. А о сегодняшнем месте и времени передачи денег стало известно на той неделе… это если пользоваться их легендой. А на деле — они сами были не прочь закрыть глаза на действия Филимонова, уведомили его об этом и договорились о встрече.       — Сегодня, в заброшенном здании на Кутузова? — уточняет Рогозина, и Маргарита коротко кивает в ответ.        — А ещё они подозревали о готовящейся от него западне. Можно? — теперь уже Галина Николаевна отвечает поспешным кивком, и клавиатура ловко перекочёвывает Власовой в руки. Несколько клавиш — и нужная информация уже высвечивается на экране.       — Киряков Игорь Александрович. Кто это?       — Бывший сослуживец Филимонова, он, кстати, тоже сапёром в армии был, — уточняет Власова, — а ныне — специалист по контролируемым подрывам в одном из подразделений МЧС. Филимонов и Киряков частенько контактируют, с недавних пор правда шифруются, но нашим умникам не так чтобы с трудом удалось их засечь. И мужчины из собственной безопасности о нём тоже знали. Очень хорошо знали.       Рита отщёлкивает ещё несколькими клавишами, и на экране появляются одна за одной выстроенные аудиозаписи. Один щелчок, и не безызвестные голоса, совсем как вживую заводят беседу: «Пятнадцатого у Кутузова. Не верю я в интеллигентность встречи», «Думаешь, пейнтбол начнётся?», «Скорее конструкции рухнут. Сапёры ведь в одиночку не ходят», «И чего ты предлагаешь?», «Обратиться за поддержкой к коллегам. Они не откажут, а мы, вроде как, в стороне», «А дальше?», «А дальше видно будет».       Дальнейшие комментарии оказываются уже ни к чему. В кабинете на какое-то время повисает молчание, нарушаемое лишь только из-за двери доносящимися звуками, полной тишины создать не то на зло, не то во благо не дающими, и мысли, кажется, вот-вот начнут вслух звучать совершенно без спроса.       — Надеюсь, у Султанова не много безотложных дел, — наконец прерывает молчание полковник, бросает быстрый взгляд на часы и, не поспешив подняться, переводит на Власову взгляд. — Тебя подвезти?       — Спасибо, — бросает она в ответ, но головой встряхивает всё-таки отрицательно. — Это без надобности. Меня из больницы Гранин привёз, и он в машине ждёт.