Охана

      Наивно полагая, что все его домашние, если и не видят сны в столь непоздний ещё час, то уж точно отдыхают, восстанавливая невесть куда девшиеся силы, Данилов ещё на выходе из лифта отыскивает в кармане связку ключей, почти что бесшумно переступает порог квартиры, в какой-то единый едва слышный звук сплести умудрившись щелчок дверного замка и выключателя… и ожидания все свои растеривает, когда уж слишком отчётливо, чтобы оказаться миражом, слышит смех детей под звуки весело напевающего что-то из телевизора мультяшного голоса.       — Вот тебе и температурят, — негромко бросает он себе под нос, а через миг уже расплывается в улыбке — всё-таки это чертовски греет душу, когда твои малыши не страдают, головы не способные отнять от подушки, а со всеми напавшими на них вирусами да микробами борются, крепко стоя на ногах и уничтожая их собственным смехом.       Капитану на миг кажется, что он и переступить порог комнаты не успевает, когда ребятня под звеняще-радостное: «Папа пришёл!» подскочить на ноги успевают, игрушки сиротливо на ворсе пушистого ковра оставляя, преодолеть расстояние от центра комнаты и наконец налететь на него, едва ли не сбивая с ног. Улыбка на лице сама по себе зажигается ярче светлячков, мелькнувших на экране, и Степан опуститься на корточки буквально-таки спешит, крепко-крепко получая возможность прижать дочку и сына к себе.       — Что у вас с температурой? — спрашивает скорее для порядка Данилов, ладонями, а следом куда более точно и уж точно проверено — губами касаясь их всё же горячих лбов. — А по вам и не скажешь. Мультикам вон подпеваете, скачите — покрывало на диване всё свёрнуто, — бросив в его сторону взгляд, отмечает Степан. На самом деле его куда больше интересует, куда делась одна из диванных подушек… но вопрос этот откладывается на потом.       — Мы ещё в машинки играли, — охотно подсказывает Илья. — Принцесс на бал возили. Вон они, развлекаются, — резюмирует, махнув рукой в сторону письменного стола, где среди расставленных разрисованных на мотив обоев листочков и пары небольших зеркал словно бы и правда кружатся в танце разномастные принцессы — куколки, динозаврихи, плюшевая зайчиха.       — И бал сначала делали, — вставляет Карина, тут же зайдясь кашлем. На него спасительное веселье словно бы не спешит в полной мере подействовать. И не то в поддержку этой версии, не то по-своему вторя сестре, буквально-таки следом чихает сразу дважды мальчишка.       — Илюш, — всё же поймав сына за руку, но уже слишком поздно, чтобы спасти рукав его домашнего костюма от утирания носа, снисходительно зовёт капитан. — Вон же у вас целая коробка платочков одноразовых. Ты чего?       Данилов-младший поднимает взгляд своих всё же тронутых болезненностью глаз, шмыгает ещё разок носом и всё-таки решает сжалиться — не то над собственным рукавом, не то над отцовскими нервами — и всё же плетётся к и в самом деле «перевёрнутому» дивану, на подлокотнике которого красуется пластиковая корзинка с щедрым запасом бумажных платочков.       — А маму чего с собой играть не взяли?       — Мама отдыхает, — берётся объяснить Каринка, с папиных рук, кажется, до конца вечера не собираясь слезать.       — Да, — согласно кивает следом за сестрой Илья. — Она чего-то как-то по-другому болеет. В кофту тёплую кутается, носом не переставая шмыгает… Неактивная совершенно.       Данное детьми описание подтверждается в спальне совершенно наглядным образом. В осенней полумгле вечера, нарушаемой разве что тусклым свечением торшера в углу комнаты, супругу Степан находит на постели. Прикрыв глаза, она опирается на мягкое изголовье кровати, дополнительной опорой используя словно бы под руку подвернувшуюся подушку, и веселиться, развозя принцесс на балы да подпевая детским мультикам, не имеет никаких сил. Вот такое полусидение, как кажется, вытягивает из неё последние силы.       — Ну, как ты тут?       — Если по комнате не валяются сопливые ошмётки с высокой температурой — значит, ещё не развалилась, — ослабленно, но всё же умудряется усмехнуться Власова. Иначе бы это уж точно была не она. Данилову ли не знать — эта его горячо любимая женщина и под прицелом юморить способна, и с пулей, капитально застрявшей в теле, и уже едва ли не рожая. А тут всего лишь какая-то простуда. Пусть и подкосившая её хорошенько.       Данилов забирается на кровать, усаживаясь буквально вплотную с Ритой, и, возражений и не думая даже слушать, притягивает супругу к себе, обнимая её за плечи и поцелуем касаясь отчаянно горячего виска.       — Ты жаропонижающее когда пила? — заботливо спрашивает капитан, совершенно явственно ощущая, как мелкой дрожью пробивает Ритино тело озноб. Противный. Отступать не желающий совершенно. Словно бы создающий утяжеляющую голову головную боль.       — Минут десять назад. Стёп, зря ты с нами так тесно возишься, — болезненно хмурится Маргарита, глаз на крепко, чрезвычайно бережно и словно бы в самом деле спасительно обнимающего супруга даже и не пробуя поднять. — Сам ведь микробов подхватишь.       — Уйду на больничный, значит, — безапелляционно заявляет он, пожав плечами для верности и тут же губами коснувшись Ритиных растрепавшихся волос. Он бы и лба коснулся, и губ её… но тревожить прижавшуюся к нему супругу — последнее, что решит провернуть капитан.

**

      Расплываясь в довольной улыбке да и в целом светясь похлеще самого начищенного самовара, едва ли не столкнувшись с капитаном на одном из пересечений ФЭСовских коридоров, Майский с ходу переходит к главному:       — Ну, чего, Стёп, с очередной Малиновской бандой покончено! Может, по этому поводу, посидим где-нибудь… выпьем по кофейку? — ухватив взглядом суетящихся у стойки дежурного практикантов, майор в последний момент натягивает на речь свою маскировочную сетку.       — Прости, Серёг, — даже и не задумавшись, встряхивает головой Данилов. — Как-нибудь в другой раз — обязательно. А сегодня никак не могу — обещал своим сварить лечебный куриный бульон с вермишелью.       — Тогда езжай курицу ловить, — по-доброму усмехнувшись, констатирует Сергей, руки тут же разведя в стороны. Словно бы все свои и сторонние предложения одним махом отогнав в сторону — чтобы перед глазами не мельтешили, да от действительно важного не отвлекали, на пути как из ниоткуда возникая. — Семья — это святое. А болеющая — тем более.

--

      Полные сумки продуктов поиску ключей в кармане и ковырянию в замке не способствуют совершенно. Оттого Данилов и решает прибегнуть к помощи звонка, мысленно предположить пытаясь, насколько его домочадцы бодры сегодня и какова вероятность, что поспешат пустить его домой.       Расчёты, к счастью, обрываются где-то не на середине даже, и дверь, щёлкнув замком, приветливо распахивается, уже через какие-то пару мгновений позволяя переступить порог.       Всё ещё не снимая просторной вязаной кофты цвета молочного шоколада, Рита выглядит уже куда бодрее вчерашнего. Как минимум — не подрагивает, отчаянно пытаясь согреться, и не лишается сил, едва успев дойти от спальни до детской или от детской до кухни. Она приветливо улыбается, потирая воспалённые глаза, и отчаянно выдерживать старается дистанцию, чтобы хоть как-то повысить шансы не заразить супруга. Хоть он и заявляет уже который день, что бесполезно это — и так одним воздухом дышат.       И абсолютнейшим подтверждением занимается Данилом далее — в пару шагов сокращает разделяющее их расстояние, бессовестно пользуясь Ритиной притупившейся способностью просчитывать шаги хотя бы на пару вперёд, касается ладонью её лба, величину температуры определить намереваясь как будто бы на глаз, но с точностью до десятой… а когда внутренний термометр требует дополнительных данных — ладошками с осторожностью обхватывает Ритино лицо. Щёки уже не пылают со вчерашней силой, глаза ещё не искрятся от недовольства… Власова словно бы и вовсе сообразить не успевает, что он задумал.       — Моя ты горячая женщина, — улыбается, привычные, казалось бы, для них обоих слова наполняя другими красками, и к губам Ритиным припадает как заплутавший путник к спасительному источнику.       — Ты неисправимый, Данилов, — уже прижимаясь к его груди, констатирует Маргарита. На губах догорают отблески поцелуя, а где-то внутри совершенно явственно ослабевает болезненный жар.