Охана

      — Ну, Илю-ю-ю-ш, — спеша из комнаты вслед за братом, жалобно протягивает Карина. Словно бы она самый настоящий котёнок, которому нечаянно на лапу наступили или кончик хвоста дверкой шкафа прижали, и теперь он всеми силами ещё большее число извинений в свой адрес выпросить намеревается. Чтоб уж наверняка.       — Да чего ты пристала ко мне, как пиявка?! — буквально-таки выпаливает Данилов, обернувшись прямиком на повороте и при этом даже и не успев задуматься, что сестрёнка затормозить от поспешности его действий не успеет да и впечатается прямиком в него. Санкцией неведомая инстанция в лице Даниловой хлопок по плечу выписывает… и совершенно не важно, что это она сама дистанцию не соблюдала и пресловутый скоростной режим.       — А чего ты помочь не хочешь?! — вопросом на вопрос отзывается девочка, в один миг руки скрестив на груди и с совершеннейшим недовольством глядя на брата. Через миг ещё и нахмуривается для полноты картины — чтобы Илья уж точно почувствовал себя виноватым, всё настроение как-никак испортил да в благом деле отказывает, и выдаёт, в бок того подтолкнув: — встал тут посреди дороги. Люди врезаются.       В ответ Илья разве что фыркает, возмущения своего не подумывая даже скрывать или хотя бы, пусть и всего на немного, сглаживать его иголками покрытые углы. Всё-таки это не он ходит по квартире хвостиком, не давая ни сосредоточиться на чём-нибудь своём, ни попросту в одиночестве побыть, не он канючит беспрестанно, ловко став самым нуждающимся в помощи человеком, не он пытается чувство вины вызвать… или последнее ему лишь только чудится?       — Дай чая спокойно попить. А? — Илья нахмуривает брови и, щёлкнув кнопкой на чайнике, разворачивается лицом к сестре, настойчиво сверлившей его спину взглядом. Он его буквально-таки физически умудрился ощущать — словно бы по позвоночнику мелкие разряды тока пропускали.       — Я чего, против, что ли? — хлопая ангельски-чистыми, едва ли не светящимися от какой-то неведомой внутренней силы, глазками и как ни в чём не бывало пожимая плечами, отзывается Карина, уже место за столом успевая занять. — Давно уже перекусить пора.       — Собирай на стол тогда. Чего ты сидишь?       Идиллия в квартиру Даниловых возвращается.       За окном дуют холодные ветра, из тёмных туч, как кажется, буквально-таки выдувая крупные снежинки. Если память не подводит — первые настоящие в этом году, не брать же в самом деле в расчёт ту мелочь с позапрошлой недели, когда кристаллизировавшиеся осадки таяли, не успевая нескольких метров до земли долететь. А у них за столом царит полное понимание и, что так важно в холодные дни — тепло. Или тут ответственных за отопление всё-таки хвалить стоит…? Кухню наполняют ароматы ягодного чая и мяты, нажаренные мамой по утру сырники оказываются щедро политы сгущёнкой… и всё недавнее недопонимание (если его можно таковым назвать) принимает облик какого-то видения, не иначе.       Из колонки доносятся прекрасно знакомые им обоим строчки… и не подпевать приравнивается почти что к преступлению. А то что чай с сырниками стынут, сметана с таким же точно усердием греется, где-то на столах в детской ждут своего часа тетради с учебниками… — это всё сущая ерунда.       — Теперь ты подобрел? — отставив в сторону опустевшую чашку и исподлобья бросив на брата взгляд, не так, чтобы аккуратно подступая, а буквально в лоб нанося атаку, спрашивает Карина. — Достанешь мне коробку со шкафа?       Цокнув языком, Данилов буквально-таки сразу закатывает глаза, запрокинув голову.       — Чего тебе, сложно, что ли?! Пяти минут дело, — Данилова хмурится, а Илья между тем в долгу не остаётся:       — А тебе сложно было заранее подумать? Я в начале недели за ботинками своими лазил, тебя раза три спросил: «Достать сапоги какие-нибудь?». Ты чего мне ответила? — со всей строгостью спрашивает парень, и Карина, насупившись и сложив на груди руки, откидывается на спинку стула. — А ты сказала, что тебе не нужно ничего.       — В начале недели теплее было. Снег вон не шёл, — негромко буркает в ответ Карина. Понимает, конечно, что была не права… но вот так вот взять и признать этот факт… в характер, что ли, не вписывается, или в эгоистичность в детской её разновидности. — Чего ты, старый, что ли?! — сердясь уже скорее на саму себя, выпаливает Данилова. — Ещё разок не можешь слазить, развалишься?       — А ты, выходит, вдвойне старая? — выкручивая её же аргумент, усмехнувшись, спрашивает Илья. Не сводит с сестрёнки глаз и буквально видит, как она не знает, куда себя деть. — Если уж и одного раза слазить не можешь.       — Ну, Илюш, — хмурится Карина, уже не предпринимая для этого никаких особых усилий. Само по себе выходит, по-настоящему. — Ты ведь знаешь, что некомфортно мне по этим стремянкам лазить. Ещё и коробок там столько… у меня точно падать начнут. Я ведь знаю, что ты аккуратнее всё сделаешь.       Она смотрит неотрывно, а Илья словно бы и не замечает даже. Не то позлить Карину намереваясь ещё немного, не то услышать от неё если не парочку, то хотя бы ещё один толковый аргумент. Но спустя затянувшуюся, как показалось обоим Даниловым, минуту ничего стоящего так и не происходит.       Ещё пара мгновений — и Карина на ноги поднимается. Не то брата на внимательность и реакцию проверяя, не то последнюю надежду теряя и уже самостоятельно намереваясь лезть на шкаф за сапогами. Илья, признаться честно, выяснять, что из предположений этих правдой является, не собирается совершенно — спешно с места срывается и, уже щёлкая выключателем в коридоре, бросает сестре:       — Посуду помой тогда.