"Спровоцировал"

      Зашли в квартиру они вместе. Одежды на Акутагаве почти не осталось. За всё время, пока они ехали, Ацуши успел стянуть с него накидку, расстегнуть рубашку, почти полностью избавиться от штанов, а сейчас ловко расправлялся с его обувью. Забавно, что Акутагава ещё не догадался. Хотя, казалось бы, как можно не понять? — Мне плохо, — мямлит Аку, пока его, словно ребёночка, раздевает Ацуши. Было сложно разобрать, но до слуха Ацуши ясно донеслись эти слова. — Чего-то хочешь? — спрашивает как можно ласковее. С пьяными грубо нельзя. Это может привести к последствиям. Так не хотелось применять к нему силу.       Раньше времени. — Я полежу? — глупый пьяница спросил это после того, как его забрали, отвезли в квартиру и раздевают. Последние полчаса всё, что он будет делать, так это лежать. Возможно, даже не двигаться.       Потому что не сможет. — Ну так я и сказал, что ты можешь проспаться здесь. — Точно.       Честно говоря, это вызвало даже смех. Акутагава попытался пойти, но всё, чем это обернулось, — падением на пол. Ацуши кое-как удалось его поймать и предотвратить болезненный удар головой о тумбочку. — Аккуратнее, ты у себя один, — а далее он подхватывает Рюноскэ под локоть и маленькими шажками относит в комнату. Его глаза уже привыкли к темноте, поэтому не понадобилось дополнительного света, помимо света в прихожей. Хотя, как только оба дошли до кровати, ранее на которой спал сам Ацуши, он всё же включил настольную лампу. Так будет виднее.       Про себя Рюноскэ шепчет что-то про жёсткую подушку, но получается так плохо, что толком и не разобрать какие у него претензии к спальне. То про свет что-то, то про подушку, то вообще кровать в пружинах. На секунду, она имела деревянный карказ. Совсем не соображает.       Ацуши просто смотрит на это чудо около минуты. Интересно же что он сделает в следующую секунду. А ведь бедняга ещё не понял, что ему сейчас предстоит пережить. Он не понял это даже когда лишился всей одежды. Ацуши аккуратно стянул штаны, носки и плавно переключился на трусы. Удивительно, у него хватило денег и на этот предмет гардероба. Почему-то Накаджима считал, что штаны заменяют Рюноскэ и трусы. Глупо, правда?       Он стягивает их свободно и аккуратно. Кончиками пальцев, почти ногтями, гладил податливую кожу. Он не дрожит почти, поскольку пьян, но иногда пробирает, когда касается чувствительных мест. Это означает, что совсем скоро действие алкоголя сойдёт на "нет".       И Ацуши это понял.       Нужно действовать очень быстро, ведь совсем скоро Акутагава окончательно очнётся, и он будет против. Непонятно как потом выгонять это чудище с Расёмоном, если он захочет мести.       У изголовья кровати были деревянные выступы, больше декоративные. Тигр снял ремень своих брюк (достаточно длинный) и обмотал им худые запястья Акутагавы. Получилось, даже когда Рюноскэ начал немного сопротивляться. Его руки слишком дрожали и были даже в обычное время слабые, чтобы он мог что-то сделать. Одежды совсем не было. Он не сможет призвать даже способность. Абсолютно один на один со своей проблемой, но уже начал что-то понимать. — Ты что творишь? — пьяный голос становился трезвее. Очень медленно, он был по-прежнему сонным и неразборчивым, но смысл в том, что он начал осознавать реальность более ясно. И действия тигра, сказать честно, навевают лёгкую тревогу, что не так чувствуется под алкоголем и вызывает лишь подозрения. — Ого, ты ещё ничего не понял? — удивляется Ацуши, расправляясь уже с собственной одеждой. Всё было как в тумане для обоих: у Рюноскэ из-за алкоголя, у Ацуши из-за похотливого желания завладеть, и контроль его оставляет желать лучшего.       Вернее он даже не пытается. Он бы смог, без сомнений, но желание сильнее морали.       Бёдра "любимого" немного разведены в сторону. Ацуши решает надавить с двух сторон от плоского животика, просто чтобы ещё раз ощупать хрупкое создание и возбудиться сильнее. — Какого чёрта? Ты с головой дружишь? — неприятные касания "там" вывели Акутагаву на грубость. Но он был слишком слаб, чтобы отбиваться, слишком пьян, чтобы не отдаться и связан, чтобы что-то сделать. Ситуация не на его стороне, абсолютно. Хотя он начал что-то понимать и сводить ноги вместе, чтобы просто не дать доступ.       Это, признаться честно, только раззодорило Ацуши. Глупый Рюноскэ думает, что если он сведёт ноги вместе, то тигр не сможет вставить. Стоит ли ему сказать, что это не так?       Пожалуй, не стоит. Ацуши выдавливает на пальцы смазку, пока второй рукой аккуратно переворачивает бёдра Акутагавы на бок. Церемониться он не стал. Сразу же вставил два пальца вместе со смазкой. Всё равно пьяные плохо чувствуют боль. Но тем не менее, это заставило поморщиться. — Высунь это, — раздражённая просьба и попытки увиливать привели к тому, что Акутагава попросту насадился на пальчики, тем самым сделав себе только хуже. Вполне вероятно, что он проткнул себе что-то внутри. Почувствовал ли? Да тут пойди и пойми. Но спутником было тяжёлое дыхание. — Глупый. Только себе хуже сделал, — Ацуши вновь переворачивает его бёдра. На этот раз так, чтобы перед ним красовались исключительно ягодицы, которых почти не было в силу болезненно низкого веса. Интересно, больно ли ему сидеть?       Он достаточно настрадался, поэтому тигр решает хотя бы этап небольшой растяжки сделать комфортнее. Три пальца, четыре пальца. Долго он не сидел за этим делом, ведь нужно было доставить удовольствие себе. Тем более, он же всё равно стерпит боль. Терпел бы даже будучи трезвым, что уж про пьяного говорить.       Долго думать он не стал: достал из кармана презервативы, открыл упаковку одной штуки и аккуратно надел на себя. В это время Акутагава успевает начать активное сопротивление. Он попытался ударить Ацуши ногой, но был перехвачен сильной хваткой его руки.       Ацуши потупил взгляд, наклонился к уху Рюноскэ, чтобы сказать заветные слова: — Будешь сопротивляться — я сделаю это грубо.       И ничего больше. Он пристраивается сзади, заламывает ноги, чтоб не мешались, и аккуратно вводит внутрь. Поскольку Аку не был достаточно растянут, сразу же вскрикивает и морщится от боли. Впрочем, это не истеричный вопль, а значит всё хорошо.       Ацуши не хотел быть с ним груб, но поскольку Акутагава сопротивлялся, он решил сделать больно. Вставил сразу же, как только его половой орган оказался наполовину внутри. Это вызвало новую волну боли, а сомнения насчёт внутреннего разрыва подтвердились. Стоило Ацуши сделать толчок, как вместе со смазкой захлюпала и кровь. Немного, совсем мало, но она была. Интересно, расскажет ли он об этом кому-то в агенстве или будет молчать, не смирившись с позором?       Из-за боли непроизвольно потекли слёзы. Это одно из тех болевых ощущений, которое вроде как и не особо сильное, но доводит до слёз даже когда плакать не сильно хочется. Неприятно жжёт и колит. Похоже, приятно в половом акте себя чувствует только Ацуши.       Начались активные толчки, Акутагава уткнулся в подушку, в неё же болезненно стонал. Во-первых, боль, во-вторых, позор. Он не до конца осознавал, но уже понимал, что его насилуют. Что он для кого-то сексуальная кукла, предмет для справления нужды.       Либо действие алкоголя и правда притупилось, либо даже в таком состоянии Акутагава чувствовал эту беспомощность.       С каждым толчком его сознание пробуждалось. Но сил сопротивляться нет и не было изначально. Подняв голову, он увидел свои руки, связанные в неудобном положении. Одежды не было никакой. Помощи ждать неоткуда.       Очнулся наконец-то. — Высунь это из меня! — не хотел он смотреть, но пришлось, чтобы оценить, насколько всё плохо. Лучше бы не оборачивался. Ацуши держал его бёдра на своём уровне, а ноги были расставлены так, что нельзя было сомкнуть их. Придётся только терпеть и принимать.       Самое обидное, что это делает Ацуши. Которому он позвонил и доверился. Который должен был забрать и позаботиться. Но делает с ним это.       И Рюноскэ становится обидно. От собственной беспомощности, от подлости Ацуши, от полной его безнаказанности. А кто его накажет? Акутагава работает в детективном агентстве. Детективном! Он частично и сам закон, справляется со сложными поручениями, и сейчас, будучи абсолютно беспомощным, осознавал, что даже полиция не сможет ему помочь, если уж он не смог справиться с тигром. — Высунь и сдохни! — последняя его надежда — слова ненависти. Он не настолько прогнулся, чтобы молить остановиться. Пускай ему до сих пор больно и тошно.       Но Ацуши попросту не слушает. Даже не отвечает. На его лице улыбка, потому что Рюноскэ проснулся, он уже осознаёт весь ужас ситуации. Признаться честно, это его частично заводит.       Он решает усложнить жизнь Акутагавы окончательно. Он высовывает, как и просит его детектив, но для того, чтобы снять презерватив. Совсем скоро его собственная разрядка. Презерватив уходит куда-то на стол. Из-за длительного полового акта дырочка Рюноскэ окончательно растянулась. Ацуши раздвигает его ягодицы и вставляет вновь. Не полностью, лишь головку. Приятно, когда кто-то носит в себе частичку тебя, будь это парный браслет дружбы, резинка или семя. Ацуши изливается внутрь. Чувствует ли это Рюноскэ? Вопрос хороший. Но осознание будет явно не из приятных.       Каждое такое действие доставляет Акутагаве ещё одну маленькую порцию боли. Кровь, смазка и семя смешались, и теперь выходили из его тела. Прекрасная картина! Это, будто бы, доказывало принадлежность, это был итог его работы, заключение о хорошо проделанной работе.       Акутагава тем временем даже не возбудился. У него не стояло. Процесс не принёс ему никакого удовольствия, лишь унижение и боль. — Я убью тебя, слышишь? Гори в аду, ненавижу тебя, — угрозы плавно перетекали в болезненный хрип. Из-за того, что он вот-вот готов заплакать. Держался. Не хочет демонстрировать это при Ацуши. Это сделает ещё больнее, опустит ещё сильнее, заденет гордость, уже убитую, еле дышащую гордость. — Попробуй прямо сейчас. Сможешь ли ты что-то сделать? — издевается Ацуши. Естественно, сейчас его партнёр не имеет даже шанса отбиться, что уж говорить про убийство.       Но всё равно, он пытается: дёргает ручками в попытках освободиться от пут, двигает ногами в надежде всё-таки ударить Ацуши, но по итогу только больше прогинается.       Бессмысленно, всё бессмысленно.       Как сильно расстроится Рюноскэ, когда узнает, что это не всё? Ответ очень прост: не расстроится вообще. Вся эта каша из эмоций, и он окончательно перестал что-либо чувствовать. Вернее он думал, что уже ничего не чувствует. В один прекрасный момент ему просто стало плевать на всё, что дальше сделает его насильник.       А он ничего не делает. Встаёт, копается в тумбочке рядом с Акутагавой и находит несколько тонких, но прочных верёвок. Рюноскэ глядит с раздражением, словно забитый в угол пёс со сломанной лапой. И он продолжал, пока Ацуши не заходит сзади, и он теряет с ним зрительный контакт. Потом только чувствует, как его ноги привязываются к противоположному краю кровати. Каждая по отдельности.       И осознание этого добавляет только больше бессилия.       Ацуши уходит с сигаретой во рту и зажигалкой в руках, а Акутагаву оставляет обдумывать всё произошедшее только очнувшимся от пьянки мозгом.       Мыслей попросту не было. Была только пустота и ощущение того, как плавно смазка с семенем стекает по его бёдрам вниз, на постель. Он предпринимает ещё попытки освободиться, но терпит неудачу. Ноги, руки, всё было связано. Он мог шевелить этими частями тела, возможно, смог бы даже освободить руки, если бы дотянулся пальцами, и если бы перестал трястись.       Безвыходность накатывает с новой силой. Он не из тех, кто сдаётся, но сейчас...       Сейчас Ацуши вновь заходит в комнату, а Рюноскэ даже не смотрит на него. Видеть не хочет. Собственно, никто и не настаивает. Кровать продавливается, а это значит, что его ждёт второй раунд. Наверное, не заключительный.       Осознание того, что Накаджима может держать его здесь столько угодно в качестве секс-игрушки давило с такой силой, что Рюноскэ теряет силу своего характера, которую демонстрировал Ацуши раньше, и просто начинает плакать. Тихо и в подушку, лишь бы Ацуши не увидел и не понял. Не признал его слабым.       Хотя тут кому угодно станет худо...       Акутагава держался. Просто держался из последних сил, чтобы вынести ещё один раунд, так и не получив даже минимального удовольствия.       Тигр заботится лишь о себе. Эгоистично, но что ожидаешь от портовой мафии? Чего-то жестокого и бесчеловечного. Пачка презервативов скоро кончится. В упаковке три, а Ацуши хочет израсходовать уже второй. Неужели дойдёт и до третьего?       Но думать об этом рано, когда он надевает на свой уже возбуждённый орган только второй. Решает поменять позу и вместо того, чтобы возвышаться над Акутагавой, ложится у стены, куда он не смотрит. Голова Аку повёрнута к окну. Да он бы и так повернулся, лишь бы избежать зрительного контакта.       Против никто не был.       Ощущать в себе орган было уже не больно. Он достаточно растянут, чтобы принять в себя даже так резко, как сделал это сейчас Ацуши. Оба парня молчали. Акутагава старался сдержать свои стоны, что получалось на славу, а вот сдержать всхлипы становилось всё труднее и труднее.       Подушка уже была такой влажной от слёз. И каждый толчок Ацуши отдавался где-то внутри и вызывал всё больше и больше маленьких солёных капель на щеках.       Унизительно, грязно, отвратительно...       Тигр вдалбливает своё собственное семя внутрь только дальше. Избавляться будет так сложно. Его руки ходили по хрупкому телу: гладили и надавливали. Параллельно с этим темп только усиливался.       Скорее всего Ацуши уже понял, что Акутагава позволил себе такую слабость, как слёзы. И оба это понимали. Сдерживаться уже нет смысла, хотя Рюноскэ по-прежнему старался плакать как можно тише, а возможно перестать вообще.       И у него получилось. Правда уже после того, как Ацуши кончил во второй раз. Уже не в него. Нет потребности доказывать принадлежность? Скорее всего.