I’ll keep the lights on for you

По завершении съемок Ю Дун организовал грандиозную прощальную вечеринку, сняв на вечер и ночь ресторан Wei Jing Ge на пятом этаже Уолдорф Астории. Сяо Чжань, уныло возя по тарелке уже остывший димсам, предавался печали, думая о том, что вот и завершился этот проект, а что дальше, они с Ибо так и не решили. Они даже не говорили об этом, словно боясь трогать все еще больную тему. Ну переспали, ну и что? Ибо, заметив, наконец, эту тоску в глазах Сяо Чжаня, оставил компанию Чэн Эра, Ю Дуна и Чуаньцзюня и подсел к нему. —  Фонтанируешь тоской. В чем дело? —  А? — Сяо Чжань словно очнулся и отодвинул от себя многострадальный димсам. —  Да ни в чем, — внешне равнодушно пожал плечами. —  Строю планы на будущее. Ибо буквально за язык себя укусил, чтобы не спросить — а для меня в них есть место? Но промолчал. —  Ну и что в планах? —  Вернусь в Пекин, отдохну с недельку, а там видно будет. Ты?.. —  В ближайшее время вроде никаких проектов не намечается. Так что тоже отдохну, может, в Лоян к родителям смотаюсь. Вроде невинная тема для разговора, но обоим казалось, что они ступают по тонкому льду и вот-вот провалятся. К счастью, к их столику подсели Чэн Эр с Ю Дуном, и разговор снова пошел о планах, только теперь он свернул в совершенно безопасном направлении. *** Утром Ибо, проснувшись довольно рано, быстро собрал вещи, выписался из отеля, вызвал такси и уехал в дом на Укан лю. Почему-то был уверен, что Сяо Чжань там не появится, а значит можно будет никуда не торопиться и провести там пару дней. Когда Сяо Чжань, тоже выписавшийся из Астории, сгрузив в прихожей свой багаж, вошел в гостиную дома на улице Укан, его встретила удивительная картина. Ибо, лохматый и даже немного заспанный, в спортивных штанах и безразмерной футболке, босой, возил по полу пылесосом. Вид у него был настолько домашний, настолько — до боли! —  привычный, что у Сяо Чжаня на секунду сжалось сердце. Он хотел бы… хотел бы видеть его таким если не каждый день, то как можно чаще! —  Привет, чем занят? —  Убираюсь вот. Привет. —  Хорошее дело, — Сяо Чжань, как ни в чем не бывало, протопал на кухню, чтобы сгрузить в холодильник все купленные по дороге продукты. Ибо выключил пылесос, прислонил его к дивану, встал на пороге кухни и принялся с любопытством наблюдать за тем, как менялось лицо Сяо Чжаня, обнаружившего, что холодильник уже набит почти под завязку. —  Мда. Минимум неделю можно вообще из дома не выходить. —  Ты же собирался в Пекин? —  Я разве сказал, что лечу вот прямо сейчас? Ты тоже, кажется, в Лоян хотел, к родителям. —  Я разве сказал, что еду в Лоян вот прямо сейчас? —  передразнил Ибо. —  Как ты там говорил? У дураков мысли сходятся? —  Мне больше нравится выражение — мы с тобой конгениальны. Помолчали. —  Ну и?.. —  первым не выдержал Ибо. Сяо Чжань почесал в затылке и глянул лукаво: —  Придется задержаться. Минимум на неделю. Надо же все это сожрать. —  Тогда я пошел доубираться, —  просиял Ибо, —  а ты обед готовь. Я ведь нормально готовить так и не научился. —  Я, собственно, и не сомневался. Для этого талант нужен, а его у тебя нет. —  Ты! Удирать от него Сяо Чжань и не собирался. В конце концов ему уже даже не тридцать. Не к лицу солидному мужчине носится по кухне, сшибая мебель. Хотя, если честно, хотелось. Пряча притаившуюся в углах губ улыбку, отвернулся и даже не вздрогнул, когда Ибо прижал его всем собой к разделочному столу. —  Думал, пересплю с тобой и выкину наконец из головы. Насовсем. —  Я тебе не позволю, —  Ибо, обнимавший его со спины, тронул губами выпирающую на плече косточку и ткнулся лбом в загривок. Сяо Чжань прикрыл глаза, чуть повернул голову и потерся щекой о мягкие волосы. —  Нам не удастся сбежать друг от друга, да? —  Десять лет бегали. По-моему, уже набегались. Ты так не думаешь? Сяо Чжань снова прижался щекой к мягким волосам, улыбнулся. —  Я ведь чувствовал, что соглашаться на предложение мастер Чэна плохая идея. Хотя даже не подозревал, что настолько. —  И чем же она так плоха? Ибо даже не подумал обижаться, он знал, что Сяо Чжань его дразнит. —  Я жил спокойной, размеренной жизнью, работал себе и работал, никуда не несся через весь Китай, чтобы провести несколько часов с одним несносным типом. И что теперь? —  Что —  теперь? —  Опять сдвигать графики съемок, опять куда-то бежать сломя голову, опять маскироваться… Следить за словами… —  Не драматизируй, —  Сяо Чжань кожей почувствовал усмешку Ибо. —  Мы уже солидные люди, давно пережившие возраст айдольства и все сопутствующие ему прелести. Мы сами себе хозяева и сами планируем свою жизнь. Нам больше нет нужды постоянно оглядываться. Ушло в прошлое время, когда мы едва успевали спать и есть, перескакивая с одного проекта на другой. Не говоря уж о том, чтобы потрахаться. —  Ибо! —  Сяо Чжань затрясся от смеха. —  И что —  Ибо? Я уже говорил —  35 лет как Ибо. Он помолчал, пожевал губами и выдал: —  Но трахаться с тобой хочу так же, как в 25. —  Ибо-о-о-о, —  Сяо Чжань уже стонал от смеха. —  А давай я доубираюсь попозже, а ты попозже что-нибудь приготовишь на скорую руку, а сейчас мы поднимемся на второй этаж… Наш белый диван по нам соскучился, м? Сяо Чжань после секундной паузы просто взял его за руку и потащил к лестнице. Пока поднимались наверх, Ибо цеплялся за эту руку что есть мочи, словно боялся, что если чуть ослабит хватку —  Сяо Чжань исчезнет. Впрочем, ответная хватка была не менее сильной. Его тоже боялись потерять. —  Как же у нас тут все же красиво, — они остановились на входе в лофт, и Сяо Чжань задумчиво обвел глазами пронизанное светом помещение. Лучи солнца, проникающие сквозь плотную крону старого платана, разрисовали пол странными, гипнотически шевелящимися узорами, а зеркальная стена запускала в них озорные солнечные зайчики. Они одновременно шагнули за колонны, туда, где в тени призывной белизной сиял вожделенный диван, и первое, что сделал Ибо, это сдернул покрывало с портрета. —  Ну привет, приятель. Соскучился? А мы вернулись… Ибо раздвинул панорамное окно, впуская в лофт свежий ветерок и нежные птичьи трели. —  А тогда у нас тут тоже жили птицы? —  Сяо Чжань прислушивался немного озадаченно. —  Не помню. А это важно? Ибо отвернулся от окна, шагнул на середину комнаты и стал раздеваться. Сяо Чжань отслеживал каждое его движение и нервно сглатывал. Картина была завораживающая. Вскоре Ибо стоял в лучах совершенно обнаженным, и свет обтекал, облизывал его фигуру. Ибо словно сиял нежным приглушенным светом. —  Я тебя таким нарисую, —  севшим голосом прошептал Сяо Чжань. —  Нарисуешь. Но не сейчас, —  Ибо тоже почему-то немного охрип. —  А сейчас… иди ко мне… Сяо Чжань двинулся навстречу медленно, как загипнотизированный. Да он и был загипнотизирован этим волшебным зрелищем —  длинные сильные ноги, узкий таз, гибкая поясница, широкие плечи. Солнце обтекало его фигуру светящимся ореолом, и от него невозможно было отвести взгляд. Сяо Чжань шел на это сияние, как мотыльки летят на свет лампы, и ронял на пол фрагменты одежды. До Ибо он добрался уже совершенно обнаженным. Одно длинное, бесконечно длинное мгновение они стояли, почти соприкасаясь телами, и смотрели друг другу в глаза. А потом Ибо до боли привычным жестом обхватил руками Сяо Чжаня за талию, притянул к себе с тихим стоном: —  Как же давно я к тебе не прикасался вот так… Его большие ладони соскользнули с талии на задницу, обхватили и ласково сжали ягодицы. Сяо Чжань забросил руки Ибо на плечи, уткнулся лицом в шею, трогая губами родинки, и коротко, мучительно сладко простонал, когда тот, прижимая его еще ближе, задел соском сосок. Ибо тихонько хмыкнул: —  Все такой же чувствительный… Ащ. Это Сяо Чжань мстительно прихватил зубами кожу на шее. Они стояли посреди просторного лофта, тесно прижавшись, трогали друг друга губами, гладили, как будто вспоминая, что-то шептали, едва слышно постанывали, чувствуя, как члены, зажатые между их телами, наливаются нестерпимым желанием. —  Идем?.. Ибо, чуть отклонившись, показал подбородком на диван. Вместо ответа Сяо Чжань вдруг повис на нем, крепко обнимая руками за шею и ногами за талию. Ибо от неожиданности чуть покачнулся, но быстро восстановил равновесия, придерживая свою ношу за задницу. —  Думаешь, не донесу? Уроню? Сяо Чжань сдавленно хохотнул, посылая по телу Ибо волну мурашек и крупной дрожи. —  Все бы тебе баловаться… А казалось бы —  взрослый мужик уже, —  пропыхтел Ибо, без малейшего пиетета сваливая свою драгоценную ношу на диван. Ноша поерзала, устраиваясь поудобнее, и призывно раскинула бедра. —  Чего ты ждешь, ну? Ибо, склонив голову к плечу, с минуту разглядывал открывшееся зрелище. —  Любуюсь. Пытаюсь убедиться, что ты не мираж. Мираж пнул его ступней в бедро. Ибо коротко хохотнул и свалился на него сверху. В живот тут же уперся каменно напряженный член, пачкая кожу смазкой. —  Не мираж. Ибо, забрасывая ноги Сяо Чжаня себе на талию, притерся еще теснее, навалился всем телом, ловя губами сдавленный, мучительный и сладкий стон. Оборвав поцелуй, Сяо Чжань откинул назад голову, и Ибо впился в выпирающий на длинной шее кадык.  Сяо Чжань поерзал и достал откуда— то из щели между диванными подушками флакон смазки и вложил его Ибо в руку. —  Ну ты и… Готовился, да? —  Надеялся, —  обжигающим шепотом опалило ухо. —  И ты шевелись давай, я так тебя хочу, что могу кончить от одного только желания. —  Такой нетерпеливый… —  Десять лет целибата, Ибо. Любое терпение иссякнет. —  Заткнись, а? А то все закончится, не начавшись. —  Ну так поторопись. Торопиться Ибо не стал. Напротив. Был нарочито медлителен, вдумчив, методичен, доводя Сяо Чжаня до состояния протоплазмы, единственным желанием которой было желание кончить. *** Остывая после оглушительного оргазма, Ибо лежал, прижимаясь щекой к груди Сяо Чжаня, а тот гладил и перебирал пальцами по-прежнему густые и мягкие пряди его волос, наслаждаясь знакомым и, как оказалось, совсем не забытым ощущением. —  У тебя кто-нибудь был?.. —  А то ты не знаешь. —  Я запретил себе отслеживать личное. —  Ну… Я пробовал. Дважды. Ни хрена не вышло. Оказалось, что невозможно найти такого же замороченного гэ. Ибо дернул краем губы в мимолетной улыбке и поцеловал крупный коричневый сосок, губами ловя легкую дрожь, а ушами —  едва слышный довольный выдох. Он приближался к сорока, был солидным, состоявшимся молодым мужчиной, но сейчас снова ощущал себя мальчишкой из лета 18-го. И это ему нравилось. —  Ты?.. —  Даже не пытался. Ибо поднял на Сяо Чжаня изумленный взгляд. —  Да ладно! —  Правда, —  пожал тот плечами. —  Что, все десять лет состоял в отношениях только со своей правой рукой? —  У меня была работа и была цель, все остальное казалось неважным. И потом… Сяо Чжань осторожно коснулся пальцами щеки Ибо. —  Ты слишком яркий. Остальные на твоем фоне тускнеют. Ибо перевернулся на спину, задумчиво, из-под полуприкрытых век глянул на портрет на стене над диваном и бездумно тронул наливающийся бордовым засос под кадыком. Осторожно, едва-едва коснулся его подушечками пальцев, обвел контур, слегка нажимая и морщась от едва ощутимого дискомфорта. Сяо Чжань лежал рядом, на боку, подперев голову рукой, и наблюдал. —  Жалко, что скоро сойдет, — произнес Ибо и скосил глаза на Сяо Чжаня, ловя его взгляд. В ответ тот вопросительно приподнял бровь. Ибо отвел взгляд, прикрыл веки, вздохнул. —  Мне нравится носить на себе твою метку. Хочется… не знаю, как сказать… Хочется чувства принадлежности. Хочется быть кому-то нужным не потому, что я источник их благополучия или еще по какой-то причине, а просто так. Просто потому, что я это я. Он положил ладонь себе на горло, посмотрел на Сяо Чжаня. —  Хочу быть нужным тебе. Может, попробуем еще раз? —  Нет, —  Сяо Чжань покачал головой, и Ибо почти умер. Сяо Чжань увидел выражение его глаз, увидел мелькнувший на их дне ужас, мягко улыбнулся и накрыл своей рукой его, лежавшую на горле руку. —  Нет, Ибо. Мы не будем пробовать. Мы просто это сделаем. Ибо облегченно выдохнул и прикрыл глаза. —  Да, гэ. Как скажешь. —  Ты знаешь, один древнегреческий философ сказал, что нельзя войти в одну реку дважды… Ибо повернулся к Сяо Чжаню лицом, коснулся щеки: —  Опять грузишься? Я не спорю с древним мудрецом. Хочу только сказать, что это будет уже другая река. В той, прежней, мы плыли по течению, не зная, где нас ждут перекаты, где водопад или омут с водоворотом. Русло же этой реки мы будем прокладывать сами! —  Когда ты успел стать философом? —  Жизнь научила. Сяо Чжань после паузы проговорил едва слышно: —  Я не гасил свет в окне, ждал, когда ты вернешься домой. Ибо мгновенно узнал песню. Когда-то Сяо Чжань использовал ее в своем клипе. —  Технически это не я ушел, а ты. Сяо Чжань короткое мгновение медлил с ответом. —  Я не хотел просто обитать под одной с тобой крышей, я хотел быть частью твоей жизни. Но почувствовал, что перестаю ею быть. —  И рванул на выход. Ибо потерся щекой о ладонь Сяо Чжаня, на которой лежал, большим пальцем другой руки поглаживая запястье. У Сяо Чжаня слегка дернулся угол губ. —  Я просто предварил твой уход. Если бы ты успел первым, я бы, наверное, этого не вынес. А так было легче. Мое решение, мне и с последствиями справляться. Поймав взгляд Ибо, он чуть дернул головой — мол, ну вот такой я. Из челки выбилась прядка и упала на лоб. Ибо потянулся ее убрать. —  Сороковник мужику, а он все загоняется. Когда перестанешь? —  Ну… таким вот я от природы уродился. Он смотрел вроде лукаво, но в глубине его глаз Ибо легко прочитал тень тревоги, вопрос —  ты же потерпишь такого меня? —  Постараюсь хотя бы теперь тебя перевоспитать и сделаю все, чтобы ты если не перестал загоняться по ерунде, то хотя бы стал делать это не в таких промышленных масштабах. От того, как сейчас смотрел на него Сяо Чжань, у Ибо сжалось сердце. От невыносимой нежности. —  Поцелуй меня… Эту просьбу Ибо исполнил немедленно. Неизвестно, сколько времени длился этот поцелуй. Потому что как известно счастливые часов не наблюдают. Однако даже счастливым надо дышать. Ибо, наконец, оторвавшись от губ Сяо Чжаня, бросил взгляд на противоположную стену и замер. —  О, смотри, гэ, смотри! Ибо, приподнявшись на локте, пихал Сяо Чжаня, заставляя того повернуться к зеркальной стене. В ней отражались двое раскрасневшихся, растрепанных, с припухшими зацелованными губами парней. Сяо Чжань моргнул —  ему показалось, что один из тех, в зеркале, ему подмигнул. —  Это же мы, —  едва слышно прошептал, прижимаясь к нему, Ибо, —  только моложе лет на десять, да? Оно что, волшебное? —  По-моему, —  так же шепотом ответил Сяо Чжань, —  оно пытается сказать нам, что мы идиоты и потеряли столько времени… Ибо решительно прищурился и показал зеркалу язык. —  Наверстаем, да, гэ? Какие наши годы! *** Через год на красной дорожке 30-й ежегодной премии Huabiao Award их никак не желали отпускать многочисленные фотографы, а собравшаяся вокруг публика восторженно шепталась: —  Нет, вы только посмотрите на них! Как они стоят, как стоят! А Сяо Чжань и Ван Ибо, главные, по оценкам экспертов, претенденты на премию лучшему актеру года, действительно стояли так, что не обратить на это внимание было невозможно. Близко. Касаясь друг друга не только плечами и локтями, но и бедрами. Сяо Чжань при этом смотрел безмятежно, со своей фирменный яркой и ясной улыбкой, а Ван Ибо —  спокойно и в то же время предостерегающе. Весь его вид говорил —  «Только посмейте что-нибудь сказать!». Девушка — ведущая церемонии, — напоровшись на этот взгляд, благоразумно подсунула микрофон Сяо Чжаню. Тот выглядел… безопаснее. —  Господин Сяо, то есть вы… снова вместе? Ибо напрягся и тут же расслабился, почувствовав успокаивающее прикосновение к тыльной стороне ладони. —  Да, —  благожелательно улыбнулся Сяо Чжань, —  мы снова вместе… По толпе публики пронесся не то гул, не то стон. — …снялись в одном проекте мастера Чэн Эра. И в дальнейшем будем вместе… Теперь это точно был стон. — … сниматься. Он адресовал собравшимся прямой и честный взгляд. И такую улыбку, что после нее никто больше не посмел задать ни одного вопроса. —  Ты страшный человек, Чжань-гэ.