Детство близнецов.

Если бы Карамона спросили, какая у них семья, он бы ответил — обычная. Потому что для него их семья была самой обычной. А вот для соседей — почему-то нет. Им всё не нравилось: то, что Китиары другая фамилия; то, что их мать целыми днями либо сидит дома, либо бесцельно гуляет по деревне; то, что… Соседи всегда находили, о чём пошушукаться. Китиару это злило. Рейстлина — тоже. Карамона злило только то, что злился Рейстлин. Дети, в отличие от взрослых, шушукались редко. Им нравилось играть с Карамоном — он был выше и сильнее даже ребят на пару лет старше. Правда, если в игре Карамон побеждал — могли и начать дразниться. В такие моменты становилось обидно, и Карамон уходил домой, каждый раз клянясь себе, что теперь будет играть только с Рейстом. Но Рейстлин был слабым и не любил подвижных игр, его больше привлекали книги: он уже выучился читать, новый друг Китиары помог. А Карамон до сих пор смотрел на заполненные непонятными значками страницы с недоверием — что в них может быть интересного? — и унылым пониманием, что выучить их придётся. Пожалуй, это было самым главным (и единственным, не считая крепкого здоровья одного и хилого — другого) различием близнецов. И основной причиной, почему искренние клятвы Карамона нарушались самое позднее через три дня. Соседским детям как раз хватало времени соскучиться по играм с ним. Впрочем, было у них с братом и ещё одно отличие: Рейстлин умел показывать фокусы. Китиара тоже умела — и она же объяснила в своё время братьям, что посторонние этих фокусов видеть не должны. — Иначе Рейстлина увезут от нас так далеко, что и не найдём, — пригрозила она. А потом рассказала, что эти «фокусы» — настоящая магия, которой владеет и сама Китиара, и владела когда-то их мама. Китиара уехала учиться в школу, где этой самой магии и обучали. Перед отъездом сказала, что, раз Рейстлин владеет магией, значит, тоже будет в такой школе учиться. И отвела их на настоящую волшебную улицу… Они там с Танисом познакомились. Сегодняшний день был скучным: мама, сидя в своём кресле, что-то напевала без слов. Отец приедет только через два дня: осенью на лесопилке много работы. Карамон знал, что он волнуется — не хочет оставлять их надолго с мамой, которая про детей почти никогда и не помнит. Китиара старалась их с матерью не оставлять, а перед отъездом обещала позаботиться, чтобы мать «не натворила дел». Она, правда, не Карамону это обещала и не Рейстлину, а отчиму и, наверное, сдержала обещание: на следующий день после её отъезда в школу к ним домой пришла какая-то женщина и о чём-то разговаривала с отцом. Карамона с Рейстлином на это время отправили погулять. Женщина приходила теперь каждую неделю и приносила лекарства — от них мама становилась такой же, как мамы других ребят: готовила еду, прибиралась в доме и даже чинила одежду. Кое-что из этого она тоже делала с помощью магии. Жаль только, что длилось это не дольше одного дня, но Карамону эти дни нравились. В остальные дни они часто уходили на улицу, однако сегодня за окном дождь, а в дождь Рейстлину выходить нельзя. Встрепенувшись, Карамон окликнул брата: — Рейст, а пойдём в наш мир? Рейстлин отвернулся от окна, за которым ничего было не разглядеть из-за потоков воды, и кивнул. Он никогда не предлагал это развлечение сам — но всегда с готовностью шёл за Карамоном. Если не был занят новой книгой, конечно. «Их мир» умещался на небольшом круглом столике в комнате, служившей детской, по углам которого и на полу под ним были сложены небольшие — с палец Карамона высотой — деревянные фигурки людей и животных, разные деревья, машины, дома… А в центре — большая (по сравнению со всем остальным) фигурка черепахи. Карамон уже не помнил, кто им сказал, что раньше люди считали, будто мир стоит на панцире большой черепахи. Но помнил, как Рейстлин спросил: «значит, для создания мира нужна черепаха?» Отец с Кит тогда посмеялись, а через неделю деревянная черепашка была готова — как и все прочие игрушки, отец сделал её сам. Рейстлин установил «основание мира» в центре стола… И тогда же показал первый фокус… точнее, волшебство. На панцире черепахи вырастали горы, по разделяющим пластины панциря прожилкам текли реки. Когда поделка поворачивалась — созданные пейзажи рушились, рассыпаясь песком. Рейстлин мог перенести в свой — их — мир все остальные игрушки, уменьшив их в размерах и заставив двигаться. Мог подбросить пуговицу или монетку — и та замирала в воздухе, становясь луной или солнцем… Игры были недолгими — Рейстлин быстро уставал и от них тоже. Но этого хватало, чтобы поверить, что где-то существуют именно такие миры. А потом лежать на кровати и представлять, как бы они жили там. У Карамона, правда, получалось плохо — он не умел придумывать долгих и складных историй. Но Рейстлин умел. Хотя и говорил, что многое из рассказанного он прочитал в книгах — и даже иногда зачитывал какие-то моменты — Карамон всё равно верил, что его брат может создавать миры, в которых они живут иначе, чем здесь. На панцире деревянной черепахи.