Я хотел спасти тебя.

— Садись, поговорим, — Зуев открыл дверь. Его лицо выражало то ли недовольство, то ли полную грусть. Кажется, сердце Хенкиной скоро остановится. Пара сидела на передних сидениях полуразваленной машины. — Ты думаешь, у нас что-то получится? — Парень опускает взгляд на руки Мелиссы, которые так предательски трясутся. Хотелось провалиться сквозь землю, чтобы тебя больше никто не увидел. А может и вовсе сбежать из города, оставив тут все, что тянет тебя на дно. — Есть в этом смысл? Я хотел спасти тебя. Сколько бесед с тобой было? Да дохуя, — казалось, что Зуев вот-вот закричит на девушку. Она смотрела прямо ему в душу своими стеклянными глазами, а он до сих пор прожигал взглядом лишь дорогу. — Сколько раз я спасал тебя от передозов? Ты иногда, блять, головой своей пользуешься? — его руки сжимали руль, а сердце Хенкиной стучало так громко, что начинало казаться, что это слышит весь мир. Она из последних сил держалась, чтобы не начать биться в истерике прямо сейчас. Держалась, чтобы не ударить парня прямо сейчас. Она держалась и у неё это получалось. — Что ты хочешь этим мне сказать? — она изо всех сил старалась не передавать всю тревогу, которая только нарастала ещё больше. — Нас нет и никогда не будет. Я больше не хочу тебя спать, понимаешь? Спасение утопающих-дело рук самих утопающих, — он поставил эту точки в их жизни. А впрочем «их» никогда и не было. Слезы вот-вот хлынут из когда-то таких счастливых глаз Мелиссы. Теперь в них читалось лишь непонимание, ненависть и нежелание жить. Какой смысл без него? Какой смысл спасать себя, если она ему не нужна? Есть ли в этом какой-то толк? Она ненавидит себя полностью, а он лишь добил ее. В голове прокручивались все негативные моменты с Геной. Казалось, что она влюбилась в демона, который только был и рад, что убил ее в очередной раз. Он знает, что она вернётся, когда ему нужно будет. Он все прекрасно понимает. Сначала он даёт ей желание жить и пишет поэмы о любви, о её красоте, а потом, игнорирует и пишет, как же сильно он её ненавидит. — Я не хотела верить во что-то лучшее, — Хенкина вышла из машины с гордо поднятой головой, словно это она поставила точку в этом общении. Ей так хотелось громко захлопнуть дверь этой грёбаной машины, которая сохранила в себе все воспоминания, но портить что-то не хотелось. Только подавление желания сделать ему больно не уходило. Он ведь прекрасно все осознавал. Он ведь прекрасно понимал, что она до безумия любила его, но не понял, что лишь этим поступком все бабочки в животе умерли, а вместо любви к нему появилась ненависть. Мелисса слышит, как он уезжает. Он даже не дождался, когда она уйдет. Девушка уверена, что он даже не повернулся, дабы посмотреть, действительно ли она уходит. Ему плевать. Ей воспользовались и больше ничего. Ноги сами привели ее на маленькую пристань. Ни единой души и лишь разбитая маленькая девочка. Ей хотелось кричать от боли, которая с каждой секундой ломало её лишь больше. В голове постоянно крутилась фраза «Отец был прав.» С каждым разом она звучала ещё громче. Хенкина чувствовала себя больной. Она больше не понимала себя. Она не видела больше цели в жизни. У нее больше нет желания покончить с зависимостью. Она героически пытается откинуть мысли о суициде, а они уходить не собирались. Взгляд бегает от одних осколков бутылки до других, а голос лишь громе кричит «Сделай это!». Она никому не нужна. Кто её будет спасать, если она не хочет спасти себя сама. Кто захочет возиться с ней, когда сам по горло возиться в своих проблемах? Она знает лишь одного человека, который каждый раз приходил. Он не знал много, но знал, что она не выдержит одна. Знал и понимал, что нужен ей. Постоянно предлагал сбежать из этого города, от людей которые портили ей жизни, а она, как дура кричала, что без Зуева не поедет. Он терпел. Он ждал, когда она все поймет. Он ждал больше двух лет. Он был всегда рядом, а она лишь отвергала его помощь, когда на глазах появлялся чертов Геннадий Зуев. Пальцы сами набирают контакт «Кислый». Она слышит гудки. Такие долгие и убивающие гудки. А может, он вовсе не возьмёт? Может, он тоже устал спасать её? Давать бессмысленную помощь. Хенкина ведь ни разу не использовала его совет. Она делала как хотела, а потом ломалась и снова звонила ему. Гудки закончились, и Мелисса услышала такое тихое и родное — Алло? — голос сонный. Она разбудила его. Снова помешала своими проблемами. Снова мешает ему строить свою личную жизнь. Она уже считает себя тварью. Она губит себя, своих близких. Зачем ей жить, если она портит все вокруг? — Вань, мне плохо, — ему больше ничего не нужно слышать. Он приедет даже если будет на другом континенте. Он придет абсолютно в любую погоду. Она была единственной в его жизни, кому он позволял называть себя Ваней. Он извинялся перед ней после очередной ссоры с Константином Анатольевичем. Клялся, что бросит, а она сама употребляла и даже не рассказала ему. Было стыдно звонить ему. Она не достойна общения с ним. Плевать, что все его обещания были лишь очередной ложью. Он хотя бы не пытался скрыть от нее это. — Ты можешь приехать? — Я постараюсь быть как можно быстрее, — Кислов крутил лишь единственную фразу в своей голове «Я убью Зуева». Сам понимал, что не убьет, хотя ему бы очень хотелось, но пару синяков точно оставит. Так быстро парень давно не ездил. Мотоцикл давал ему много преимуществ. На нем ему обогнать машины было куда легче. Он сам прекрасно знал, что такими темпами ему недалеко до аварии, но разбитая Хенкина была ему важнее, чем собственное здоровье и мотоцикл. И он приехал. Приехал целый и даже привез собой еду и две бутылки вина. — Рассказывай! — он присел с ней на маленький деревянный мостик. Хенкина была похожа на уличного котенка, которого снова бросили хозяева. Она сидела, поджав ноги к груди. Тушь после моря слез оказалась под глазами, а помада размазалась. Долгая речь Мелиссы из-за постоянных слез, которые не давали объяснить весь диалог другу, а он лишь ждал, когда она расскажет ему всё, что скопилось на душе. Он обнимал её так сильно, чтобы Хенкина поняла, что она не одна. Может, она и не получает этого от своего брата, а Зуев оказался очередным опытом в её жизни, но рядом с ней всегда будет Кислов. Иван будет всегда готов поддержать её, дать совет, может, она им и вовсе не воспользуется, но это будет уже не важно. — Я скучала по этим разговорам, Вань, — диалог плавно перешёл с травмирующих моментов на старые и теплые воспоминания. — Я тоже, лисуня, — глаза девушки снова заслезились. Как же давно она не слышала этого прозвища. На лице Кисы появилась улыбка до ушей. Он включил фронтальную камеру и протянул Хенкиной телефон. — Лисичка стала пандой. — Увидев себя, Мелисса засмеялась, а парень лишь подхватил это. — Покатаемся? — Как раньше? — тихо спросила девушка. — Как раньше! — Только до города едим тихо! — сразу поставила условие Мелисса, а Ваня кивнул, хоть просьбу выполнять не собирался. Киса взял девушку за руку и повел до мотоцикла. Он всегда для таких случаев возил для неё шлем. Первый раз, когда он взял её кататься по Коктебелю, Хенкина, как маленький ребенок, кричала, что в шлеме никогда в жизни ездить не будет. На следующий день на её голове уже был рыжий, пушистый шлем с ушками лисы. Парень купил его специально для Мелиссы. В магазине он был единственным. Как только Иван зашёл в него, то сразу понял, что это именно то, что нужно. Хоть сам и не беспокоиться о своей безопасности, но за девушку голову ему оторвёт и её семья, да и сам Кислов возненавидит себя. Всю дорогу Мелисса крепко сжимала торс Вани, а он лишь терпел, хоть и чувствовал очередные синяки, а может, и сломанные ребра. — Ваня, просила не гнать! — снимая шлем, ругалась девушка. Это лишь вызвало улыбку на лице парня. Как бы ему не хотелось сказать, что в гневе она выглядит слишком милой для этого мира, но желания получить пощечину у него не было, поэтому приходилось держать это в себе. — Пойдем быстрее, — Киса и Лиса снова сидят на крыше. Они вновь вспоминают свое детство. Вспоминают, как Кислов лез на девятый этаж, чтобы увидеть девушку и не попасть на грозного Константина Анатольевича. Сейчас им было так хорошо. Они оба забыли о своих проблемах. Забыли о зависимости. Мир вокруг остановился, а людей не существовало. Сейчас есть только они. Телефоны давно выключены, а бабушке было написано короткое сообщение, содержащее в себя что все в норме, но с Зуевым наступил конец. Хенкиной был не важен её ответ, сейчас она счастлива, может и ненадолго, но сейчас это абсолютно неважно.