Прости

Глава 6. Рома не стал говорить Еве, что она с большей вероятностью будет под опекой незнакомца. Сейчас он не может трогать её. Сейчас ей тяжело и без таких новостей. Дима отмечает, что подруги, которые звали себя лучшими, сейчас просто исчезли. Первые два дня они еще спрашивали о самочувствии девчонки, но теперь напрочь исчезли и уже четвёртый день молчали. Парню даже как-то обидно. Он в своём тяжёлом детстве и то смог найти настоящих друзей, а Ева не смогла. Ева не смогла во многом. Потеряла мать, отца, мачеху, подруг. У неё действительно никого не осталось, кроме двух взрослых парней, которые на первый взгляд доверия совсем не внушали. Зато они единственные не надевали маску и были честны с девчонкой. — Ева, выйдешь? — Рома аккуратно берёт девчонку за руку и пытается поймать неживой взгляд серо-зелёных глаз. — Почти две недели прошло, пора. — Я его даже не знаю. — Клименко убирает свою руку из тёплой ладони Ромы и сильнее укрывается пледом. — Если продолжишь тут сидеть, то и не узнаешь. — В комнате появляется блондин в сером спортивном костюме и протягивает девчонке файл с несколькими бумагами. — Ты официально под моей опекой, поэтому тебе придется встать и поехать в новую квартиру. — Сань, мягче. — Наматывать сопли на кулак легче, чем встать и сделать хоть что-то хорошее для своего будущего. — Мягче, б̶л̶я̶т̶ь̶. — Рома уэе скрипит зубами и Саша узнаёт эту привычку, поэтому отходит от дивана и машет рукой к двери. — Выйди, я поговорю с ней. Общаться нам придется, ты понимаешь это. Убеждать я умею. — Если она заплачет, то я не посмотрю… — Знаю. Иди. Рома выходит из комнаты, но остаётся рядом с дверью, чтоб быть уверенным в безопасности психики девчонки. Стоит секунд пять, пока голос Саши не хрипит, чтоб он ушёл на кухню. Уходит, выбора нет. Сам отдал её в эти руки, потому что уверен в безопасности рядом с ним. — Ева, тебе не поможет позиция жертвы. — Плисакин садится на противоположный край дивана и усмехается в лицо девчонки. — Я понимаю, тебе нравится, но рано или поздно придется встать. За эти шесть дней ты скинула семь килограмм. Это самая хреновая диета, которую я знаю. Я понимаю, ты потеряла важное… — Я потеряла все. — Неожиданно грубо хрипит девчачий голос и она скидывает с себя теплый плед. — Правда? — А ты не в курсе? — Когда Роман умолял помочь ему с опекой, я думал, что ты для него безумно важна. Этот парень знаком мне всю жизнь. За свои двадцать четыре года он просил у меня максимум сигарету. Когда Дима бегал по учителям в твоей школе, слезно умоляя о переносе экзаменов на осень, я думал, что ты ему близка так же, как мы друг другу. Только мы росли с пеленок в одном детском доме и делили два кусочка хлеба на троих, а ты появилась из ниоткуда. Слава богу, что мне показалось, что ты важна для моих друзей, а то я уже ревновать начал. Ева замолкает. Рома действительно просил за неё? Дима бегал по школе и договаривался о переносе экзаменов? Они настолько дорожат ей? Стыдно за свои слова. До кома в горле стыдно. Пока она упивается горем, двое парней решают её дальнейшую судьбу, хотя она им по факту чужая. Они не родственники даже, но делают больше, чем родной отец-эгоист, который всегда оставлял решение проблем за женой или дочерью. — Рома попросил тебя…? — Ева говорит почти шепотом, чтоб не сорваться на слезы, ведь за них Рома угрожал другу. — Ему опеку не дали бы. — Саша достаёт из пачки сигарету любимого крепкого «парламент’а» и улыбается, глядя куда-то в стену. — Род деятельности не позволяет, знаешь ли. Дима тоже не подошёл, у него вообще судимость. И Рома хотел найти кого-то, чтоб вероятность одобрения была стопроцентной. Я предложил себя, потому что кто-то чужой не взял бы взрослого ребенка на попечение. Как видишь, мне детей доверяют больше, чем разбойнику и н̶а̶р̶к̶о̶д̶и̶л̶е̶р̶у̶. — Мне приедтся к тебе переехать? — Нет, я буду иногда находиться у тебя. Опека может спалить, конечно, что мы живем раздельно, тётки там неугомонные. Ты вообще в курсе, что Роман приобрёл квартиру, чтоб тебя туда увезти? — Н-нет. — А он купил. Будешь жить там, а я буду приезжать перед проверкой коллег. Всем будешь говорить, что мы живем вместе. Каждый твой косяк поставит под угрозу мою карьеру, поэтому старайся быть максимально прилежной. Я не Рома, поэтому терпеть и повторять не стану. — Это я поняла. Ради Ромы… Чтоб он не зря так старался. — Молодец, чувство благодарности у тебя присутствует. Не думай, что я такой грубый и сижу тут тебя заставляю. — А разве не так? — Так, но все ради твоего же блага. Меня зовут Саша. Зелёный и белый чай, овсяное печенье, фунчоза и никакой клубники. — Мне это зачем? — Если придется жить вдвоём, то ты должна занть, что я люблю из еды. Хотя бы самый минимум. — Мне уже называть тебя папа? — Папочка. Но это через годика так два. Вставай, детка, мы поедем домой. Ева наконец-то выбирается из комнаты. Первым хватает Дима, сцепляя крепкими руками в объятия, а на рыжей макушке оставляет поцелуй. Ева под большими руками плавится, словно пломбир на солнце. От объятий с парнем ноги подкашиваются, хотя он никогда на тактильность не скупился. Слишком удобно, слишком тепло, слишком приятно ощущать его так близко. Чертовая подростковая влюбленность. Рома улыбается добрыми глазами, хватая в руки два чемодана с вещами девчонки. Он взглядом провожает её до белой «ауди А8» и снова та добрая улыбка. Ева подбегает к Роме и крепко обнимает его за торс, словно ребенок, сцепляя пальцы за спиной в замок. — Спасибо, Рома. — Девчонка встает на носочки и целует парня в щеку, а он улыбается уже всей душой. — Пожалуйста, слушайся Саню. — Почти шепотом говорит Манько, сцепляя ручки чемодана одной рукой. — Он может показаться злым, но на самом деле он мягкий и душевный. — Да, он хороший, это видно сразу. Спасибо за то, что сделал для меня. Приходи, как можно чаще, чтоб я не умерла со скуки. — На пару дней я уеду, но у тебя есть номер Димы. Просто начинай жить снова. — Детка, мне утром на работу ещё, шевелись! — Кричит Саша у машины и Рома вскидывает брови, двигаясь чемоданы вперёд. — Мне и шмотки её таскать? — Чë за «детка»? — Расслабься, я, как начальник пдн, статьи знаю и желанием не горю. — Саша все-таки подходит и берёт у Ромы чемоданы Евы. — Тебя ещё на обычную зону закинут. — Дима широко улыбается и подходит к другу ближе, закидывая руку ему на плечо. — Будут петушить все восемь лет. Готовь вазелин, пупсик. — Если я тебя закрою на пятнадцать суток, то тебя тоже там будут петушить. Вазелин не бери, твоё очко всегда готово. — Пёс е̶б̶а̶н̶ы̶й̶. — Дима и Саша смеются друг другу в лицо, несмотря на обидные слова, как показалось Еве. — Все вы мусора такие. — Так, я вас обоих за деревом т̶р̶а̶х̶н̶у̶, если сейчас же не заткнетесь. — Рома старается серьезно смотреть на друзей, но улыбка вырывается наружу и поэтому смеются уже все трое, а девчонка тихо улыбается. — Саня, вези ребенка. Димон, свари уже кофе. Я после командировки к вам заеду, отметим новоселье. Саша тянет за собой чемоданы и Ева плетется за ним. Он действительно грубый, но его слова действуют лучше, чем успокоительные Ромы или шутки Димы. Этот Саша знает куда нажимать и чем ответить. Этот Саша похож на ледник. Интересно, а он таковым и является или только держит вид, потому что ещё не знаком с Евой? Но если Рома просил его о помощи, то знал, что он не откажет. Получается, что для друга он совсем не ледник. Квартира светлая. Комнаты две. Одна из них полностью заставлена мебелью, школьной литературой, канцелярией и мягкими игрушками. Ева невольно улыбается, представляя как Рома усердно расставлял каждую вещь, чтоб ей понравилось. И пока он думал о комфорте девчонки, она лежала трупом и даже поговорить с ним не пыталась. Стыдно. Стремно от своего же бессилия. Саша уже гремит на кухне, пока Клименко укладывает вещи по шкафам. Она понимает, что точно так же все лежало в квартире отца. Ей придется начинать жить заново, чтоб не терзать сердце болью от утраты. Слезы уже не текут, хотя очень хотелось бы рыдать в подушку. Одно осознание того, что мачеха больше не приготовит любимый торт, а папа не будет шутить, больно бьет по голове. Оглушает до звона в ушах. Но слезы не текут и это главное. Как бы больно не было, слезы не помогут что-то исправить, поэтому тратить на это силы и время глупо. — Я приготовил макарошки с сыром. — Саша упирается о дверной проём плечом и оглядывает девчонку, которая с силой сжала в руках плюшевого кота. — Сначала еда, потом обсудим, что делать дальше. — Я не хочу есть, спасибо. — Ева встает с пола и медленно плетется к дивану, но блондин выхватывает игрушку и внимательно разглядывает. — Отдай! — У него косые глаза. — Усмехается Саша, а игрушку аккуратно ставит на прикроватную тумбу. — Имя есть? — Димка. — В честь Лелюка что-ли? Реально похож. — Рома так и сказал. — Он подарил тебе его? — Нет, папа. Мне тогда исполнялось тринадцать. — Скоро уже шестнадцать. И сколько у тебя зверюга без имени жил? — Получается, что больше года. Я как-то не заморачивалась по поводу имён для плюшевых. А ты все игрушки именами звал? — Была одна. Идем есть. Саша хочет кричать, что у него до сих пор лежит маленький кролик по имени Ксюх. Это единственное, что осталось у него из прошлой жизни и от первой любви. Девочка с двумя русыми хвостиками принесла беленького кролика в начале августа и тихо положила на тумбу с запиской. Саша бы рассмеялся, увидев такой подарок на свои семнадцать, но как только узнал отправителя, сразу же понял, что любит плюшевые игрушки. Не все, только кролика по имени Ксюх. — Если не будешь нормально есть, сигарету не получишь. — Плисакин равнодушно двигает к Еве тарелку с макаронами и та только рот от удивления успевает открыть. — Что? После плотного обеда, по закону Архимеда… — Откуда ты знаешь про сигареты? — Клименко нехотя протыкает одну макаронину вилкой и тянет ко рту. — Лелюк спалил. Пойми, общаться манипуляциями долго не выйдет. У тебя впереди два с половиной года под моей опекой. Ругаться нам нельзя. Но ты своим упрямством можешь вывести из себя даже меня. — Я не буду упрямиться, если не заставлять меня делать то, чего я не хочу. — Детка, ты еще нихрена не шаришь в этой жизни, поэтому я буду заставлять тебя делать то, что тебе пригодится в будущем. На уступки тоже пойду, если это не навредит никому. Образование нужно, поэтому стоит заняться подготовкой к экзаменам как можно скорее. Курить вредно, поэтому твой лимит на эту неделю — три сигареты в день. Со следующей урежем до двух. Через месяц тяга пропадет и ты вообще перестанешь курить. — Почему сразу не запретить тогда? — А разве ты не найдешь сигарету и не скуришь ее за моей спиной? — Найду и скурю. — Поэтому. — Саша улыбается, в тарелке Евы стало наполовину пусто, поэтому терапия действенна. — Что ты ешь на завтрак? — Разве я не одна буду тут жить? — Пока Ромы нет в городе, а Лелюк на трипе, я буду тут. — Где Дима? — Закидывается э̶к̶с̶т̶а̶з̶и̶ и т̶р̶а̶х̶а̶е̶т̶ девчонок с клуба. — Плисакин застывает с вилкой у рта и убирает её, ведь замечает смену эмоций собеседницы. — Хочешь поговорить о Диме? — Хочу в душ и спать. — Девчонка отодвигает тарелку в сторону и натягивает слабую улыбку. — Спасибо, очень вкусно. Саша этот взгляд узнаёт. Когда-то кошачьи глаза выдавали точно такую же эмоцию и от этого больно становится в разы сильнее. Та девочка, с русыми хвостиками, так же менялась при упоминании Димы. Она так же держала всё в себе. Пока не поняла, что рядом есть кто-то более достойный её любви. Если поняла Ксюша, то и Ева поймет. Просто нужно немного времени и стóящий человек рядом.