Прости

Глава 10. Две недели проходят ужасно. Саша, Рома и Дима стараются тихо решить свои проблемы, а Еву уговаривают подобрать техникум. Девчонка требует отдыха на этот год, потому что страшно уезжать одной. Страшно без этих троих в чужом городе, да еще и таком большом. Рома убеждает себя в том, что Рипмана никакого и не существует, потому ни единого следа его нет. Но как объяснить распространение не подлежащего для употребления? Он очень хорошо прячется, либо не прячется совсем, поэтому его и не замечают. Ева ходит уже более спокойно, но внутри все еще мерзкое чувство и давящая боль. Прибавилась тошнота и боль в пояснице. Третья неделя прошла так же быстро. Боль усиливается и Ева начинает уже который день с порции обезболивающего. Саша видит, что его аптечка стремительно пустеет. Он, конечно, в делах женских не шарит, но ради интереса прочитал пару статей. Дима спросил у своих «подруг» о тонкостях женского организма и те в один голос кричали, что девчонке нужно в больницу. — Ева, давай поговорим? — Саша присаживается на край дивана и смотрит на девчонку со всей строгостью. — Если ты называешь меня по имени, то я уже боюсь этого разговора. — Ева сгибает руку в локте и подпирает ладонью голову, удобнее устроившись на бок. — Что-то случилось? — Ты глотаешь обезбол уже три недели. — Такие вот сюрпризы от природы. — Ева, не могут эти дни столько длиться. — Саша зол и очень, потому что он видит, как ему врут. — Я отвезу тебя к врачу. — Я просто застудилась, поэтому поясницу тянет. — А то, что ты в день по пачке прокладок выбрасываешь, тоже просто приколы? Мы поедем в больницу. — Нет. — Чего ты боишься? Ты после выпускного сама не своя. Кажется, мы с тобой сразу договорились быть честными. Детка, не ври мне, пожалуйста. Что у тебя случилось? Ева глотает ком в горле и удобнее садится, упираясь всем весом только на одну ягодицу, потому что внутри все еще болит. — Димон, номер гинекологии срочно! — Кричит Саша, ходя по комнате большими шагами, пока Ева вытирает слезы с щек. — Хорошо. Мобильный падает на рабочий стол девчонки и, кажется, на нём появляются трещины от удара. Сашу это не заботит совсем. Его главная забота сейчас умывается слезами, которые скрывала три недели. — Не говори им… — Шепотом молит девочка, сжимая руками покрывало. — Я не хотела… — Запомни, что твоей вины в этом нет. Ты не давала повода, ты не привлекала внимание. Дело только в больной башке этого п̶и̶д̶о̶р̶а̶с̶а̶! — Но именно я… — Все тише и тише шепчет Ева, а Саша хватает её в объятия и целует в макушку. — Я найду эту мразь и в̶ы̶е̶б̶у̶ его пустую душу. Он ответит за каждую секунду твоей боли. Я обещаю тебе, Детка. Ты не должна стыдиться. Врачу расскажешь всë, что болит и как болит. Тебе необходима помощь специалиста. Ты будешь следить за здоровьем, а остальным займется твоя семья. Никогда больше не переживай что-то в одиночестве. У тебя есть защита, не забывай, прошу. — Но опека может забрать меня. Они могут сказать, что ты виноват в плохом присмотре. — Этим вопросом я сам займусь. Ты ответственна только за своё здоровье. Нужен психолог? Скажи, я устрою. Дима приезжает даже раньше, чем нужно и забегает в квартиру, хватая Еву за плечи. Он без слов понимает всë, что сейчас думает девчонка и обнимает её уже осторожно. В глазах разного цвета загорается огонь, который потушить вряд ли кто-то сможет. Саша этот взгляд знает и ко всему прибавляется ещё одна задача — удержать Диму. Рома едет в школу. Он боится смотреть в глаза Евы, потому что ни разу не заметил её боль, хоть и обещал быть рядом всегда и защищать. Будь проклят этот выпускной. В кабинете директора дверь открывается с ноги дез предварительного стука. Манько, скрывающий лицо за чёрной маской, внимательно оглядывается вокруг и требует записи с камер в день выпускного. Мужчина орет, что вызовет охрану или полицию, если парень сейчас же не уйдет из школы. Рома злится. Впервые за пять лет его накрывает такая злость. Кулаки сжимают спинку стула, взгляд проходится по директору и ищет, что же сломать ему первым. — Нос или палец? — Единственное, что звучит тихо, среди всех криков от директора и его секретарши. — Что вы себе позволяете?! — Мужчина обходит стол и приближается к Роме, чтоб оттолкнуть его к двери. — Палец. Рома ловко заворачивает указательный палец директора в обратную сторону и слышит скулеж вместо привычных криков. — Мне просто нужны записи с камер первого этажа в день выпускного. — Тихо шепчет Манько, пока мужчина перед ним опускается на колени. — Я не могу показывать их… — Хватка на пальце слабеет и мужчина уже выдыхает от отступающей боли. — Если вы не родитель, то я не могу. — Значит отсосешь мне в закрытом туалете. — Ч… Что…?! — Если я не увижу записи, то ты мне отсосешь, а после этого порадуешь город своим каминг-аут’ом. Ты реально думал, что никто не знает, что ты делаешь после работы? Записи, или я солью всë то, что нарыл на тебя, пухленький негодник. Сдвинул бывшую директрису, выставив её воровкой, а сам будто белый и пушистый. У тебя пять секунд на принятие решения. Записи я сам достану, но тебя сожрут люди, которые доверяли. И Рома своего добивается за секунду. Врач выходит в коридор и Саша с Димой в секунду оказываются рядом с ней. Девушка, лет двадцати восьми на вид, снимает маску и показывает карие глаза со следами слез. Ноги становятся ватными у обоих парней, потому что ничего хорошего ждать точно не стоит. — Это я слишком эмоциональная, не обращайте внимание. — Тараторит девушка и убирает с глаз влагу. — Разрывы не сильные, обработку провели. Но… Девочка беременна. В конце коридора что-то громко падает. Рома прислоняется к стене и забывает о пакете с вещами для Евы, который валяется у входа. Саша смотрит на него с полной пустотой в глазах. Они оба взяли за неё ответственность и не уберегли. Оба проиграли. — Она знает? — Кажется, что Дима единственный ещё может связывать слова в предложения. — Плачет и просит «убрать» как можно скорее. — Врач поворачивается в сторону Ромы и изучает его взглядом. — Это не Рома? Ева просила поговорить с ним. — Роман, пожалуйста. — Ей морально намного хуже, поэтому постарайтесь быть рядом. Она сказала, что вы её семья и ей некуда обратиться за советом по женским делам. Дима, пусть звонит мне, если что-то ей будет необходимо. Рома все-таки отходит от стены и медленно идет к кабинету. За дверью всхлипы Евы, а в сердце врезаются тысяча ножей. — Ева… — Манько еле касается пальцами рыжих волос и поджимает губы, чтоб не расплакаться рядом с девчонкой. — Маленькая. — Пусть Аня «это» уберет. — Клименко цепляется пальцами за рукав парня и смотрит прямо в глаза. Яркие зелёные навсегда останутся в памяти Ромы. Серый цвет исчез со слезами. Девочка изменилась и очень сильно. Больше наивную и добрую Еву вряд ли кто-то увидит. Она больше никогда не даст себя в обиду. 2019 год. Май. Ева собирает чёрные волосы в высокий хвост и смотрит на своё отражение. Щеки заметно стали меньше, а глаза не такие уж и яркие из-за покраснений в уголках яблока. Зато отрастила ногти, которые грызла с самого раннего детства. Она как-то забыла об этой привычке, потому что под препаратами даже себя не помнит. Целый месяц чистоты. Давно такого не было, спасибо, Саша. Закрывать в комнате, где на окнах решётки — его любимое лечение. Тут есть диван, комод, телевизор. Плисакин даже готовит ей три раза в день, хоть она почти не ест, только пить просит постоянно и жвачку жуёт. — Надень что-то светлое, там солнце палит. — Саша показывает на свою футболку в несколько раз больше его размера и шорты. — Что-то на подобии. — Ты меня балуешь такими прогулками. — Ева возвращается в комнату и стягивает с себя чёрную футболку, а взамен надевает белую. — У тебя секунд двадцать и я ухожу. — Готово. — Девушка берёт с тумбы свои солнцезащитные очки и фальшиво улыбается. — Спасибо, папочка. — Не в̶ы̶е̶б̶ы̶в̶а̶й̶с̶я̶, Детка. Это действительно первый выход Евы на улицу за этот месяц. Саша найдет её в любой точке мира, как кажется Еве. Это уже шестая или седьмая его терапия за почти три года. Она думала, что вся её семья, состоящая из трёх парней, отпустит её в свободное плаванье после совершеннолетия, но нет. Через пять месяцев ей уже девятнадцать, а опека Саши и Ромы все еще с ней. Только теперь её не жалеют и на жалостливые взгляды не ведутся. Как сказал Рома, «Взрослая? Взрослей.». — Мы гуляем или на кросс вышли? — Ева лениво плетется за Сашей, который явно торопится. — Не игнорируй меня. — Не доводи меня, соплячка. — Плисакин хватает девушку за руку и тянет за собой. — Думаешь, что я забыл, как ты сваливала от меня по заброшке? — Я извинилась. — Пока слово «извини» будет для тебя просто словом, не смей его произносить. — А если я скажу, что останусь дома? — С этого и надо было начинать. — Я правда всë поняла. Саш, не отворачивайся от меня только. — Я знаю, что тебе пришлось пережить. Я знаю, что ты чувствуешь. Пойми и нас, пожалуйста. Каждый день я живу в страхе, что придется ехать на твое опознание или увидеть тебя в списке тех, кого нужно крепить вечером. — Стоило оставаться в пдн, а не переводиться в наркоконтроль. — Ева улыбается, но теперь искренне. — Спасибо, что защищаешь до сих пор. — А куда мне тебя засунуть, дуру такую? — Теперь расскажешь, куда мы так бежим? — Роман и Дима в городе наконец-то. Вспомним традицию посиделок в пиццерии. — Только не Лелюк! — Именно он, Детка! Ева хнычет, как маленький ребенок, но под напором Саши все-таки идет в их любимое кафе. Да и по Роме соскучилась за эти два месяца. — Сатанюга явилась! — Кричит Дима, несмотря на толпы людей за столиками, которые для него вовсе не существуют. — И ты, чертила, на месте. — Клименко закатывает глаза и обнимает друга. — Роман такую речь подготовил, лучше беги. — Я заслужила эти нотации. — Ева садится напротив Ромы и сжимает футболку Саши под столом. — Давай, отец. — Твой папаша — Плисакин, который твой зад вечно прикрывает. — Тихо говорит Рома и делает глоток колы. — Он и твой прикрывает, не забывай. — А я не косячу. У кого покупала на этот раз? — Его тоже закроете или зароете? У меня слишком жестокая семья. Каждый раз вы злитесь, если что-то идет не по вашему плану. — Кто бы говорил. — Я обошла почти каждого б̶а̶р̶ы̶г̶у̶, кто имеет тату этой чертовой точки на пальце, но ни один из них даже близко не напоминает мне того урода. — Из наших никого тогда не было в школе. Может у него родинка была? — И среди всех выпускников, которых вы прессовали целый год, родинкой на пальце не обладает ни один. Если подражатель, то он хотел натравить кого-то против вашей банды. — Либо он знал, что ты под нашим крылом, поэтому нарисовал точку и позволил тебе её увидеть. — Да, тоже вариант. Тогда кто-то знает, что вы — это вы. — За три года ничего больше не произошло. Странно всё. Камеры в коридорах не работают, тату и родинки ни у кого нет. Даже по выходам никого странного мы не видели. — Ну, значит, что было, то прошло. — Ева хватает палочками ролл и улыбается, словно она снова в том мае три года назад. — Я по вам скучала. — Так, а теперь серьезно. — Рома вытирает руки салфеткой и бережно складывает её на несколько частей. — Документы на поступление приготовила? — Б̶л̶я̶т̶ь̶, опять началось. — Ты в сорок лет хочешь диплом получить? Тебе восемнадцать, школу ты закончила, уже взрослая. Тебе нужно образование. — Мне и так отлично. Рома, закрой уже эту тему! Прямо сейчас найду работу и буду зарабатывать больше, чем Саша в своей ментовке или Дима в автосервисе. — А больше меня слабо? — Стать лучшим дилером области? Нет, страны, чтоб ты убедился, что хорошо меня воспитал. — Ева. — Саша кидает строгий взгляд, а Рома замолкает. — Отец, я не хотела. Не обижайся, я не в упрёк. — Почему, б̶л̶я̶т̶ь̶, я отец, а он папа? — Манько вскидывает брови вверх, смотря на девушку с явной обидой. — Отец — грубо! — Отец — уважительно и серьезно. А папа — мягко и с юмором. — А я тогда кто? — Дима закидывает в рот ролл и быстро жуёт, будто неделю не ел. — А ты младший брат-извращенец. — Чертовка. Все еще злишься, что я тебе не дал? — Ты меня после этого сдал папашке! — Я боялся за свою девственность, которую ты под колесами могла похитить. Твои папаши так и грезят моим задом, а ещё и ты пошла по их стопам. Воспитали Сатану. — Как дети, ей богу. — Рома закатывает глаза и просит счёт жестом из двух пальцев. — Поехали ко мне, есть кое-что про Рипмана.