Прости

Глава 27. Ева останавливается у могилы отца. Девушка глубоко дышит и смотрит перед собой. Страх, гнев, смятение. В руках лопата, которую сторож одолжил за пару купюр, что потратит на бутылку. Ева таких скользких людей видит насквозь, жила с ними в одном доме и была для них дочкой и внучкой. За бутылку продадут душу. Девушка цепляет руками надгробие, что бетонной рамкой накрывает рыхлый песок. Митнут десять она тянет тяжелый материал на себя, только сдвинуть подальше со стороны отца и наконец-то узнать правду. Страшно, но лучше так. За пятнадцать минут мучений что-то более менее получается и теперь доступ к песку вперемешку с землей открыт. Клименко втыкает лопату и ногой давит на нее, чтоб зацепить поглубже. Первая кучка отлетает в сторону. Всë, пути назад больше нет. Второй нажим на лопату. Третий. Пятый. Через час Ева сбивается со счета, это не помогает держать себя в руках. Она в темноте копает могилу отца, чтоб убедить себя в его смерти, какое тут может быть спокойствие. Лопата ударяется о что-то твердое. Крышка гроба. Осталось совсем чуть-чуть. Позади огромная куча земли, под ногами гроб отца, а чуть левее гроб мачехи. — И после всего… — Клименко руками откидывает землю с деревянной крышки, только бы добраться до защелок, которые держат гроб закрытым. — …я буду… Б̶л̶я̶т̶ь̶! Теперь точно не сдамся. Папа, прости, если я налажала сейчас. Три щелчка. Сердце замирает. Только сейчас, когда нужно всего-навсего поднять крышку, Ева застывает от страха. Готова ли она увидеть то, что внутри? Готова увидеть кости? Готова встретить пустоту? А может труп вовсе не успел сгнить за это время и картина перед глазами будет еще более ужасающей. — Пути назад нет. — Клименко подцепляет пальцами крышку ровно по центру и чувствует грязь, которая пропитала собой кроссовки. — Давай же! Глаза открывает медленно и только потому, что запаха совсем ужасного не чувствует. Да, гнилые доски, тряпки, но только не тухлое мясо. Странно, но разве человек может гнить без запаха? Гроб пустой. Только цветы и старенький телефон. Саша целует сына в пухлую щечку и уходит на кухню, где Аня сидит в полном одиночестве за книгой. Она медленно перелистывает страницы очередного учебника по гинекологии. Обновляет знания, потому что надеется выйти с декретного отпуска пораньше. Место в садике для Саши уже есть, остается только ждать нужного возраста, а это совсем немного, около полугода. На вибрацию телефона Плисакина реагируют оба, с интересом глядя на экран гаджета, который хозяин бросил на стол. Половина второго ночи. Ева никогда не звонит в это время, потому что режим сна ребенка знает отлично, а за ним обычно ложатся и родители. Только сегодня малыш слишком капризный, поэтому они сами еще не спят. — Ева? — Со страхом отвечает Плисакин и делает звук сразу же тише, чтоб заинтересованная Аня не услышала чего лишнего. — Сколько дадут за вскрытие могилы? — Хриплый голос девушки пробирает до костей. — Где ты? — Если могила пустая, то я могу надеяться на условку? — Я буду через минут десять. — Саша сбрасывает вызов и бежит в коридор, хватая ключи от машины и быстро просовывая ноги в кроссовки. — Саша, что случилось? — Взволнованно смотрит Аня, но отвечать ей не торопятся, путаясь в собственных шнурках. — Саша! Что с ней? — Я сам не понял, но расскажу после. Блондин светит фонариком телефона себе под ноги, потому что земля совсем мокрая после недавних дождей. Он помнит, что могила Клименко старшего где-то рядом и надеется, что не перепутал в темноте поворот. Догадаться, что Ева говорила именно о могиле отца, не сложно. Она сама рассказала, что есть подозрения о том, что отец вообще-то жив. Странно слышать такое не в первые дни, когда психика пытается отрицать потерю, а спустя четыре года. Ева в последнее время слвсем другая. Саша говорил об этом несколько раз с Ромой и даже с Димой, потому что изменения заметили все. Их маленькая девочка слишком быстро повзрослела. Она не улыбается так часто, не шутит над травмами, не пытается собрать всех вместе чаще, чем раз в два месяца. Она отдалилась за время жизни у Гаязовых, хотя парни вряд ли бы подтолкнули ее к этому. Тимур Саше не нравится до сих пор, но его отношение к Еве одобряет. Паренёк знает привычки девушки, понимает ее часто даже без слов и старается всегда быть рядом. Причина изменений точно не в нём. Что тогда? Она сломала себя окончательно. Саша видит маленькое тело, что сидит, обхватив себя за колени, а плечи содрогаются с каждым вдохом. Неужели плачет? — Там пусто. — Хрипит девчонка и смотрит в яму, где так же открыта крышка гроба. — Только это. — Ты чë наделала? — Плисакин игнорирует протянутое устройство и накидывает на плечи Евы свою кожанку. — Зачем? — Он живой, я его видела, он мне писал всë это. — Вставай, поехали отсюда. — Надо бы назад прикопать, люди старались всë-таки. — Щас мы ржать будем, х̶у̶л̶и̶ нет то! — Парень еле сдерживается, чтоб не ударить Клименко, но за руку хватает грубее, чем когда-либо. — Сторож прикопает, шевели булками! На выходе Саша действительно задерживается со сторожем. Они говорят тихо, если говорят вообще, а после расходятся в разные стороны. — А если он ментам позвонит? — Безразлично спрашивает Ева и плетется в сторону машины. — Я показал ему корочки и откинул пару красных, так что мотивации у него дохера. — Блондин разворачивает девушку лицом к себе и грубо впивается пальцами в скулы. — Зачем? — Была уверена, что его там нет. Если хочешь сломать мне челюсть, то продолжай, но если не… Плисакин целует. Грубо сминает чужие губы, иногда даже зубами прикусывает, будто пытается сделать еще больнее. Хочет выместить всю злость именно таким спопосбом, потому что по-другому не может. На языках чувствуется привкус железа, но внимание на это никто не обращает. Всë останавливается в тот момент, когда рука Саши исчезает с лица Евы, а поцелуй теряет напор. Девушка с размахом ударяет обеими ладонями парня в грудь и отходит сама, лишь бы расстояние увеличить. Задыхаются оба, но молчат и друг на друга смотрят одинаково — со злостью. — Тебя жена дома ждет. — Ева вытирает влажные губы тыльной стороной ладони и садится на переднее сиденье. — Ты зачем поперлась сюда, да еще и одна? — Плисакин закрывает за собой дверь, но открывает окно, чтоб покурить после пережитого за эти полчаса. — Потому что никому не доверяю. Слова бьют сильнее, чем кулак. Ева ему не доверяет. Тому, кто жил с ней под одной крышей столько лет. Тому, кто старался быть рядом сутками, если девчонке было плохо. Тому, кто готов отдать собственную жизни, только бы её спасти. Не доверяет. Страшно. — Почему? — Тихо спрашивает Саша и тянет сигарету девушке. — Почему не доверяю? — Клименко закуривает и открывает окно. — Или почему позвонила тебе сейчас? — Да на оба ответь. Времени навалом. — Не доверяю потому, что отец сказал, что есть крыса. Позвонила тебе потому, что доверяю всё-таки больше, чем остальным. Рома бы прибил меня, а ты вот нежнее будешь. — Прости за это. Не знаю как так получилось. Оправдываться не буду, мой косяк. — А ты бы смог Аню бросить? Ну, чтоб вот так вот со мной быть? — Ты знаешь. — Не смог бы, потому что там ребенок. Никогда не понимала, почему люди терпят друг друга только потому, что у них дети общие. И из всего, что я со временем поняла, это всë еще под вопросом. Я никогда и не пойму этого, к счастью. Не хочу быть зависимой от человека из-за ребенка. Это ужасно. — Я рос в детском доме и не скажу, что вырос счастливым. Я просто хочу дать своему ребенку то, чего у меня никогда не было. — А ты его в детский дом отдаешь? Вы разводитесь друг с другом, а не с ребенком. Если ты хочешь дать своему ребенку что-то, то ты это сделаешь, несмотря на то, вместе ты с его матерью или нет. Почему это так тяжело понять? Зачем мучить себя? Ты вообще ее любишь? Что ты чувствуешь? — Я ее уважаю. — Б̶л̶я̶т̶ь̶, а я Ильяса уважаю! Нам сойтись? — Да, бросай своего женишка и уйди к его брату, он мне больше нравится. — Какой же ты сложный, Плисакин. Отвези меня домой ко мне. — Плисакин? Фамильничаешь? — Поверь, я еще себя сдерживаю. Просто отвези меня на квартиру и проваливай к своей уважаемой женщине. — С тобой побуду, ты на грани истерики. — И самое смешное, что из-за твоей тупости, а не могилы папаши, которую я руками своими раскапывала. — Поговорим в квартире. За пятнадцать минут они добираются до квартиры Евы. Девушка настаивает, чтоб Саша уехал домой, а она приведет себя в порядок и уедет на такси. Но у Плисакина планы другие, поэтому он снова тащит девушку за собой, крепко сжав ее локоть. — У тебя крыша с этим Рипманом окончательно съехала. — Блондин толкает Клименко в душевую кабинку и включает чуть теплую воду. — В себя приди. Что ты творишь? Могилу раскопала? Ты раньше спать со светом ложилась, потому что в темноте страшно! Ева, что с тобой происходит?! Говори мне всë, я хочу помочь! Ты не можешь одна переживать это! Я, б̶л̶я̶т̶ь̶, люблю тебя! Ева смотрит перед собой огромными глазами. Саша шумно выдыхает через нос. Сказать что-то нужно, да только слова застряли в горле. — Я так этих слов ждала. — Тихо шепчет девушка и тянет руки к чужому лицу, осторожно большими пальцами поглаживая щеки. — Бросила бы всех. Всë бы бросила. А ты меня скорее бросишь. Ева убирает руки и закрывает дверку кабинки. Саша видит силуэт девушки, которая присаживается на пол и обхватывает свои колени. Он не хотел говорить этого, давать ей надежду и тут же рушить, слова вырвались раньше, чем мозг успел их обдумать. — Ильяс, приезжай на квартиру Евы. — Саша выбрасывает окурок с балкона. — Она сама тебе всë расскажет, я уверен. Клименко выходит из душа только через час. Одежду с собой не брала, поэтому обернулась в огромное полотенце. С рыжих волос все еще капает вода, неприятно пробегаясь по спине и впитывается в край мягкой ткани. Саши не видно, но ощущается запах табака, а значит он купил и не закрыл балкон, как обычно. — Ильяс? — Клименко застывает на пороге комнаты и огромными глазами смотрит на спину парня. — Ты все-таки мстить собралась? — Гаязов медленно поворачивается к подруге и с сожалением заглядывает в глаза. — Что ты сделала? — Странно, что Саша, который просил съехать от вас, позвонил тебе и оставил нас наедине. — Девушка чуть улыбается и подходит к другу, осторожно протянув руки вперед, чтоб обнять. — Плохо я ни кому не сделала. Себе только. — Ангелок, почему ты вечно воюешь одна? Ильяс сам прижимает к себе Еву. Осторожно целует в мокрые волосы и прикрывает глаза в наслаждении. Сколько он со стороны не наблюдал, но такой тактильной она была только с ним. Это приятно, даже очень. Ева цепляется руками за шею парня и он подхватывает ее за талию, осторожно переместив на пустой комод. Руками упирается по две стороны от девушки и смотрит внимательно. — Мои подозрения, что отец жив — подтвердились. — Ева грустно усмехается и опускает глаза. — Его могила пустая. — Пожалуйста, не говори… — Ильяс хмурит брови, боясь, что его предположение окажется верным. — Да, я сама ее раскопала. Потом Саше позвонила, он забрал меня. — Б̶л̶я̶т̶ь̶. Ева, что с тобой? Ты… Да я не понимаю, почему ты одна лезешь во всë? У тебя семья есть! — Я боюсь, Ильяс. Всего и всех боюсь. Не доверяю никому уже, потому что эти смски папа писал. Он в курсе всего, он жив. Рома занимался похоронами. Гроб был закрытый, потому что он сказал, что там зрелище ужасное. Дима помогал ему. Сим-карта отца переоформлена на ваш офис. Я бы и тебя подозревала, но не получается. Я Тимура боюсь. Только сейчас поняла, что на момент убийства Макиавелли его в городе не было. А на выпускном он остался. Что если… — Прекрати. — Ильяс отходит от девушки и сжимает кулаки. — Выбрось это из головы. Мой брат… — Поэтому я молчала. — Тимур тебя со школы любит, а ты думаешь, что он смог бы тебя…?! Даже слово это рядом с ним поставить не могу! — Он ведь и духами твоими мог воспользоваться на выпускной. — Причем тут вообще духи?! Ева, очнись! Ты совсем уже с ума сходишь! Ты разве не видишь, что он ноги тебе целовать готов?! Ильяс выдыхает через нос и выходит на балкон. В голове невольно всплывают воспоминания с выпускного брата. Ильяс сам предложил ему воспользоваться его парфюмом, который тогда трудно было найти в стране. Спустя десять минут Гаязов осознает, что у Евы есть все основания подозревать Тимура. Но все равно в голове не укладывается, что тот влюбленный мальчик мог причинить боль девочке, которую боготворил. Он ведь в прямом смысле бегал за ней. — Говори все детали, что знаешь и будем искать вместе. — Ильяс заходит на кухню, где видит уже одетую в огромную футболку девушку, которая готовит кофе. — Малая! — Слышится крик Ромы из коридора и оба поворачиваются к выходу. — О, и ты тут? Отлично. — Откуда ты.? — Клименко ставит турку на плиту и вопросительно оглядывает Сашу и Рому. — Соскучился уже? — Я знаю кто Рипман. — Выдыхает Манька и бросает кепку на стол. — От него найдем сына. Он то тебе и нужен. — Если удивишь, то дам медальку за сообразительность. — Поверь, ты удивишься. — Саша косится на Ильяса и указывает рукой на стул. — Ты тоже.