Wanna play?

Ближе к ужину, все желающие сменили халаты на легкую одежду и заняли столики, формируя группы либо по проектам, либо по уровню отношений. Чат “Пельмешек” всё еще держался рядом друг с другом, разве что теперь вместе с ними сидел еще и владелец комплекса, которому уделяли чересчур много внимания. — А как вы познакомились с Хаюн? — интересуется Тэмин, поправляя рукава халата. — Наши мамы хорошо дружили, — жмет плечами Джин и смотрит на омегу, что сидела напротив. — Хоть я и старше на 5 лет, но на тот момент разницы не чувствовал. — А потом он уехал учиться заграницу, — Хаюн отвечает несколько безразлично, делая глоток пива. — Мы были лучшими друзьями до… моих девятнадцати? — Да, кажется… что-то около того. — Так и с чего вдруг ты вернулся в Корею? — спрашивает Юнги, сидя рядом с Джином. — Не понравилось в Европе? — В США. Не понравилось в США, — кивает альфа. — Не мой стиль. Обучение слабее в некоторых моментах, но и в некоторых сильнее. Вернулся с надеждой открыть свой бизнес. Зря учился, что ли? В итоге, у меня своя сеть спа-комплексов, и, думаю, в Штатах мне было бы сложнее и… не так комфортно, как здесь. Юнги ничего не говорит. Вроде бы, ему тоже не нравится Джин, хотя бы тем, что выше на две головы. К тому же, у них почти одинаковый возраст. Юнги не из тех, кто будет завидовать и обвинять мироздание в несправедливости, но друг Хаюн его явно напрягал. Та это всё запах. Сраный запах, от которого Чонгуку хочется блевать. Что это вообще? Гвоздика? Тыква? Бадьян? Неужели Юна и Хаюн не ощущают? — Предлагаю выпить! — Чживон поднимает соджу, призывая остальных присоединиться. — За то, чтобы связь между друзьями не угасала. Чонгук вообще-то не сильно хочет пить. Он так зол, что если хотя бы капля попадет в его очаг ярости, то он изрыгнет драконье пламя прямо в лицо Джину, желая не просто опалить, но и стереть. Нет, серьезно, какого черта он так пялится на Хаюн? Да, они, может, не виделись больше десяти лет, и его окатили ностальгические волны, но можно было бы и попридержать вонючие феромоны. — Но почему ты так и не стал фотографом? — спрашивает Хаюн, смотря на своего старого друга, который удивленно дергает бровями. — Нет выгоды. Быть бизнесменом… престижнее. — Но ты так красиво фотографировал. Не знаю, может, кто видел мои прошлые аватарки, где я в кимоно? Белом, — Чонгук дергается и прикусывает язык. — Так вот это – работа Джина. Чживон с Тэмином расхваливают навыки альфы, Юна вообще не реагирует, а Юнги кривится. Чонгук же… Чонгук очень завидует. Завидует так, что смотреть на Джина не может. Как такой тюфяк и идиот может сделать такое произведение искусства, как фотографии с Хаюн? Ему просто повезло, что его лучшая подруга оказалась чертовски фотогеничной. Никакого таланта у него нет и точка! В каких еще образах Джин снимал Хаюн? Как много у них было фотосессий? — Хаюн, не хочешь на перекур? — Да, конечно. Омеги уходят, о чем-то шепчась, так еще и Юнги решает пойти заказать дополнительно соджу вместе с Чживон, а у Тэмина проснулось резкое желание поговорить со своей возлюбленной. Просто класс. Чонгук сидит один на один со своим врагом номер один, который уж слишком пристально рассматривает татуировки и чуть ли не следит за каждым его движением. Он вот вообще не знает, о чем с ним говорить, кроме, разве что, предложения пойти нах… — И ты реально влюблен в Хаюн? Чонгук застывает со стопкой соджу у рта и перемещает взгляд на Джина. — Если ты её лучший друг, то это не означает, что мы с тобой теперь тоже кореша навеки. — Я думал, что мне показалось, — он фыркает, нет… насмехается над Чонгуком и скрещивает руки на груди. — Грубый, дерзкий, нахальный и самовлюбленный доминирующий альфа. Это он про Чонгука говорит? Жаль, что все ушли, а иначе бы катались тут по полу от смеха. Нет, если Джин считает его таковым, то… пусть так оно и будет. — А ты, походу, смазливый нарцисс, который обожает отсасывать самому себе. Дай угадаю, твой любимый фильм “Американский психопат” или “Волк с Уолл-стрит”? У Джина дергается глаз. Ха, так его вообще на изи вывести из себя. Чонгук знал таких, и они не могли вынести его и двадцати минут. — Я просто поражен. Что… что вообще Хаюн нашла в тебе? — хмурится альфа. — Ты… ты полная её противоположность, ты… — Я еще, кстати, на мотоцикле гоняю, и Хаюн очень нравится ездить со мной, — он ухмыляется, подмигивает и опрокидывает в себя стопку соджу, чувствуя, как запах гвоздики стал резче. — И, знаешь, она вот ни разу о тебе не говорила. Вообще. — Ты ведь знаешь её проблему, да? — сурово спрашивает Джин, пока Чонгук застывает. То есть… кто-то, кроме него, в курсе. — Ты про запах? — Да, — медленно отвечает, щурится. — Всю жизнь Хаюн не выделяет запахов, и я помню, как она страдала из-за этого, как позволяла другим парням пользоваться и… — Хаюн пахнет карамелью. Джин меняется в лице. Глаза расширенны, брови сведены к переносице, рот открыт. Его рука, которой он агрессивно жестикулировал, зависает в воздухе. Он не верит, вообще, он очень долго молчит, пока Чонгук пытается понять, как Джин в действительности относится к Хаюн: хочет быть её партнером или хочет, чтобы у неё был хороший партнер? — Что ты сказал? — тихо спрашивает, почти хрипит. — Да. Карамель. Хаюн начала источать запах благодаря мне, — Чонгук не знает, откуда у него такое желание доказать, что он лучше. — Я знаю её проблему, знаю… через что она прошла, и знаю, что я никогда так не сделаю. — Уверен? — фыркает Джин. — Ты больше похож на того, кто точно так сделает. Ты себя вообще видел? Да что не так с его внешностью-то?! Одни говорят, что он слишком милый, другие считают его порождением Сатаны! — Если тебя смущают мои татуировки и пирсинг, то… — Нет, меня смущает твой взгляд. — Что-что, прости? — хмурится Чонгук. — Я не тупой. Я знаю, что у тебя большой успех с омегами, и что мало кто задерживается рядом, — твердо говорит Джин, немного удивляя младшего. — Мне никто не рассказывал, но по тебе всё видно. Я всегда с легкостью читаю людей, и ты, Чонгук, доверия не вызываешь совершенно. — Я не могу понять, ты кто вообще такой, чтобы судить меня? — наклоняется чуть вперед, понимая, что начинает не на шутку заводиться. — Ты кем приходишься Хаюн? Ты её старший брат или просто друг семьи? — Я тот, кто не позволит какому-то обколотому и нахальному альфе испортить ей жизнь. — Вау, — Чонгук фыркает. — Так ты у нас рыцарь на белом коне? Где же ты был, когда Хаюн насильно придавливали к кровати? Почему у неё не было поддержки в виде “лучшего друга”? Или ты вернулся из США, встретился с ней и в тебе резко проснулась совесть? Джин ничего не отвечает. Он закрывает рот, отводит взгляд и закусывает щеку изнутри. Видно, что он не очень доволен собой, так еще и Чонгук явно зацепил за живое. Запах гвоздики становится слабее, но всё еще присутствует, как будто Джин пытается выставить щит не только перед собой. — Знаю. Я знаю, что у неё были… неудачные партнеры. Знаю про её попытки всеми возможными способами доказать, что она – омега. Но я больше не позволю ей ошибаться, — он хмурится, с непоколебимой уверенностью смотрит на Чонгука, резко усиливая феромоны. — Ты не любишь её, и я знаю, что такой, как ты, бросит её, как только она перестанет источать запах. Ты не можешь о ней позаботиться, Гукки, так что уйди в сторонку и забудь о ней навс… Джин замолкает и ощутимо вздрагивает. Решимость сменяется ужасом, волосы на затылке встают дыбом, а руки дрожат. Вместо стойких феромонов альфы он начинает излучать страх… как и все вокруг Чонгука. — Только попробуй встать между мной и Хаюн, и ты очень пожалеешь, — рычит, наклоняясь ближе к Джину, который словно пытается отодвинуться или вообще выйти со стола. — Ты не знаешь меня, и не знаешь моих чувств, так что я даю тебе шанс и не трону тебя, усёк? Чонгук не контролирует себя от слова совсем. Аромат жареного маршмелоу настолько сильный и вязкий, что он остается на стенах комплекса, а сотрудники с офиса, которые поддаются феромонам, оглядываются, не понимая, что им делать. Чонгука знали, как невинного, улыбчивого и добрейшего дизайнера, который всегда держал в узде эмоции, не позволяя генам альфы взять верх, но сейчас омеги покрываются потом, а альфы зажимают нос, борясь с позывами вырвать. — Что происходит? Чонгук приходит в себя лишь благодаря испуганному голосу Хаюн и её взволнованному взгляду. Она смотрит на альф, борясь с тем, чтобы не убежать и не поддаться искушению. Чувствуется легкая карамель, и она была бы сильнее, если бы не запах жареных маршмелоу, который душит все остальные ароматы. И только когда Чонгук подскакивает, понимая, что за хуйню он натворил, все в помещении с облегчением выдыхают. — Я… эм… — Мы просто общались, — спокойно говорит Джин, но, если присмотреться, то видно, как у него всё еще трясутся руки, сжимая палочки для еды. — Ничего такого. Хаюн не верит, а Чонгук внезапно чувствует стыд и желание смыться отсюда как можно быстрее. — Я… выйду… к источникам. Остужусь. Он уходит, чувствуя на себе десятки пар глаз и, что самое ужасное, осуждающий взгляд Хаюн, который теперь будет ему сниться в самых страшных кошмарах. Чонгук скидывает одежду, натягивает полотенце на бедра, даже не заклеивает татуировки и не завязывает волосы. Двигается на автомате, периодически ругаясь себе под нос, а затем, подойдя к воде, резко даёт себе звонкую пощечину. Господи, какой же он кретин! Что за хрень, Чонгук?! Ты совсем сдурел?! Почему нельзя нормально общаться?! Может, еще бы предложил членами померяться или выйти на кулачный бой?! Всегда нормально себя вел, так что за дикая обезьяна в нем проснулась?! Джин просто защищал Хаюн, защищал свою подругу, и нужно было просто адекватно объяснить ему, что Чонгук – самая белая и пушистая овечка, которую он может встретить, но теперь… Теперь пиздец. Джин, наверное, считает его убийцей-насильником, и явно позвонит в ближайший полицейский участок с просьбой забрать необузданного неандертальца, сбежавшего из зоопарка. Бесит. Чонгук рычит сам на себя и залазит в горячий источник. Никого не было, все за ужином. Теперь он точно стал темой номер один для обсуждения. Не мог удержать феромоны из-за обыкновенного альфы, который вот вообще никак не приставал к Хаюн, а даже наоборот – защищал и проявлял невероятную заботу! Чонгук заслуживает на три пощечины. Хаюн точно его бросит. Так хотел доказать, что он не такой, что он с мозгами, в отличие от всех остальных, а сам не смог контролировать ничего. Позор ему. Небось еще и Юнги будет издеваться, а в офисе повесит плакат с жареным маршмелоу и… — Ты всё еще не можешь успокоиться? Чонгук аж подпрыгивает и испуганно смотрит на Хаюн, которая стоит над ним в одном полотенце, скрестив руки на груди. Он так сильно ушел в себя, что даже не слышал, как кто-то подошел. — Т-ты же знаешь, да, что здесь источник только для альф и… ЧТО ТЫ ДЕЛАЕШЬ?! — Чонгук резко отворачивается, делая из ладоней ширму у краснеющего лица. Она, что, только что скинула с себя полотенце?! — Хочу присоединиться, нельзя? — Я н-не против, п-просто… н-ну… Чонгук застывает, когда слышит, как Хаюн опускается в воду. Затем ощущает её голое и холодное плечо, покрытое мурашками, и начинает очень быстро дышать. Господи… она же ГОЛАЯ. Хаюн сидит голая прямо возле Чонгука, причем так расслабленно, так умиротворенно, как будто ничего такого не происходит, вот вообще ничего такого. Сердце, успокойся! У Чонгука же сейчас в глазах потемнеет! — Ты только что готов был снести Джину голову, а сейчас не можешь даже посмотреть на меня? — Дело не в этом, и т-ты прекрасно знаешь, ч-что… Чонгук слышит, как щелкает зажигалка, и он чисто на рефлексах поворачивается к Хаюн, а затем в очередной раз ловит ошибку соединения и перестает функционировать. У неё заколоты волосы, открыта шея, плечи, ключица… ниже Чонгук не смотрит, хотя очень хочется. Хаюн в очках, но они запотели, и она подняла их на голову. Во рту сигарета, а в глазах – что-то странное, что Чонгуку сложно прочитать. — Здесь же нельзя курить… — Владелец комплекса – мой лучший друг. Думаю, он простит, — она тихо хихикает, убирает зажигалку на камень и выпускает дым. — Я думала, ты будешь более… смелым. — Д-дело не… эм… смелости, — он что, заикается?! — П-просто… кхм, просто я не хочу, чтобы ты чувствовала себя неловко. Хаюн ухмыляется. Черт, она ухмыляется, делает затяжку немного глубже, держит дольше и выпускает густой дым прямо в облако пара, что исходит из воды. Чонгуку сложно сейчас думать, у него вообще мозг отказывается работать, зато кое-что уже давным-давно наготове, и он молится, чтобы рука Хаюн случайно не соскользнула туда, куда не надо. — Я ходила к врачу. Чонгук вздрагивает и поднимает заинтересованный взгляд на омегу. — И? — М-м… как скоро у тебя гон? Блять. — Ну…, — он нервно смеется и скрещивает руки на груди. — А что? — Омеголог сказал, что мои гормоны резко подскочили, но их не хватает для полноценной течки, — задумчиво говорит Хаюн, смотря на Чонгука. — Для того, чтобы она была, нужно… нужно не просто переспать с альфой, а… переспать во время гона, — о, Боже. — Тогда ты выделишь достаточное количество феромонов, запаха, чтобы пробудить во мне течку. На случай, если… если, не знаю, у тебя не будет гона или мы расстанемся, то врач дал мне таблетки, которые помогут вызвать течку без твоей помощи. Но… шанс успеха посредством медикаментозного вмешательства – 5% и… — Нет, — слишком твердо и резко произносит Чонгук. — Забудь. Просто забудь о гоне. Хаюн сглатывает, крепче сжимает сигарету и сдержанно выдыхает. Она расстроена, она огорчена и, что самое ужасное, вот-вот совершенно разочаруется в Чонгуке. — Но почему? — Хаюн, ты… ты просто не знаешь, что это такое – гон у доминирующего альфы, — серьезным тоном говорит Чонгук, смотря омеге в глаза, надеясь, что она поймет. — Ты… не представляешь. — Я знаю, что это такое, — она хмурится и не отводит взгляда. — Но мне не страшно. — Хаюн, мне страшно. Поверь, несколько омег поклялись, что никогда не приблизятся ко мне во время гона, потому что я слишком…, — Чонгук втягивает воздух, но не говорит. Он не знает, как сказать. — Слишком? — Забудь, окей? — Почему?! — Хаюн не сдерживается, повышает голос, а Чонгук… в шоке. — Что здесь такого?! Я же… ты же мне нравишься, ты… ты заставляешь меня выделять запахи и… если ты хочешь со мной и дальше встречаться, то это неизбежно. Гон, течка – всё по-любому будет, так что даже если ты живого места на мне не оставишь – плевать, — она смягчает тон, касается руки Чонгука, и он чувствует, как в груди сжимает. — Я хочу, чтобы течка была с тобой, чтобы гон был со мной и… — Нет. Хаюн, я сказал – нет. Она злится еще больше. — Тебе не нравится мой запах? — Нравится, мне очень нравится… — Тогда почему ты сдерживаешься? Почему перед другими омегами ты был сам собой, ты не жалел их, а со мной ты… ты другой. Чонгук сглатывает, касается её ладони своими пальцами и тяжело вздыхает. — Я не хочу причинить тебе боль. — Хватит отговорок, Чонгук, — она цыкает, убирает руку и тушит давно потухшую сигарету о камень. — Это не отговорки, — он хватает её за кисть, заставляя посмотреть на себя, но оставляет ей возможность вырваться в любой момент. — Это правда, Хаюн. Ты только начала чувствовать запахи, ты только… начала реагировать на окружающий мир, как омега, и… ты просто не выдержишь меня во время гона. — Боже, что там такого страшного? — она закатывает глаза, мотает головой, но руку не забирает. — Что, Чонгук, что? Меня секс не пугает и… — Три дня, — тихо произносит и чуть крепче сжимает кисть. — Что… три дня? — Я не отпущу тебя три дня, — холодно произносит, заставляя Хаюн поёжиться. — Не дам отдохнуть, не дам убежать. Ты будешь умолять остановиться, но я не буду слушать, — он всё ближе, и она двигается назад чисто на инстинктах, но смотрит в глаза так заворожено, так… покладисто. — Трое суток я буду выделять невероятное количество запаха, феромонов, которыми буду душить тебя. Я буду заставлять подчиняться мне, слабеть передо мной, — свободной рукой, Чонгук упирается о камень прямо позади Хаюн, перекрывая ей пути отхода. — Ты будешь плакать, кричать, ты можешь быть без сознания, а я даже не замечу. Я не устану, не истощусь, я буду полностью охвачен желанием присвоить тебя себе, — он переходит на шепот и опускается чуть ниже, практически касаясь чужого лба своим. — Как только всё закончится – ты не сможешь встать, не сможешь ходить, ты будешь обессилена. Ты всё еще хочешь быть со мной во время гона? Хаюн не двигается. Он чувствует, как она дрожит ни то от холода, ни то от самого Чонгука. Он не распускает феромоны, не хочет быть угрозой или кошмаром, но он должен её запугать. Он ни за что в жизни не будет творить с ней то, что творят доминирующие альфы, и он правда пытается доказать ей, что идея – не лучшая, но… — Да. Да, Чонгук… хочу. Он медленно вдыхает и медленно выдыхает, сглатывает. На секунду закрывает глаза, чтобы перебороть резкое желание поцеловать её и взять прямо на источниках. В комплексе весь их офис, и ни Чонгук, ни Хаюн не смогут сдержать запахов. Поразительно, что он вообще может соображать, когда она перед ним обнаженная, такая непревзойденно красивая и искренняя. Она не боится его, она хочет его, и Чонгук понимает, что не из-за течки, не из-за запаха, а просто хочет, и… Хаюн вздрагивает и сглатывает, слабо краснея. Черт. Чонгук упирается своим стояком прямо в её живот. Пиздец. А затем, Чонгуку прямо в затылок прилетает чей-то тапок. — Ты что, совсем стыд потерял?! — разревелся Юнги. — Руки свои убрал! Мы в общественном месте, кретин! — Всё нормально! — Хаюн мотает головой и прикрывается руками, краснея еще больше. — Это я сюда… п-пришла и… — Боже, оденься, — Юнги отворачивается и осуждающе мотает головой. — Вам вообще сколько лет? Взрослые люди, а такое творите… Чонгук цыкает, закатывает глаза и ладонью трет место удара. Опять-таки, на вид хен очень слабый, а обычным тапком зарядил похуже метателя ядра. — Только не… не рассказывай никому, хорошо? — перед Юнги встает Хаюн, поспешно завязывающая пояс на халате, и прикладывает ладошки друг к дружке. — Особенно, Юне. Альфа фыркает, очень долго смотрит в глаза омеге, как будто пытается прикинуть, что можно с неё потребовать. Но Юнги не так близок с Хаюн, и, естественно, добрее, чем к Чонгуку. — Окей. Но в наказание: до конца корпоратива вы друг к другу не приближаетесь. — Да, хорошо, — Хаюн кивает очень быстро и часто. Замечает свои очки недалеко на камне, подбирает их, надевает и кланяется в знак благодарности и уважения. — Спасибо большое. Прежде, чем убежать, она кидает взгляд на Чонгука. У неё щечки розовые, рот приоткрыт. Выглядит суетливо, чуточку ошарашено, но радостно. Она облизывает губы, кратко улыбается и исчезает, оставляя двух альф наедине. Ох, сейчас начнется… — Ты… ты кусок дерьма! — Чонгуку в лоб прилетает второй тапок. — Та я-то что?! — Что-что?! Сначала чуть не убил своими феромонами, а теперь чуть не устроил траходром прямо, блять, у всех под носом! — если бы у Юнги была третья нога, то он бы кинул третий тапок. — Дай мне объяснить, — Чонгук подбирает намокшую обувь и приближается к выступу. — Что объяснять?! — старший хмурится, скрещивает руки на груди, с недоверием смотря на младшего. — Если ты так хочешь объяснить, то встань и докажи, что у тебя не стоит. Чонгук застывает и поднимает осуждающий взгляд на Юнги. — Знаешь, если тебя посадить в один источник с голой Юной, то ты и сам будешь со змеей в штанах, — рычит и, упираясь руками о камень, вылазит из воды. — Так. Подожди. Какого хрена ты вообще вспомнил Юну? — Вот именно, — указательным пальцем упирается в чужую грудь, совсем сбивая немного подвыпившего Юнги с толку. — Что… что вот именно? Чонгук, я не договорил! — Я спать, спокойной ночи! — обернувшись полотенцем, он сразу же покидает улицу и заходит внутрь, желая как можно быстрее оказаться в комнате. — Боже, этот ребенок… Сердце так сильно стучит, просто вырывается из груди. Чонгуку сложно успокоиться даже в душе, где стояк всё еще присутствует! Он пытается не думать о нежной и такой мягкой коже Хаюн, о её открытой и тонкой шее, про её грудь, тело… взгляд, который так и кричал о желании оседлать Чонгука. Каждая секунда, проведенная рядом с ней, кажется невероятной сказкой или же очень сладким сном. Если бы Юнги не пришел, то всё пошло бы по наклонной, и Чонгук бы точно не смог сам себя остановить. Он ложится на татами, надевает наушники-капельки, включает lo-fi hip-hop станцию на ютубе и закидывает руки за голову, надеясь, что он, всё же, успокоится и придет в себя. Спать – не может. Вообще. Ему не мешает смех и разговоры этажом ниже, не мешает яркая луна, что пробивается через шторы, даже музыка уходит на задний фон, растворяясь в мыслях. Он всё еще думает о ней, и думает об их разговоре. Телефон вибрирует, экран загорается. Чонгук тянется, чтобы проверить, и видит несколько сообщений. My future waifu 💕 Я хотела извиниться за то, что там было Не знаю что на меня нашло. Я вообще последние дни очень странно себя чувствую, думаю о разном Думаю, это всё из-за гормонов, которые постоянно прыгают Я не привыкла к такому, у меня никогда такого не было Я словно заново жить начала и всё такое странное и другое Знаю, что я могла перегибать и не слушать тебя, но, честно сказать Я никогда не ощущала такого сильного сексуального желания к кому-либо И я не ощущаю его ко всем альфам, а только к тебе Чонгук читает и читает, а она всё пишет и пишет. Он понимает, что, возможно, ей легче высказывать внутренние переживания через переписку, но… кажется, она просто боится к нему приближаться, ведь теперь понимает, что контроль – очень сложная штука, требующая годы тренировок. Как же ему хочется найти её, обнять, прижать к себе и поцеловать. Он опять краснеет, радуется и улыбается, пряча лицо в подушке. Хорошо, что Хаюн, всё-таки, пишет, и не видит, как Чонгук делает вдохи и выдохи, пытаясь успокоить сердцебиение. Он собирается с мыслями очень долго, не зная, что конкретно написать, и на секунду представляет, как Хаюн нервно курит и смотрит в телефон, ожидая ответа. JK всё в порядке здесь нет ничего такого и я даже рад что ты проявляешь желание!! ты тоже меня прости что я можно сказать отталкиваю тебя гон правда страшная вещь но ты так хочешь и я так хочу тогда думаю в общем нам стоит попробовать My future waifu 💕 ТЫ СЕРЬЕЗНО???? JK Да My future waifu 💕 СПАСИБО ЧОНГУК JK За что ты благодаришь?!!!! My future waifu 💕 За то что ты всё-таки разрешаешь Что ты послушал меня! И что не такой упрямый ахахах JK Я предупредил тебя и разрешение дать мне по яйцам всё еще в силе My future waifu 💕 Ахахах не думаю, что мне настолько не понравится Гукки мне реально плевать, что ты со мной сделаешь Я хочу, чтобы ты со мной что-то сделал Ей вообще не стыдно писать такие откровенности?! Чонгук очень хочет рассказать, как у него шишкан дымит вот уже больше полугода, но… если с признанием в чувствах получилось не так романтично, как он планировал, и они просто целовались на кухне, то с признанием в его сокровенных желаниях всё будет по-другому, и вообще, он устроит лучший вечер! А потом он вспоминает, что при гоне у Чонгука будет отсутствовать какая-либо возможность здраво мыслить и цыкает. Но он должен что-то ответить! Почему он не может ответить?! Ему просто так хочется, чтобы Хаюн считала себя особенной. JK У меня гон через неделю примерно никогда нельзя сказать точно я и сам ощущаю его приближение: агрессия повысилась, слабо держу в узде запахи и феромоны легко раздражаюсь и в общем тоже думаю о всяком я дам тебе ключи от своей квартиры, у меня есть запасные если меня не будет на работе, то ты поймешь My future waifu 💕 Спасибо большое, Гукки Ты не представляешь, как я ценю всё это JK Нет тебе спасибо ты много выпила? My future waifu 💕 Ну не так как могла бы, но голова немного крутится) JK Будь осторожна, хорошо? Пусть Юна за тобой присматривает My future waifu 💕 Ты не хочешь к нам присоединиться? JK Думаю Юнги теперь с меня глаз не спустит, как и Джин My future waifu 💕 Джин всё еще спрашивает о тебе говорит что ты очень страшный 🤣 JK Пусть боится! он меня бесит My future waifu 💕 Тебя бесят все альфы, которые рядом со мной?) JK Юнги не бесит Тэмин тоже Остальные если не будут распускать руки то могу улыбнуться в ответ My future waifu 💕 Ахахах Гукки ты очень милый, когда ревнуешь Я, если честно, тебя тоже ревную Например, все омеги, которые были у тебя Особенно завидую тем, кто был с тобой во время гона или течки Ты говорил, они боятся приблизиться? Правильно делают Курицы Боже, какая же она милашка! Нет, Чонгук, ты не должен туда спускаться, не должен! Но он так хочет, так хочет увидеть её насупленные брови, злой взгляд, почувствовать ревность и услышать недовольный голос. Чонгук улыбается, тихо хихикает и прикладывает телефон к уху. — Зачем ты звонишь? Мы же недалеко друг от друга нахо… — Я просто хотел сказать тебе, что очень люблю тебя, — выдыхает, смотря в потолок, чувствуя, как в груди в очередной раз зарождается новый мир. Хаюн долго молчит. Слышно, как люди на фоне смеются, общаются – всё то же самое, что доносится до комнаты Чонгука, но с дополнительным фильтром шума. — Гукки, — тихо шепчет Хаюн, — я же поднимусь к тебе. — Не поднимешься, — ухмыляется и щурится, будто берет на слабо. Она икает в трубку, Чонгук хихикает. — Я… я тоже тебя люблю, Гукки. Он сглатывает, краснеет. Почему не может просто попрощаться с ней? Всегда хочется больше говорить, больше переписываться, больше проводить с ней времени, просто быть рядом. Чонгук никогда не чувствовал себя так хорошо, просто будучи с кем-то, просто слушая кого-то, и он так боится потерять всё это. — Тебе тоже нужно уже в кроватку, — отвечает немного хрипло. — Я скоро пойду, — она расстроенно вздыхает, слышно звук зажигалки. — Так хочу поспать с тобой. Мне было тогда так комфортно. Каждый раз, когда засыпаю, думаю о тебе и твоем запахе. Вспоминаю твои объятия и мягкую кровать… твою одежду на мне. Мне… редко нравится с кем-то спать, хотя бы из-за проблемы одного одеяла. Но с тобой мне вообще всё равно, где и когда спать… и… алло? Нет, всё, хватит с него. Чонгук кладет трубку, подрывается с постели и вылетает с номера. Возвращается к оставшимся сотрудникам, большинство которых были изрядно бухими. Пытается найти Хаюн, но не видит, зато сразу же привлекает внимание. Чонгука окружают, конечно же, пьяные омеги, прям вот очень пьяные, но он вырывается и проскальзывает на улицу, к курящим, и в самом дальнем углу, под деревом, замечает Хаюн, которая недовольно тыкает пальцами в телефон, явно пытаясь понять, почему прервалась связь. Когда Чонгук подскакивает к ней, она пугается и сглатывает, крепче сжимая сигарету, но не отталкивает, когда чувствует на своих холодных и пропитанных соджу губах чужие. — Я не смог… не смог не поцеловать тебя сегодня, — Чонгук нежно касается её розоватых щечек ладонями и с улыбкой смотрит в её влюбленные глаза. — Ты такой романтик…, — она мечтательно вздыхает, забывает о сигарете и трется о его пальцы. — Наверное, да, есть что-то во мне… такое, в общем… я надеюсь, я не выгляжу глупо, — он краснеет, оглядываясь, чувствуя на себе взгляды. Будет счастьем, если никто ничего не вспомнит. — Нет, конечно! Мне нравится когда ты… не сдерживаешься… Что? — Что? — Как, например, на источнике…, — она жмет плечами, обхватывает его кисть ладошкой и смотрит прямо в глаза, заставляя вздрогнуть. Ох, лучше бы он не спускался. Не нужно было. — Я сдерживался, Хаюн. Ты… ты не представляешь какой я, когда не сдерживаюсь, — шепчет, слегка хмурится и слышит быстрый пульс в ушах. — Так покажи мне… Она пьяная, она просто пьяная и… — Ай-ай-ай! Зачем за ухо-то?! — Что ты не понимаешь в правиле “не приближаться друг к другу”?! Юнги тащит его за ухо обратно в дом под всеобщее хихиканье. — Какого хера?! Ты совсем сдурел?! Ай! — Дракон должен сидеть у себя в пещере и не трогать невинных принцесс, ясно тебе?! — он толкает его внутрь и хлопает ладонями, как будто только что выкинул пакет мусора. — Ты – самая большая заноза в заднице, хен, — злится Чонгук, растирая несчастное ухо. — Пиздуй в комнату и не выходи, ясно? Чонгук идет обратно, бурча под нос ругательства и пытаясь отказать всем желающим вокруг выпить, ведь “хён запретил”. Нет, правда, он бы его ударил, особенно в таком подвешенном состоянии, но он слишком сильно любит и уважает Юнги, чтобы совсем срываться с катушек. Несмотря на унижение, Чонгук всё равно счастлив. Он выходит на балкончик в номере, глубоко вздыхает и смотрит на небо, чувствуя, как ветерок касается распущенных волос и открытых ног. Когда вообще так радовался обыкновенному поцелую и… просто омеге? Хаюн можно вообще ничего не делать, а из Чонгука всё равно беспрерывно будут вытекать сердечки. Он так влюблен, что аж плохо. Как же он надеется, что гон пройдет нормально, и Хаюн не решит с ним расстаться. Как она и сказала – в будущем будет не один гон, и не два, они будут стабильно, и если она поймет, что не выдержит, то… Чонук не хочет об этом думать, он не хочет расстраиваться, и он пытается убедить себя в том, что всё будет хорошо, что его любовь не позволит причинить Хаюн вреда.