Море, в котором утонула наша любовь

***

4:35. Младший потерялся во времени, всё было как в тумане. Он не знал, где находится и что происходит. Он чувствовал только боль и озноб. Ощущались болезненные движения, приносящие всё большую боль. Старший, опьяненный возбуждением, обеими руками держа его за шею, кусает его мочку уха. Вновь слышится дьявольский смешок. Запястья и ключицы младшего были в синяках. Всё тело Чонина пробивает дрожью, но Кану этого недостаточно. Он хочет больше, сильнее, глубже, но пока протяжно стонет, чувствуя давление на запястье. Чонина сильно трясет, что-то давит и капает ему на живот, отчего кожа становится влажной. Всё было подобно туману, перерывы у старшего были короткими, а процесс был безмерно долгим, из-за чего Чонин буквально задыхался от боли. Внутри всё переворачивается, ужасно болит всё тело. В лёгких было катастрофически мало воздуха, он как будто тонул в этом море. Нет ни тёплых, успокаивающих волн моря, ни ракушек, ни песка: есть только неистовые волны, с силой ударяющие о сырую прибрежную землю. Море заглушает его крики и отбрасывает на берег бушующие волны. Сознание путается в собственных воспоминаниях, теряется в пространстве. И только резкие, прерывистые движения держали Яна в сознании. Сэк положил руки на его бёдра, делая грубые и сильные толчки, вырывая из Чонина шумные стоны. Позвоночник прошил, пот лил с обоих. — Б-больно... — задыхаясь, еле вымолвил Чонин. Сэкхён стирает тыльной стороной ладони стекающий пот с подбородка и довольно ухмыляется. Он наклонился и провёл носом по шее Яна, покусывая её. Он целовал его шею, губами исследуя строение его горла, вен и артерии. Дорожка мокрых поцелуев опускалась всё ниже, целуя его оголённые ключицы и торс. Он прикоснулся губами к головке полового органа Чонина, и начал сосать, заглатывая до самого конца. Чонин ненавидел его, себя, свою беспомощность и весь мир. Колени подкашиваются и дрожат. Он чувствовал, как стенки горла Сэкхёна сдавливают головку его органа. Капельки пота скатываются по тонкой шее. Море. Земля. Небо. Всё сужается до ощущения ладоней на коже, которые вырывают из горла жалостливый всхлип. Почему это случилось именно с ним? Кан поднимает голову и с довольным лицом смотрит на своё «творение», словно для него всё это было забавой. Улыбается хитро и мерзко, покрывая заплаканное лицо мелкими чмоками. Затем он хватает его за волосы, и снова жадно впивается в губы Чонина своими. Он входил языком внутрь и продолжал безжалостно двигаться. Движения становились всё более грубыми и неаккуратными. Чувствовалось нехватка воздуха и дикая боль. Ян замотал головой в разные стороны, лишь бы уйти от этих отвратительных губ. Слышится слабый шорох листьев, всплески волн и какие-то другие неизвестные звуки. Но ему сейчас мир кажется не больше, чем одной большой галлюцинацией. Кан оторвался от поцелуя, но продолжал двигать тазом, целуя его торс. Чонин начал жадно ловить ртом воздух, и плача, жалкими ударами бьёт его по голове. Внутри всё пылало от боли. Он чувствовал, как чужой член проникает всё глубже, отчего боль становилась всё более мучительной. — Пожалуйста, хватит... — беспомощно прошептал он. Сэкхён засмеялся, лизнул головку, и коснулся мошонки. Грубые и небрежные толчки Сэкхёна, его стоны наслаждения, и то, как он, склонившись, покрывал его бёдра поцелуями, облизывая языком его кожу, вперемешку с укусами. Всё это было слишком отвратительно для Яна. Густой туман оседает под веками Чонина, лишая возможности пошевелиться. Сэкхён надавливает своим весом и хватает его за шею, не в силах контролировать себя, когда Чонин так бессильно стонет под ним. Чувство животного голода с каждым движением разгорается в нём сильнее, начинась как извержение вулкана. Ян тяжело дышит, трясётся, теряя сознание. Удары сердца отдаются в горле, сглатывать слюну неимоверно тяжело, когда всё плывёт перед глазами. Кану хочется вновь посмеяться над его беспомощностью. Он снова начал трогать его талию и ляжки. Чонин плакал, стонал и мычал от боли, царапая запястья чужих рук, которые сжимали его бёдра и тело. Он беспомощно и слабо бил его по телу и по рукам, чувствуя грубые, и слишком глубокие толчки в себе. — Какой же ты сладкий, малыш, — простонал он от удовольствия, — Я бы трахал тебя хоть каждый день. — Помогите... — тяжело дыша, обессиленно шептал Ян, — Прошу... Минни... Звёздные глаза закрывались, пряди тёмных волос прилипли ко лбу, губы, словно в бреду, повторяли имя Сынмина. Старший усмехался, видя слабого Чонина, который еле дышит от его движений. Для него всё это было забавой и наслаждением. Ян медленно моргал, глядя на небо. Сэкхён ускорил движения тазом, с возбуждением в глазах, он довёл себя до кульминации, обильно кончая.

***

Сынмин уже звонил в полицию. От Чонина нет ни слуха ни духа. Сначала он осмотрел хижины для посетителей, и продолжил бег вдоль берега. Вестей от друзей не было, а соседи уверяли, что он ещё не вернулся домой. — Я на пляже Пусанского моря, пожалуйста, ищите его повсюду! Он не вернулся домой и просто исчез! — Сынмин нервно потёр лоб. — Мы сделаем всё, что в наших силах. Сейчас к вам подъедут ещё несколько машин, — сказал полицейский по ту сторону телефона. — Хорошо, — дрожаще выдохнул он, — с-спасибо. Он положил телефон в карман и упал на колени. Сердце сжималось до боли, внутри всё перевернулось. — А если с ним что-нибудь случилось? Что, если он что-то сделал с собой? Сынмин, ты идиот! — он ударил себя по голове, вцепившись пальцами за свои волосы. — Я никогда не прощу себя, если с ним что-то случится.. Его сжирали собственные мысли, он встал, и закричал, распугивая всех птиц: — Чонин!! Нет ответа. Он заплакал, руками опираясь на колени. Так больно терять своего любимого человека. Этого и боялся Сынмин. Однажды проснуться, и не обнаружить Чонина в квартире. Но всего за один вечер он потерял всё. Он сам виноват, что потерял свою любовь. Теперь он сам и должен найти её. Времени нет на рыдания. Он побежал дальше, не дожидаясь полиции.

***

Младший, обессиленно лежавший под Сэкхёном, медленно терял сознание. У него не было сил даже говорить, не говоря уже о том, чтобы сопротивляться. Сухой ветер творил беспорядок на голове, каждый вдох был болезненным, а Ян лишь слабо и тихо мычал. Старший надевал своё нижнее бельё и джинсы. — Всё, тише-тише, малыш. Всё уже закончилось, — усмехался он, застегивая молнию и пуговицу джинсов. Он надел на Чонина его боксеры, и шлёпнул по бедру. — Узковатый ты, девственник. — Кан потёр лоб и шею, вытирая пот. — Не волнуйся, ты не будешь жить с этим, и доставлять и себе и мне проблемы. Сейчас увидишься со своими умершими родственниками. Чонин посмотрел на него поблекшими глазами, окончательно потеряв надежду. Всё тело ужасно ломило, лёгкие отказывались функционировать, а позвоночник и почки сильно болели. У него не осталось сил даже плакать. Сэкхён вздрогнул, когда услышал, как кто-то вдалеке зовёт Чонина. Чонин медленно посмотрел в сторону. — С-сынмин... Он набирался сил, и хотел хоть как-нибудь закричать, но Сэкхён прикрыл его рот рукой. — Заткнись, — прошипел он. Он схватил его и заставил встать. А младший даже не мог стоять на ногах. Он взял Яна за подмышки и потащил в ту часть моря, где вода была ему по пояс, потому что утопить его где-то подальше было некогда. Чонин понял, что сейчас произойдет. С последних сил: — Сынмин!!! — крикнул он, прежде чем старший схватил его за горло и погрузил под холодную воду. Сынмин услышал чей-то крик вдалеке и побежал со скоростью света. Сердце билось так сильно, что казалось, оно вот-вот выпрыгнет из груди. Кто-то выкрикнул его имя. Он стал проверять каждую хижину, за каждыми большими мусорными баками. С воды шли пузыри, Чонин вцепился ногтями в его запястья, оставляя глубокие следы. Небольшая струйка крови стекала по рукам Кана и капала в кристально чистую воду. Резкое погружение привело Чонина в чувства. Сэкхён видел и чувствовал, как младший дёргался, царапался, пытался вырваться, и всячески боролся за жизнь. Но сейчас он был слишком слаб. Вода быстро заполняла лёгкие, кислорода нет вообще. Его ноги слабо тряслись, а снятые кроссовки всплыли на поверхность воды. Сынмин выкрикывал его имя, не получая ответ. Ким смотря за очередной хижиной, вдалеке увидел какого-то мужчину, и пару ног, которые еле дёргались в воде, и пару рук, которые обессиленно били и царапали руки того человека. Знакомые чёрные джинсы, знакомые белые кроссовки и рукава знакомой жёлтой рубашки. Сынмин почувствовал себя так, словно его ударило током. — Чонин!! — он побежал со всех ног. Сэкхён увидел бегущего к ним Сынмина. — Сука… — он отпустил Яна и огляделся по сторонам. Он начал убегать, выходя из воды, чуть не упав по пути. Но уже послышались сирены полицейских машин. Они направили на него оружие, схватили его, повалили на землю и надели на него наручники. Чонин всё ещё лежал под водой и не выходил. Солнце начало подниматься с востока. Время начало ходить в медленном темпе. Ноги утяжелелись, и не давали нормально бегать. Из глаз текли слёзы, а из сердца — кровь. Слышались бешеные всплески волн холодного моря. Мир рушился, всё вокруг переворачивалось с ног на голову. Над водой плавали только его кроссовки и полуснятые джинсы. — Чонин!! — Сынмин прибежал, снял с себя верхнюю одежду, и нырнул под воду. Он вытащил хрупкое тело из воды и поднял на руки. Рубашка Чонина была расстёгнута, по всему телу были синяки, а ногти были в чужой крови. Киму казалось, что это всё страшный сон, ведь, такого с его лисёнком случиться не могло. Он опустил его на землю, встал на колени и начал его откачивать. Как в их первую встречу. Но, сейчас всё было куда страшнее. На этот раз ему не хватило эмоциональных сил, поэтому массаж оказался слабым. Его горькие слёзы падали на грудь Чонина, покрытую засосами. Сердце, казалось, было разорвано на части. К ним прибежали полицейские, один из них попросил его отойти, и он сам начал делать массаж сердца и искусственное дыхание. — Чонин, пожалуйста, скажи что-нибудь.. — Ким сидел на коленях, его голос дрожал, как и впрочем всё тело. Он взял его руку в свою. — Не оставляй меня, лисёнок мой! В один момент, Чонин закашлял, из его рта выплеснула вода. Он пришёл в себя и взглянул на родное и прекрасное личико своего парня. — С-сынмин... — сказал он шёпотом. Сынмин улыбнулся сквозь слёзы и поцеловал его кисть. — Слава Богу... Он взял свою спортивку которая лежала рядом и обернул её вокруг Чонина. Сынмин обнял его за плечи и тоже принял сидячее положение. Его Нинни, его лисёнок, лежал у него на руках и дрожал. От холода, от страха, от боли. Сынмин хотел разрушить весь мир. Кто этот ублюдок, который мог совершить такую ​​жестокость? Кто это такой, который посмел так поступить с его мальчиком, у которого самое мягкое и наивное сердце? Тот полицейский начал осматривать его тело. Ноги младшего были испачканы какой-то жидкостью. Сынмин слышал, как он по рации сообщает что, Ян Чонина нашли, а другой звонил в скорую, и он услышал только эти ужасные слова: «скорая», «изнасиловали», «в тяжёлом состоянии», «срочно», «море». Сердце разбилось вдребезги. — Кто сделал это с тобой, мой маленький?.. — рыдал он, даже если пытался сдерживаться, свободной рукой поглаживая его по голове и по лицу. — Кто этот мужчина?... — С-сынмин... Я з-звал тебя... Ты... Ты не пришёл... — пробормотал он, слёзы текли из его прекрасных лисьих глаз. — Пожалуйста, прости меня... — он прижал его к себе и неудержимо плакал. — Прости меня за всё... Прости меня за то, что причинил тебе боль... Прости за то, что меня не было рядом, когда это было нужно... Прости меня за то, что не пошёл за тобой... Его голос сломался, руки и ноги онемели, слышались его всхлипы, а Чонин на его руках казался пёрышком. Младший чувствовал тёплые, родные объятья. Люди в полицейской форме суетились рядом. Тело не поддавалось движению. Силы медленно его покидали. Позвоночник сильно болел, как будто он был сломан. Неистовый звук сирены отдавался стуком молотка в мозгу. Чонин перевёл взгляд на свои ноги, смотрел на них, затаив дыхание, около минуты и в какой-то момент начал дрожать от страха. — Минни... Я... Я не ч-чувствую своих... н-ног... — разрыдался Чонин. Воспоминания перепутались. Солнце взошло с востока. Песочные часы перевернулись. Жизнь началась заново. Море унесло и потопило всё самое прекрасное. Сынмин шокировано на него посмотрел. Его душа и конечности словно были разорваны на части. У него словно сердце вырвали из груди. У него словно отобрали самое дорогое, что у него было. — Ч-что... К-как?.. Как не чувствуешь?.. Они не могли поверить всему этому. Нет, это сон, это иллюзия, это всё галлюцинации. Этого не могло случиться. Сынмин тут же положил руку ему на ногу. — Ты чувствуешь мою руку, да? Ты же чувствуешь её? Чонин в слезах покачал головой. — Нет... — Сынмин, не зная, что делать, лишь мотал головой. Сынмин дрожит, вытирая ладонью кровь и густую прозрачную жидкость с чужих ног. Он с ужасом смотрел на свои пальцы, испачканные смесью двух жидкостей. Дыхание перехватило, что-то зазвенело в мозгу. В животе защемило, заставляя задрожать всё тело. Он обнял его и плакал. Плакал так, будто терял своего Чонина прямо на руках. Плакал так, будто их отдаляло это море. Плачет и трясётся от нахлынувшей тревоги с болью, глядя на любимого, которого не смог защитить. Дыхание всё больше сбивается, он пытается вдыхать достаточно кислорода, но никак не может вдохнуть как следует. А у Чонина не было сил даже обнять его. — Это моя вина... Это моя вина... Прости меня... Прости меня!.. — повторял Сынмин, словно в бреду, уткнувшись носом в его плечо. Их слёзы капали на тела друг друга. Как какой-то соджу, какие-то чёртовы «друзья», какая-то левая шлюха, и какой-то ненормальный псих у моря мог разрушить их жизнь? Вот так вот. За одну ночь. Весь мир ускользнул сквозь пальцы, как песок. Скала реальности обрушилась на голову. Сознание обоих покинуло черепную коробку. Тело тряслось, всё онемело, что невозможно было пошевелиться. Если бы их солёные слёзы были водой, они бы смыли весь этот Пусан. Если бы их горькие слёзы были водой, они бы утопили всё и вся. Как это Пусанское море, которое затопило их любовь и счастье, утащив всё на дно.