part-time lover

Август У Юнги ещё одно выступление, ради которого снова собираются друзья, и Сокджин даже завязывает с Чонгуком разговор (вполне себе дружелюбно), пока Agust D не появляется на сцене. Справляется он, конечно же, просто превосходно, а после забирает Чонгука домой и они трахаются под воздействием адреналина, что только добавляет остроты ощущений. Просто сказка. Дни летят уже привычно, рутинно. Чонгук играет в Овервотч, пока где-то рядом дремлет Юнги. Они остаются друг у друга с ночевкой. Чонгук ждёт Юнги в студии. В последнее время их разговоры в кровати длятся дольше секса. Обмениваются историями о братьях, друзьях. Чонгук делится, что в далёкие времена начальной школы был королём песочницы, Юнги же, взамен, рассказывает о поездках с друзьями в горы за пределами Дэгу. Время летит, и Чонгук убеждает себя, что всё в порядке. В один из дней в середине августа Чонгук приходит к Юнги после работы, но его обуви не видно у порога, но, может, это потому, что вчера вечером моросил дождь?.. Чонгук стучит в последний раз, и уже решает прогуляться до студии (кто знает, может Юнги снова засиделся за работой), когда дверь открывается. — О, — Хосок. — Привет, Чонгук. — Привет. Юнги дома? — Не-а, пошёл куда-то с Сокджином, — а Чонгук даже не знал, что Сокджин снова приехал. — Оу. Спасибо, что сказал, хён. — У тебя что-то случилось? — спрашивает он, доброта, как и всегда, сочится из Хосока. — Ага, — Чонгук тут же осекается. — В смысле, нет. Я... Хосок перебивает: — Может зайдёшь? — О, нет, — отказывается Чонгук, но Хосока, который уже что-то решил, не остановить. — Ты же программист, да? — его хватают за руку и затягивают в квартиру, звуча вполне себе довольно. — Посмотришь, что у меня с файерволом? Какая-то проблема постоянно выскакивает. И вот так Чонгук находит себе занятие на вечер — сканирует ноутбук Хосока на наличие вирусов. Оказывается, проблема действительно в файерволе, и решать такие Чонгук не умеет, но он же программист. Короткого запроса у гугле достаточно, чтобы разобраться в вопросе и исправить возникающую ошибку. Занимает это минут пятнадцать от силы. — Круто, — улыбается Хосок, тут же продолжая: — Тебе хватило времени подумать? Давай, признавайся, что у тебя там, Гук-а. Чонгук тупо моргает, пытаясь понять, насколько легко его прочитать. (Когда-то, давным-давно Юнги сказал ему: — У тебя всё в глазах написано, Чон. И Чонгуку интересно, неужели это на самом деле правда.) Он не тянет слишком долго, чтобы не засомневаться. — Юнги и Сокджин... они близки? — Они друзья, Чонгук, — Хосок закрывает ноутбук и прячет в сумку. — Они частенько встречаются. — Сокджин для этого и приехал? Встретиться с Юнги? — Юнги и парой других друзей, — Хосок очевидно хочет что-то спросить, но слишком вежливый, чтобы совать нос не в своё дело. Чонгуку нравится такой подход, потому что он сам вряд ли смог бы объяснить то, что происходит в его голове. Он и сам едва ли понимает. Да и как объяснить жгучее негодование? Сожаление из-за слов, что сказал в самом начале — чёрт! — как можно было не влюбиться в Юнги раньше?.. Он ничего не говорит, но Хосок всё равно понимающе кивает. — Поговори с ним, — предлагает он мудро. Чонгук не может не возразить: — Ты же даже не знаешь, что я хотел сказать. — Поговори с ним, — повторяет он снова. И добавляет немного тише: — Ты же сам знаешь, что Юнги не такой. — Не такой? — Чёрт, Чон, мысленно кричит на себя Чонгук, Хосок и правда считает тебя тупым, да? Хосок моргает. — Он не тот, кто будет спать с друзьями без обязательств, — пробует он осторожно. — Оу, — всё, что выдавливает из себя Чонгук в ответ. А потом, словно чтобы подлить масла в огонь, он добавляет ещё тише. — Его студия открыта в любое время. — Студия, в которой он работает? Хосок трёт глаза. — Там нет конкретных рабочих часов, а у Юнги есть ключи. Он может попасть в здание в любое время. — Оу, — так же тупо повторяет Чонгук. — Мне... кажется, пора. Хосок хлопает его по плечу. — Увидимся, Гук-а. Чонгук идёт в общежитие, где не застаёт Бэмбэма, поэтому пишет Юнги, предлагая прийти. Он несколько минут наматывает круги по комнате, а потом лезет в шкаф. Из целой кучи (скорее всего) грязной одежды, что принадлежит Чонгуку, Югёму, Бэмбэм или всем им сразу, он вытаскивает уже несколько недель как припрятанную бутылку водки. Он наливает себе шот, затем ещё один. Прячет её обратно, под одежду, наконец-то признавая, что справляться с проблемами абсолютно не его. Но по крайней мере Чонгук пытается. Юнги приходит тем же вечером, волосы растрёпаны, а на пальцах следы пасты от ручки, и Чонгук с порога набрасывается на него с поцелуями. — Чонгук, — хмурится Юнги, отстраняясь. Прикрывает за собой дверь. — Ты... ты что, пил? Сегодня же, блять, четверг. — Нет, — врёт он, цепляясь пальцами за ремень джинс Юнги и утаскивая его в сторону кровати. Морщинки меж бровей Юнги залегают только глубже. — Ты же понимаешь, что у меня есть нос? Я могу им нюхать и все дела. И ты точно дышишь на меня чем-то алкогольным. Чонгук падает на кровать и грубо дёргает Юнги на себя. Ощущать чужой вес на себе просто прекрасно. Знакомо. — Нервы, — тихо признаёт Чонгук, пока Юнги поглаживает волосы и ласково целует в щёку. Скажи ему, кричит что-то в голове. Признайся ему прямо сейчас. Юнги замирает. — Нервы? Чонгук пожимает плечами. Он трусит, ёрзая на месте, чтобы стянуть спортивки. — Чонгук... — начинает Юнги, но его перебивает звякнувший металл — Чонгук взялся за ремень Юнги. Парень открывает рот, словно хочет что-то сказать, но Чонгук сползает ниже и заглатывает чужой член, что ставит точку в любых обсуждениях. И вот это привычно. Сплетающиеся тела. Секс. Вот это — хорошо. Просто и понятно. Чонгук знает, как это работает, чего ждать, знает, к чему всё идёт. Юнги замирает, низко стонет под его прикосновениями, и Чонгук даёт себе мгновение полюбоваться чужим телом, выступившим потом, зелёными полосками-венами под кожей на запястьях, после чего изворачивается, тянется к тумбе за смазкой. — А мы можем, — начинает Чонгук, снова укладываясь на спину. Он разводит ноги и тянет Юнги, пока тот не укладывается сверху, накрывая всем телом. — вот так? — Конечно, — хрипло отзывается он, привыкая, наглаживая бёдра Чонгука. — Уверен? В ответ кивок. Юнги пусть и медлит поначалу, но включается, стоит Чонгуку несколько раз вскинуть таз, они потираются друг о друга, скидывают остальную одежду, чтобы быть кожа к коже. Юнги входит в него легко и плавно, и Чонгук обнимает его ногами за поясницу, давит пятками, охотно принимая. — Быстрее, — выдыхает он. — Ну же, старичок. — Не торопи, — всё, чем отзывается Юнги. Он целует Чонгука медленно, затягивая специально. Он словно подливает масла в кипящую воду, или масла в огонь, неважно. Но не поддаётся. Юнги трахает его медленно, неспеша. Чонгук кончает со всхлипом, и Юнги тут же мягко целует. К моменту, когда эндорфины оседают, отходит и алкогольная дымка, сменяясь приятной сонливостью. Юнги ласково поглаживает его вдоль линии челюсти. С любовью. Чонгук глупо моргает, только сейчас осознавая, что Юнги до сих пор возбуждён. — Ты не кончил, — констатирует он, как будто Юнги мог просто забыть. — Ты выглядишь уставшим. А старичок и сам о себе может позаботиться. Спи. Чонгук правда пытается возмутиться, но веки тяжелеют, а сознание плавно ускользает. Я признаюсь ему завтра — последнее, что проносится в голове. А завтра наступает пятница. Чонгук обожает пятницы. Чонгук обожает пятницы, когда с работы можно уйти, пораньше, а Юнги уже ждёт его у кофейни. Обожает их прогулку до студии, разговоры обо всё и ни о чём. Обожает, когда Юнги и сам заканчивает со своими проектами, подкрадывается, рассчитывая застать врасплох. Притягивает Чонгука поближе. Они обмениваются небрежными минетами. Чонгук абсолютно, стопроцентно трезвый. — Ты же знаешь, что я тебя обожаю, да? — говорит он уже после, когда Юнги стирает остатки спермы и они одеваются. (Юнги не может не знать. Юнги наверняка понял даже раньше Чонгука, что, конечно, ни о чём не говорит.) Голос Юнги дрожит. — Знаю. И Чонгук боится ляпнуть лишнего. Он ждёт в тишине, пока Юнги не потирается лодыжкой о его голень. — Знаю, — повторяет он снова. — Но я... это я. А ты — это ты. И, мне кажется, для меня это ничем хорошим не закончится. Ты не из тех, кто... — Юнги осекается, и Чонгук вдруг рад, что они в темноте. Юнги пробует снова. — То, как мы начали... — Какая разница, как мы начали, хён? — Чонгук хмурится, опуская взгляд к собственным рукам. — Мне кажется, самое главное — то, к чему мы придём, нет? То, как всё это закончится? — И как? — уточняет он медленно. — Как ты хочешь закончить? Чонгук подвисает на мгновение — он не заглядывал так далеко в будущее, и сейчас просто молится, чтобы не сказать чего-то неправильного. — Хочу тебя... хочу, чтобы ты был со мной. Мне не нравится видеть... не нравится думать, что у тебя может быть кто-то ещё. Юнги ничего не говорит, и Чонгук нервно сглатывает, думая, что ещё сказать. Как правильно выразиться. Юнги совсем не помогает, и он не отпустит. От него не отпустит так просто. — Ты мне подходишь, — продолжает он спустя несколько мгновений. — Мне с тобой хорошо. Нам... комфортно вместе. — Комфортно, — эхом отзывается Юнги. По его лицу не прочитать, о чём он думает. Чонгук кивает. Он не знает, что ещё здесь добавить. — Я сейчас скажу начистоту, а ты внимательно послушай, — в голосе Юнги тоже нет эмоций. Но такой его подход Чонгуку безумно нравится, ему нравится, что Юнги довольно прямолинейный и не стесняется говорить то, что думает. Чонгук кивает. — Я не буду с тобой, если ты не знаешь, чего сам от меня хочешь, понимаешь? — Я... хорошо, — Чонгук не уверен, что это значит. — Ну так скажи мне, — и он... Юнги отводит взгляд, он избегает взгляда в глаза, смотрит на что-угодно, только не на Чонгука. — Я... — младший осекается. Юнги закрывает крышку ноутбука и прячет тот в рюкзак. — Подумаешь об этом, — добавляет он тихо. — И тогда поговорим, к чему ты там пришёл. — Ладно, — всё же выдавливает из себя Чонгук, боясь сказать что-то ещё. — Я напишу тебе, — Юнги собрался полностью, но на него не смотрит по-прежнему. — Тебе не пора поработать над тем проектом?.. Это возможность уйти. Чонгук принимает её, кивает и выходит из студии, пробормотав "пока" на прощание. Он не знает почему, но, по ощущениям, сбегает. И вот в чём дело: Колледж научил Чонгука многому. Ну, типа базовых — не оставлять стирку на ночь в машинке и не ходить никуда без студенческого, не пить по четвергам (несмотря на то, насколько заманчиво это выглядит). А вот страха перед самоанализом он, к сожалению, так и не избавился. Кажется, Юнги знает его даже лучше, чем Чонгук думал. Он даже толком не понимает, что произошло. Юнги не казался каким-то расстроенным в последнюю встречу, но и Чонгук не эксперт в чтении чужих эмоций, тут со своими бы справиться. Проходит несколько дней, прежде чем он реально начинает думать, и только тогда Чонгук осознаёт, что Юнги не писал ему всё это время, хоть и сказал, что напишет. Чонгук, может, и не лучший в понимании эмоций, но даже он понимает, что всё это не совпадение — Юнги его игнорирует. Понаблюдав за Чонгуком, словно в воду опущенным несколько дней, Бэмбэм сдаётся. — Давай, просто соберись уже, — и, может, месяца три назад этот совет сработал бы на все сто процентов, вот так они и поддерживали (в прошедшем времени) друг друга весь учебный год. — Тебе нужно расслабиться и наверстать упущенное. Чонгук думает, что он уже не тот парень, каким был раньше, но всё равно соглашается и даёт Бэмбэму вытащить себя, решает дать себе возможность развлечься, потому что часть его, та, что спрятана где-то глубоко-глубоко внутри возмущена тем, что Юнги его игнорирует. Он идёт на вечеринку и даже подкатывает к девушке, чьи взгляды ловит на себе весь вечер. Чонгуку не то чтобы сильно хотелось, но делать всё равно нечего. Он вбрасывает типичнокачковые фразочки о спортзале и тренировках — и вот они уже целуются; Чонгук, может, и пьяный, но всё это ощущается до жути неправильно. На этом всё и заканчивается, он уходит, по пути несколько раз набирая Юнги (который, конечно же, не отвечает). В следующий раз Чонгук звонит Юнги в четверг после работы, хотя должен вовсю работать над финальным проектом, потому что практика закончится со дня на день. Бэмбэм слишком шумный, он много гогочет со своей девушкой где-то на фоне, когда Чонгук набирает снова. Без ответа. Поэтому Чонгук переключается на Чимина, который, к счастью, берёт со второго звонка. — Я не хочу ни во что играть сейчас, Гук-а, но Тэхён в сети, не видишь? Поиграй лучше с ним. — Оу, — Чонгук чувствует себя ещё более сбитым с толку. — Ты... ты занят? Пауза подозрительно затягивается. — Ты звонишь мне не чтобы позвать поиграть, да? — Ага? — Хорошо, — звучит уже куда более довольно. — Что случилось? — Ничего, — Чонгук открывает дверь комнаты и выходит в коридор, оставляя звук смеха Бэмбэма позади. Наматывать круги по коридору сейчас кажется куда лучшим занятием. — Я просто хотел спросить, как дела у моего любимого хёна? Смех Чимина через трубку почти такой как, как и вживую. — А ты шутник, Чонгук-а. Эх, я бы даже повёлся, если бы не слышал, как ровно это же ты говоришь Тэхёну, когда звонишь. Просто скажи ему, Чон, требует что-то внутри, лучше резко, словно срываешь пластырь. — Помнишь... — начинает Чонгук, а после добавляет куда более быстро: — Помнишь, как мы говорили несколько недель назад, ночью, когда вы с Тэхёном приехали в Сеул на ярмарку? Несколько мгновений Чимин ничего не говорит. Чонгуку кажется, он слышит шаги, а после клацанье двери, и только тогда друг продолжает: — Ага, помню. — Я сказал Юнги, что он мне нравится, — выпаливает Чонгук, и это словно последняя капля, что переполняет чашу, потому что остальной поток слов остановить уже невозможно. — Я признался, что он мне нравится, потому что я осознал это, когда мы вышли прогуляться к Хан, и, по ощущениям, это было точно, как свидание, и я так хотел его поцеловать... И я понял, что не хочу, чтобы его целовал кто-то другой, и подумал, что хотел бы встречаться с ним, хочу быть с ним навсегда, потому что Юнги меня понимает, и с ним мне так комфортно, как никогда ни с кем другим не было, — Чонгук делает короткую паузу, чтобы глотнуть воздуха, и его не остановить. — И, может, это и слишком личное, но он рассмешил меня во время секса... да такого, блять, никогда не было, понимаешь?.. И, мне кажется, мы можем поддерживать друг друга в неудачные дни, и он мой друг, и я могу трепаться с ним после секса, и он смеётся над моими шутками, и я постоянно хочу его целовать, — вдох выходит дрожащий, и Чонгук шепчет: — Как-то так, — чувствуя себя невероятно стыдно. — Чонгук, — начинает Чимин невероятно мягко. Чонгуку уже хочется сброситься, но он заставляет себя слушать. — Чонгук-а, спасибо, что поделился. Ты же знаешь, ты можешь рассказать хёну что-угодно. Здесь нечего стесняться. — Хорошо, — выдыхает он, игнорируя, как даже на этом коротком слове голос ломается. — Звучит так, словно ты боишься, — продолжает друг тихо, словно переживает, что может спугнуть. — И в этом нет ничего такого. Нет ничего страшного в том, чтобы бояться. Но ты же не рассказывал ничего из этого Юнги-хёну, да? — Да, — Чонгук замирает, рассматривая обувь. — Чонгук, — Чимин, кажется, подбирает слова. — Ты влюбился, если судить по тому, что ты говоришь. Чонгук закрывает глаза. — ...пускать людей в свою жизнь непросто. Я понимаю, Чонгук, многие понимают. Ты так долго выстраивал вокруг себя эти стены... Чимин продолжает говорить, но Чонгук едва ли слышит за шумящей в ушах кровью. Чонгук Юнги любит. И это звучит... это так правильно. Он проговаривает слова, и они звучит так хорошо, ложатся так правильно. Он шевелит губами, беззвучно повторяя их несколько раз подряд, пока они не звучат привычно. — ...а сейчас ты выходишь из своей зоны комфорта. Я так горжусь тобой, Чонгук, ты молодец, что доверился себе, доверился Юнги-хёну... В голову закрадывается вполне закономерный вопрос — как долго Чонгук знал это? Как долго просто пытался отмахнуться и отрицать? (Он отмахивался и отрицал потому что боялся, потому что не хотел рисковать?) Может, какая-то скрытая часть, что засела где-то глубоко внутри знала ещё до похода к реке? Или когда они ночевали в квартире Юнги в тот раз, когда провалялись до ночи говоря, говоря, говоря, говоря... Или, может, всё это случилось в тот первый раз, когда Юнги купил ему кофе? Как бы то ни было, Чонгуку кажется, это случилось не вчера. Не в последнюю неделю. Я его люблю, проговаривает он одними губами снова. — ...думаю, тебе стоит сказать Юнги-хёну. Тебя непросто прочитать, и ты нечасто говоришь о том, что думаешь, да? — Нужно ему рассказать, — повторяет Чонгук наконец. — Сказать, что я... что я его люблю. И что хочу быть с ним. И что хочу целовать его, и... — Так, ладно, — воодушевлённо перебивает Чимин. — Вот и отлично! Ты должен сказать это ему, а не мне, Гук! — Хорошо, — отзывается Чонгук, подумав. — Я скажу ему. Я... — И попробуй помягче! — отчитывает его Чимин. Чонгук возмущается. — Ну конечно! Скажу помягче, — дует он губы в трубку, словно на том конце провода увидят. — Я что, не милый? Смешок с той стороны слышно просто отлично. — Половина колледжа думает, что ты ебёшь все, что движется, Чон Чонгук, и я не знаю, как это вообще под определение слова милый подтянуть. — Это всё глупые стереотипы! — Я о том, что Юнги-хён очень хорошо распознаёт свои эмоции, а у тебя с этим... — Да ладно, ладно, — Чонгук перебивает, не дослушав. — Я всё скажу. Мягко. Доходчиво. Чимин фыркает. — Давно пора. Хосок-хён всё то время, что мы были на ярмарке вместе, жаловался, что вы слишком долго уже топчетесь на ровном месте. Последнее Чонгук игнорирует, пытаясь звучать максимально искренне: — Спасибо, Чимин-хён. Спасибо за... за всё. — Беги, прибери его к рукам, — тепло звучит в ответ. — Ты заслуживаешь счастья. Чонгук начинает написывать Юнги по пять раз в день. После игнора длинной почти в неделю, он отказывается от этого подхода (может, Юнги его заблокировал?), взаимен карауля его у работы и стуча в дверь квартиры. К концу второй недели соседи Юнги уже начинают коситься на него, стоит только подойти ближе к подъезду. У входа в квартиру пусто, только ковёр с уродским котом. Обувь Юнги стоит на своём месте всё это время. Он усаживается на ступеньки, поднимает взгляд на серые, грязные тучи вечернего Сеула. Телефон звонит раньше, чем Чонгук успевает с головой уйти в тёмные мысли. Благодарный за возможность отвлечься, он берёт трубку, даже не глядя на номер. — Чё как? — Это самое типично-пацанское приветствие, что я слышал в своей жизни по телефону. Чонгук убирает телефон от уха, чтобы проверить имя, но номер незнакомый. — Алло? Кто это? — Сокджин, — называется голос. И Чонгук тараторит немного (очень сильно) удивлённый. — Оу, а я... Чонгук. Как... Откуда у тебя мой номер? — Я знаю, кто ты, — легко выдыхает Сокджин. — Поэтому и звоню, — Сокджин прочищает горло, как будто дальше его ждёт невероятно важное объявление. — Хочу услышать о твоих намерениях. — Что? — Намерения, — чётко выговаривает Сокджин, выделяя слово, как может. — Относительно Юнги. Чонгук чувствует ком, что собирается в горле из-за смешанных эмоций. Первое желание — затолкать всё поглубже, все чувства, эмоции, неважно, и вежливо попросить Сокджина отъебаться и не совать нос в дела, которые его не касаются. Но стоит только перевести дыхание, как накатывает осознание, что именно так он и оказался в этой ситуации изначально. А значит, этот ответ неправильный, поэтому: — Хочу извиниться перед Юнги. Что не признался ему раньше. Пауза. — Юнги очень драматичный, когда дело касается таких моментов, — наконец, отвечает Сокджин. — Могу смело предположить, что он игнорирует с того самого момента, как подумал, что его чувства не взаимны. — Но всё взаимно, — пробует Чонгук. Сокджин срывается, говоря куда резче, чем до этого. — И как он должен был понять это, если ты не говорил? Он думал, что ты не... он думает, что ты не хочешь отношений. — Прости, стой, — хмурится Чонгук, пытаясь понять, что вообще происходит. — Ты что делаешь? Типа, пытаешься помочь? — Блять, да? — легко возмущаются по ту сторону трубки. — Хосок позвонил, сказал, что Юнги уже две недели носа из студии не показывает. Так что ты, блять сделал, я пытаюсь понять? — Я ничего не делал! — тут же защищается Чонгук. — Почему-то кажется, что именно в этом и проблема, — Сокджин звучит уже куда спокойнее. — Слушай, я говорю тебе всё это не потому что ты мне нравишься или вроде того, я говорю, потому что не хочу, чтобы Юнги страдал. Я сейчас скину тебе адрес, а ты поедешь и всё ему объяснишь. И... — Хён, — перебивает Чонгук. — Спасибо, — говорит, потому что правда благодарен Сокджину за помощь — он не обязан это делать, но всё равно пошёл навстречу. Но после добавляет: — Но, думаю, я и без тебя разберусь, что ему сказать, — в конце концов, прошло столько времени, он получил столько прошенных и не очень советов, что не разобраться к этому моменту было бы просто невозможно. Сокджина это, кажется, вполне себе устраивает, потому что ответом только вздох. — Ладно, — и добавляет драматично: — Удачи, Чон Чонгук. Едва звонок заканчивается, телефон пищит сообщением — Сокджин, как и обещал, скинул адрес. Студия не так уж и далеко; короткую поездку на автобусе спустя Чонгук с любопытством рассматривает огромное, очень дорого выглядящее здание. Секретарь в лобби женщина в годах, с волосами, убранными в пучок. Чонгук бесстыдно флиртует, пока она не сдаётся и не позволяет ему запрыгнуть в лифт, что отвезёт на этаж студии Юнги. Нужная ему дверь в самом конце коридора, она единственная и с обычным, и с кодовым замком. На пороге очередной коврик с уродливым котом, в том же стиле, что и у квартиры Юнги, только этот кот тычет визитёрам два фака. Чонгук пытается рассмотреть что-то сквозь матовое стекло, но сдаётся и просто стучит костяшками пальцев. — Я тебя люблю, — срывается с губ, стоит двери открыться. И... Он должен был сказать что-то более адекватное, быть красноречивым, но уже поздно, и всё, что остаётся — ждать ответа Юнги. Юнги моргает. На нём пара пушистых чёрных шлёпок, спортивки и мятая белая футболка с каким-то пятном. Под глазами пара довольно выразительных тёмных мешков, а волосы почти полностью спрятаны под огромной бини. Такой раздражённый, но такой очаровательный. Юнги хрипло выдыхает: — Какого хера. Соседняя дверь тут же открывается, мужчина, что выглядывает, тут же щурится с подозрением. — У Вас всё в порядке, Юнги-ши? — Нет, — фыркает Юнги и за руку затаскивает Чонгука в студию. Он тут же падает в один из двух чёрных стульев на колёсиках и поворачивается к Чонгуку лицом. У Чонгука едва хватает времени окинуть оборудование взглядом — два пульта миди, клавиши на восемьдесят восемь штук, два микрофона для записи, и ещё столько всего — прежде чем его начинают отчитывать. — Откуда ты вообще знаешь, где я? Какого хера? — Сокджин сказал, что ты уже две недели дома не появлялся, — признаётся Чонгук, придерживаясь новой стратегии — говорить правду. Юнги бормочет: — Предатель ёбаный. — Я подумал о своих чувствах, — Чонгук возвращает внимание к более важной теме. — И мне жаль, что я не сказал тебе раньше, что я не понял раньше. Но... Это правда. Я тебя люблю. Эм, очень сильно. И хочу встречаться с тобой, и приглашать на свидания, потому что ты хорошо ко мне относишься. Ты мне подходишь. — Что, — выговаривает Юнги, не понимая. Чонгук просто пялится. Юнги уставляется в ответ. — Пожалуйста, скажи что-нибудь кроме этого. — Скажи... повтори ещё раз.. — Я тебя люблю, — повторяет Чонгук легко, потому что это то, что он на самом деле чувствует. — Я любил тебя, но не понимал, потому что был тупым, но сейчас я знаю, — он сжимается, уже представляя потом мыслей, но... — Прости, — вдруг, говорит Юнги, что... что? Он выглядит неловко. — За то, что игнорировал. Что заблокировал. Я думал... я не думал, что всё это может... что мы могли бы... — машет он между ними, пытаясь объяснить без слов. — Понимаешь. — Тебе не за что извиняться, — Чонгук подходит ближе, подтягивает второй стул, и, усевшись, отталкивается и едет к Юнги, пока они не сталкиваются коленями. Он вытягивает руку, пусть и неуверенно, но Юнги ловит её своей на полпути и переплетает пальцы. (В левом ухе Юнги два колечка, а из мочки правого болтается длинная серёжка-висюлька. Под глазами мешки, он выглядит так, словно с удовольствием навернул бы три-четыре чашки кофе с, как минимум четырьмя шотами эспрессо в каждом. Губы изгибаются в очаровательной улыбке, и Чонгук так сильно хочет его поцеловать... хотел поцеловать его с самого первого похода в кофейню, с первого глотка того холодного американо через трубочку, хотел поцеловать, когда Agust D плевался в микрофон ругательствами в том баре в центре, хотел поцеловать на летней ярмарке, и тогда, у реки Хан, и... и... и...) — Я тоже тебя люблю, — Юнги проговаривает это низко и глубоко, и, вау, Чонгуку приходится собраться и не вздрогнуть, потому что в груди всё тут же стягивает этим странным, но тёплым узлом. Чонгук краснеет, и Юнги смеётся. Касается его щеки губами. — Не могу поверить, что ты прятался от меня. Юнги хмыкает. — Иногда ты выглядишь довольно внушающе. Чонгук моргает, пока Юнги крадёт ещё один поцелуй. — Ты о чём? — Ну, ты так легко спустил это всё на тормоза. И бровью не повёл, словно так и надо. Когда мы начали спать вместе, — Юнги переплетает пальцы с Чонгуковыми. — Я был на сто процентов уверен, что это всё, чего ты от меня хотел. — Но ты всё равно... всё равно ходил в студию колледжа... Чтобы был повод встретиться? — Поначалу она и правда была мне нужна, — признаёт Юнги. — Прошло несколько недель лета, пока они установили здесь всё оборудование. Но, — почёсывает он затылок. — Да. Хотел увидеться с тобой. — Вау, — выдыхает Чонгук с благоговением. — Так, значит, теперь мы встречаемся? Юнги шлёпает Чонгука (игриво), но лицо тут же покрывается румянцем. — А ты как думаешь, дурак? Чонгук целует его снова, потому что теперь можно. Целует надутые губы, и плавные изгибы губ, ловит привкус эспрессо, пока Юнги не пускает его язык наконец, пока не позволяет углубить поцелуй, но тут же отталкивает. — Я грязный, — морщит он нос. — Не знал, что ты придёшь. — Мне всё равно, — говорит Чонгук, поддевая резинку брюк Юнги и тут же залезая под неё рукой. Он хочет целовать Юнги, насладиться тем, что теперь он его парень, потому что, вау, как это вообще случилось?.. И Чонгуку почти удаётся — они целуются, Чонгук умудрился забраться Юнги на бёдра, что довольно опасно на стуле на колёсиках, но Юнги всё же поддаётся своему смущению, жалуясь, что хочет в душ. Чонгук ухмыляется, когда Юнги быстро собирает всё, что ему нужно, и они за руку выходят из студии, с идентичными счастливыми улыбками.