Мы не выбираем свои пороки

Сумерки спустились и укрыли собой землю, пряча все ее неприглядные уголки. Темный величественный особняк вспыхнул огнями на фоне сизо-сиреневого неба, отбрасывая от себя длинные тени. Конец сентября в этом году выдался на удивление жарким, даже удушающим. Воздух будто наэлектирозовался и был готов ударить тебя в любой момент, как гроза, гулко рычащая в небесах. Ты сидела на третьем этаже в своей комнате, свесив ноги прямо из окна и смотрев на пробивавшуюся сквозь рваные тучи луну, которая то неуверенно выскальзывала из них, то снова пряталась в своем убежище. Вдыхая разгоряченный воздух, ты пыталась привести свои мысли в порядок и приготовиться к этому вечеру. Ты глубоко вдохнула терпкий запах свежескошенной травы, подстриженной сегодня вашим садовником, и закрыла глаза. Сегодня был твой День рождения, но праздновать его совершенно не хотелось. Твоя семья, будучи одним из самых влиятельных и богатых семейств в городе, как всегда собиралась устроить роскошную вечеринку и позвать на нее самых напыщенных и невыносимых снобов, которых только могла носить на себе земля. Но ты смогла убедить их, ценой почти что разразившегося грандиозного скандала, что не хочешь в очередной раз видеть все эти надменные, лицемерные рожи. — Да я лучше приглашу к нам компанию из вонючих бомжей, чем опять буду терпеть эти приторные поцелуи в щечку и похотливые взгляды ваших драгоценных друзей! Хватит уже с меня! Твои родители были достаточно строгими и властными людьми. Они владели чуть ли не всей недвижимостью в вашем городе, имели собственное производство дорогущего алкоголя, были лучшими друзьями самых влиятельных людей в стране и бог-знает-чем еще они промышляли, однако совладать с собственной дочерью им удавалось далеко не всегда. Тебе часто казалось, что все их силы ушли на твоего старшего брата, которого они воспитывали как своего будущего наследника и в принципе единственного желанного ребенка — Чонгука. О да, вот кто в вашей семье был настоящим золотым ребенком. Старше тебя на три года, Чонгкук с самых ранних лет был натаскан, словно пес перед престижной выставкой — ты должен стоять так, вести себя так, говорить так, и только посмей посрамить имя нашей семьи! Твой старший брат был первенцем — главной надеждой всего вашего разросшегося до неимоверных размеров семейного древа, которое считало его чуть ли не принцем датским. Да он и сам любил исполнять эту роль — всегда такой неприступный, сдержанный, серьезный и надменный. Боже, иногда тебе так хотелось влепить звонкую затрещину по его точеному лицу, чтобы он хоть раз вышел из себя на людях и доказал, что он все еще человек, а не восковая фигура. Прекрасная восковая фигура, двигающаяся как пантера в ночи. Каждое его движение было столь взвешенным и острожным, словно он каждый день шагал по льду. Темные волосы всегда идеально уложены, взгляд прямой и требовательный, будто весь мир задолжал ему как минимум Бугатти за его великолепие (которая, кстати, у него уже есть, и ведь даже не одна). Ты была средней в семье, и привыкла ощущать опеку над собой со стороны старшего брата. Несмотря на свой внешне холодный вид, с тобой он всегда ощущал себя… живым. Когда родители уезжали на уикенд или на целую неделю куда-нибудь на Майями или в Пхукет (и никогда не говорили вам, зачем), Чонгук всегда приглядывал за тобой. Он никогда не оставлял тебя в доме одну, никогда не приводил своих друзей, не устраивал вечеринки (и не позволял тебе), пока предков не было дома. Когда вы были маленькими, он практически был твоей нянькой — это он, а не родители, читал тебе на ночь книжки, водил гулять по вашему огромному саду и плел для тебя венки из нарциссов и одуванчиков. Ты любила проводить с ним время, потому что Чонгук никогда не позволял себе кричать на тебя, как это частенько делали отец с матерью. Так длилось ровно до тех пор, пока ты не подросла до своих 15 лет. Ему в то время было уже 18. Он начал встречаться с красивыми девушками из богатых семей (разумеется, из тех, что одобряли родители). С тех пор ты стала замечать изменения в своем брате. Он рос каждый день, и каждый день становился все мужественнее и сдержаннее, как будто с годами в нем испрялась вся его доброта и забота. Когда тебе уже исполнилось 18, ты начала говорить с ним о его отношениях. Обо всех этих стеклянных, фарфоровых и пластиковых куклах, с которыми он целовался под окнами твоей спальни поздними вечерами на прощанье. Ты говорила ему, что каждая из них — пустышка, змея, которая хочет лишь прибрать к рукам ваше семейное состояние и не более того. Ты помнила, как ровно три года назад вы лежали поздней ночью в твоей комнате и полушепотом разговаривали об этом: — Ты что, слепой? Она даже не смотрит на тебя, когда приходит к нам домой. Ее глаза горят не при виде тебя, а при виде наших гобеленов и картин в гостиной. И еще маминых украшений. — Т/И, да перестань, — насмешливо отвечал Чонгук. — Признайся уже, ты просто ревнуешь. Ты видела, как на его идеальном гладком лице проступили маленькие ямочки от легкой улыбки. Ты затаила дыхание и, не сводя глаз с его этих невероятно милых ямочек, якобы оскорбленно прошипела в ответ: — Ну ты скажешь тоже, олух. Да такого как ты может приревновать только Снежная Королева или Белоснежка. Я, слава богу, ни к той, ни к другой не отношусь. «Что ты несешь??»,– пронеслось у тебя тогда в голове. Конечно же, ты ревновала своего брата к этим богатеньким безмозглым шлюхам. Ты следила за каждым его прощанием с ними у окна своей спальни, и каждый раз при виде того, как он целует одну их них, низ твоего живота начинало нестерпимо жечь. Со временем это чувство усиливалось, и порой почти лишало тебя сознания. Видя, как он обнимет других за талию, впивается в них своими прекрасными пухлым губами, ты испытывала очень странные чувства. Тебе одновременно хотелось плакать и стонать от удовольствия, закрывая глаза и представляя себя на месте его очередной девушки. Твоя рука будто сама тянулась вниз, тебе хотелось ласкать себя там, где жгло и молило о прикосновениях. Ты представляла себе, как длинные прохладные пальцы брата медленно спускаются вниз по твоему животу, оставляя после себя обжигающий след из мурашек. Ты начинала практически физически ощущать, как они перемещаются к самым нежным и чувствительным участкам твоей кожи, заставляя тебя ловить ртом воздух от перехватывающего дыхание нетерпения. Твои тонкие пальцы спускались чуть ниже и находили свой путь к самым желанным местам — ты поглаживала свои половые губы и постепенно достигала клитора, возбуждая себя все сильнее и представляя, как брат прижимает тебя к холодным простыням и одной рукой зажимает тебе рот, чтобы вас не услышали родители, а другой ласкает твою промежность. Ты поворачивала голову и стонала в подушку, продолжая представлять, как рука Чонгука распаляет пламя между твоих ног. Ты представляла, как его пальцы начинают входить в тебя, сначала медленно и осторожно, затем все резче и быстрее, и уже готова была закричать и кончить от этой ужасающе реальной фантазии, как вдруг услышала легкий стук в дверь и резко поднялась на кровати, откинув руку. — Т/И, ты уже спишь? «Да конечно, какое тут спишь», — подумала ты про себя, восстанавливая сбившееся дыхание. — Нет, не сплю, — неровным голосом ответила ты. Чонгук легкой тенью проскользнул в комнату и закрыл за собой дверь. Он бесцеремонно улегся на твою кровать и лежал так целую минуту, не говоря ни слова и лишь чуть слышно дыша. — Как прошло свидание с очередной безмозглой Барби? — попыталась придать своему голосу привычный язвительный тон ты. — Нормально, — уклончиво ответил он, поворачивая к тебе голову. — А ты почему еще не спишь? — Дурной сон приснился, — нагло соврала ты в лицо брату, пряча от него подальше свою правую руку. — Ну а потом ты заявился. — И о чем же был твой дурной сон? — улыбнулся он, отчего твое сердце вдруг запнулось и пропустило пару ударов. — Да так, ни о чем, — также уклончиво ответила ты, все еще незаметно от него восстанавливая свое тяжелое дыхание и стараясь оставаться максимально спокойной. — Приснилось, что ты женился на одной из своих краль и она стала наводить здесь порядок. — О боже, какой ужасный сон, — тихо рассмеялся он, отчего внизу твоего живота словно пронеслась струйка холодного воздуха. — Наверное, ты просто не переносишь мысли о том, что я могу кому-то нравиться. — Конечно, не могу, — ни капли не лукавя парировала ты. — Кому захочется трахаться с сынком из семейки, которая слывет чокнутой на всю голову и о которой ходят всякие слухи. — Какие слухи? — Чонгук вдруг приподнялся на одном локте и уставился на тебя в темноте. — Ой, да ладно, ты как будто не в курсе, — насмешливо-снисходительно ответила ты. — Нет, — на полном серьезе ответил тот, продолжая внимательно смотреть на сестру в слабом свете тонкого месяца. — Ну что у нас вся семья — это одно сплошное кровосмешение. Мол, мы все очень похожи друг на друга и все немного того, потому что у нас одна и та же кровь течет в жилах. — Ты правда в это веришь? — вдруг серьезно спросил Чонгук после недолгой паузы. — А ты нет? Посмотри на наших родителей, на наших двоюродных братьев и сестер. Да по нашей семье Фрейд плачет, и еще пара десятков психиатрических клиник. Мы же все ненормальные. — Разве я ненормальный? А ты? — настойчиво спросил старший брат, притронувшись в темноте к твоей руке. — А ты считаешь нормальным мое желание сделать вот это? Как в тумане, ты взяла его руку и положила себе между ног. Боже, ты так давно хотела это сделать. К своему удивлению, ты почувствовала, как Чонгук напрягся, но не отстранился. — Мы не должны делать этого, — еле слышно прошептал он, словно уговаривая не тебя, а самого себя. — Но ты же не отрицаешь, что в глубине души тебе тоже этого хочется? — твои бедра еще плотнее примкнули к его руке, и ты почувствовала, как внизу все будто начинает плавиться. — Я… мы не… — Мы не выбираем свои пороки. Они выбирают нас. Это просто часть нашего ДНК, не более. Ты придвинулась к нему ближе и легонько укусила за мочку уха, слегка оттянув ее вниз. Почувствовала, как парень начал прерывисто дышать и все его тело напряглось, словно струна. Ты прошлась пальцами по его волосам и прикоснулась губами к шее, оставляя на ней легкие поцелуи, которые столько раз представляла в своих фантазиях. Чонгук сдавленно охнул и резко обхватил тебя руками, нависнув сверху. Он приблизился к твоему лицу очень медленно, а затем стремительно захватил твои губы в один долгий и очень сладкий поцелуй, словно боялся передумать и отстраниться от тебя. — Я хочу, чтобы ты…. сделал это со мной, — сумела выдохнуть ты, когда вам обоим уже перестало хватать воздуха. — Ты уверена? — прошептал брат, пытаясь прочесть ответ в твоих глазах, скрытых темнотой. — Кто еще сможет сделать со мной это в первый раз лучше, чем мой любимый брат? — ответила тихо ты и снова впилась в его нежные, мягкие губы нетерпеливым поцелуем, выгибаясь навстречу его телу. — Сделай это со мной. Пожалуйста, — почти что жалобно проскулила ты, начав расстегивать рубашку на его разгоряченном мускулистом теле. — Ну как я могу отказать своей сестренке в ее День Рождения, — ответил Чонгук и одним движением сорвал с себя рубашку, обнажив свой мощный торс. — Но предупреждаю, я могу сделать тебе больно. Я не всегда контролирую себя. — Это все, чего я хочу, — прохрипела ты, ощущая, как его руки неторопливо пробираются сквозь твою легкую пижаму. — Чтобы ты перестал сдерживать себя. Чонгук больше не сказал ни слова и не дал сделать это тебе — одним резким движением он снял с тебя шелковую пижаму на бретельках и разорвал ее на две части. Прильнув к твоим губам, он поднял обе твои руки и начал туго связывать их у изголовья кровати. Ты лишь смогла сдавленно охнуть и подчиниться его напору, становившемуся с каждой секундой все сильнее. Ты почувствовала, что руки были связаны очень крепко. Его губы перешли на твою шею, оставляя на ней болезненные засосы, а пальцы начали продвигаться вниз. Когда Чонгук добрался до твоей самой чувствительной зоны и стал ласкать ее, ты не смогла сдержать стон, но парень тут же заткнул тебе рот другой рукой. — Я предупреждал, — задыхаясь от собственного возбуждения, прорычал тебе в ухо брат. — Я не смогу себя сдерживать в постели. Особенно с тобой. Ты хотела ответить ему на это хоть что-то, но он не позволил тебе такой наглости. Ты почувствовала, как его твердый член уже был полностью готов к тому, чтобы войти в тебя и подарить новую волну боли и блаженства. Чонгук провел языком от твоего уха, скользнул по ключицам к груди, подразнив твои набухшие соски пару секунд, отчего ты готова была взорваться новым стоном, который он немедленно присек рукой. Затем спустился вниз, проведя горячим языком по влажной и такой сладкой на вкус промежности своей сестры, готовя тебя к себе. Ты уже практически не соображала, кто ты на каком свете находишься, когда снова услышала треск надорвавшейся шелковой ткани, оставшейся от твоей пижамы. В следующий миг вся комната полностью погрузилась во тьму, потому что Чонгук завязал тебе глаза. — Ты не хочешь, чтобы я видела тебя? — спросила ты, пытаясь сориентироваться в наступившей душной мгле. — Я хочу, чтобы ты закрыла глаза на то, что мы брат и сестра, — ты ощутила, как его руки нетерпеливо раздвинули в стороны твои ноги. — На то, что мы совершаем грех, — его пульсирующий, тяжелый от прилившей крови член уперся в твой живот. — И на то, что мы оба сгорим за это в аду. Его последние слова заставили тебя вздрогнуть, но ты даже не успела ничего произнести, как уже почувствовала, что он вошел в тебя. Грубо, неумолимо, жадно, будто наконец взял свое. Он не дал тебе возможности привыкать к этому ритму постепенно и двигался резко, сдавленно прошептав на ухо: — Если родители услышат, нам обоим конец. Ты ощутила острую боль и столь же острое наслаждение, будто твои воспаленные внутренности в нижней части тела вспарывали ножом и освобождали от жгущей, невыносимой истомы, не дававшей покоя последние несколько месяцев. Чонгук с силой сдавил твои руки, связанные шелковой повязкой над головой, и начал двигаться еще быстрее, входя все глубже, практически вдалбливая тебя в вибрирующую от ваших ритмичных движений постель. — Я хочу, чтобы ты называла меня своим папочкой, — еле дыша, прохрипел он, слегка постанывая от подкатывавшего оргазма. — Скажи, кто твой папочка. — Ты мой папочка, — с трудом смогла выговорить ты, захлебываясь в собственных чувствах, готовых вот-вот разразиться кипящей лавиной наружу. — Ты мой папочка, Чонгук. — Молодец, хорошая девочка, — одобрительно прошептал он, сдерживаясь от собственного громкого стона. — А теперь заткнись и дай папочке кончить в тебя. — Я… Он втолкнулся в тебя со всей силы и прижал рукой за горло, почти перекрывая кислород. Ты ощутила, как он резко вышел из тебя и на внутренней стороне бедра стало тепло и мокро. Белая вязкая жидкость густыми каплями скатывалась по твоему левому бедру. Чонгук еле дышал, отпустив руку с твоего горла и прислонившись лбом к твоей груди. Ты чувствовала, как жгущее пламя внизу живота распространилось по всему телу, заполнив тебя изнутри до самых кончиков пальцев. Простыня под вами была влажная, липкая, горячая. Ты все еще лежала с закрытыми глазами и не могла поверить, что все это произошло на самом деле. Через секунду ты почувствовала, как тонкие пальцы начали развязывать твои руки и глаза. При слабом свете луны ты увидела разгоряченное лицо своего старшего брата, покрытое мелкими капельками пота, с разметавшимися в стороны влажными прядками черных волос и глазами, горевшими огнем, которого ты никогда раньше в нем не видела. Наконец-то тебе удалось узреть его несовершенство, которое показалось тебе в тысячу раз прекраснее совершенства. — С Днем рождения, Т/И, — сказал Чонгук перед тем, как заключить твои губы в полный вожделения поцелуй. — Надеюсь, тебе понравился мой подарок.