Шалость удалась

В общежитии слишком тихо. Слышно, как в одной из комнат методично тикают настольные часы. Всё помещение погружено во тьму ночи — тишина такая тихая и умиротворяющая, что её можно пить с ромашковым чаем на зефирном рассвете. И эту идиллию прерывают тихие крики за дверью, возня с одеждой и пьяные ошибки в наборе кода от квартиры. Только с третьей попытки пальцы попадают по нужным цифрам, тогда белая дверь открывается нараспашку, и два нетрезвых человека вваливаются в коридор, залитый тусклым светом лампы, отреагировавшей на движение. Жители квартиры специально установили слабый свет в коридоре, потому что часто они возвращаются домой поздно и порознь. Это забота о каждом из них. Но только сегодня ночью двое из четырёх возвращаются вместе в абсолютно пустую квартиру. Ноги путаются ни сколько от выпитого алкоголя, а от смеха и истерики, что едва можно сдержать с мыслями о комфорте соседей на этаже. Уже были случаи жалобы на эту квартиру, поэтому Минхо и Сынмин пытаются изо всех сил. Они заходят в квартиру, сразу же захлопывают дверь, падают на пол и дают волю своему смеху. Он такой искренний и звонкий. Самый настоящий, когда взгляд каждого с нежностью ласкает лицо напротив, от которого в груди цветут райские сады. Разве может быть так хорошо? Когда просто в темноте? Просто два человека, которые знают друг друга лучше всего? Рука Минхо скользит по ноге Сынмина змеёй, ищет чужую ладонь, чтобы сплести их пальцы. Этот жест интимнее, чем поцелуи. У Сынмина задорная улыбка сходит с лица моментально вместе со смехом. Он становится серьёзным, над чем не может не похихикать человек рядом. Минхо хмыкает, когда его ладонь достигает своей цели, и теперь он ощущает кожей Сынмина. Так ощущается правильно. — Сынмин-а? — Да, хён? — Ты красивый. Даже сквозь слои темноты Минхо может увидеть, как загораются румянцем щёки его парня. Это забавляет каждый раз, поэтому Минхо повторяет, чтобы точно свести с ума его Ким Сынмина, в чью реакцию он так искренне влюблён. — Такой красивый, — голос Минхо сквозит нежностью, — что можно задохнуться. — Так задохнись, — Сынмин хихикает, — раз я такой красивый. — Ауч, ты меня не любишь, мелкий. Минхо привстаёт, чтобы удобнее потянуться к Сынмину. Его руки касаются плеч, прикрытых одной рубашкой, куртки они уже сняли. Ладони скользят по предплечьям, пока Сынмин жмурится, ожидая атаки. Но она случается не в виде скручивания запястий и другого шутливого насилия. На губах Сынмина расцветает поцелуй. Осторожный и кроткий. Сперва один. Затем второй и третий. Минхо покрывает поцелуями лицо Сынмина, пока тот мычит не от отвращения, а от неожиданности. Потому что подобная нежность в их отношениях — это привилегия. Чаще всего случавшаяся именно в такие моменты. Когда наедине, в темноте и тишине. Сынмин не жалуется, потому что эти мгновения он все сохраняет в памяти и теплом в груди. То же самое делает и Минхо. — И где твой ответ, мелкий? — Я бы ответил, но меня взяли в заложники. — Как будто тебе это не нравится, — Минхо чмокает Сынмина в щёку, — мелкий. — Ты можешь не называть меня «мелким»? — у Сынмина перед глазами пятна цветные прыгают, пока он спиной чувствует твёрдый пол коридора. — Это ощущается неправильно. Услышав последнее слово, Минхо ухмыляется. Его губы расплываются в улыбки, которую Сынмин видит очертаниями в полумраке. — Неправильно — это когда мы дома одни, и всё ещё не… — Хё-ё-ён, — Сынмин бьёт парня по рукам, вцепившимся в его ремень, — ну, руки грязные! И мы в коридоре на полу. Буквально. Претензия Сынмина рассмотрена в картотеке в голове Минхо за считанные секунды. После этого, недолго думая, Минхо встаёт, тянет за собой парня под ним и, взвалив себе на плечо, под недовольные комментарии, несёт в сторону ванной комнаты. Только открыв дверь, Сынмина опускают на пол. А тот лишь крепче держится за плечи своего парня и жмурится из-за резкого яркого цвета. — Ты принёс меня мыть руки? Я мог сам дойти. — Лучше. Мы давно не принимали душ вместе, верно? Минхо спешно раздевает Сынмина, потому что знает, что они дома одни. И было бы глупо с их стороны не воспользоваться этой возможностью. Одежда падает бесформенной грудой на пол. Ноги путаются в тканях, а губы — сталкиваются в долгожданных поцелуях. Пара давно не чувствовала себя свободно и открыто рядом друг с другом, потому что всегда окружена менеджерами, сотрудниками агентства, журналистами, фанатами и, конечно, мемберами. Некоторые из последних, вероятно, догадываются, что Сынмин по ночам в комнату Минхо ходит не только за «забытыми вещами», а старший мембер готовит с глупой улыбкой на лице завтрак для вокалиста не из-за большой любви к готовке, а к своему особенному человеку. И только этот человек знает о чувствах, вложенных в короткое: «Ешь, не чавкай, раздражает». В ванной комнате раздаётся щелчок. Он эхом разносится по помещению, ударяясь звонко в светлый кафель. От горячей воды быстро образовывается пар, клубами поднимавшийся к потолку. Все стеклянные поверхности покрываются дымкой, и Сынмин не может сдержать желание нарисовать на зеркале один единственный знак. Смущаясь, он рисует подушечками пальцев сердце, возле которого выводит букву «М». Это сопровождается гримасой со стороны Минхо. Даже для его влюблённого сердца это уже слишком. О чём он тут же спешит сообщить Сынмину, успешно затащив того в душевую кабину. — Это было отвратительно романтично, Ким Сынмин. — Примерно так же, как и ты, хён? Который принёс меня сюда? У Сынмина уголки губ разъезжаются в разные стороны, что очень веселит Минхо. Они любят поддевать друг друга — это основа их отношений. И даже сейчас, когда они стоят в душе, раздетые, разгорячённые моментом, они не могут удержаться от желания сказать какую-нибудь едкость. В этом смысле они идеально дополняют каждого. — Ким Сынмин? — Минхо хён, ты перестанешь когда-нибудь использовать мою фамилию? — Сынмин задерживает дыхание, почувствовав прикосновение ниже. — Никогда. — Она тебе так сильно нравится? Мхмв… Последние слова Сынмина тонут в поцелуе под тёплой водой. Она льётся на парней сверху, полностью покрывая каждый миллиметр кожи. Ощущение контрастов жжёт кожу мурашкой, от которой обоих ведёт дрожью. Долгое воздержание тоже играет свою роль — паре едва удаётся в эти дни срывать быстрые мягкие поцелуи в тёмных коридорах общежития. — Фамилия красивая, — Минхо проводит большим пальцем левой руки по щеке Сынмина. — Но есть ещё кое-что лучше. — И что же это, хён? Вместо ответа Минхо покрывает поцелуями грудь Сынмина. Его пальцы касаются напряжённых сосков, которые хочется ласкать так, чтобы срывать любимые громкие стоны. Ведь у Сынмина отличный голос. И стонет он всегда с чувством и полной самоотдачей. Услышав шумный вздох парня, Минхо ухмыляется. Медленно он опускается на колени перед ним. А оказавшись внизу, начинает покрывать поцелуями лобок и узкие бёдра Сынмина, от которых он без ума. Один их вид так близко будоражит мысли Минхо, которых сейчас так много. У Сынмина мыслей не меньше. Громких и кричащих в голове сиреной, когда его взгляд опускается вниз и цепляет тёмную макушку между ног. Минхо осторожно берёт в руки возбуждённый член Сынмина. Влажный от воды, налившийся кровью, с выступившими венками, — он выглядит великолепно. Минхо не собирается бороться с желанием коснуться языком этой прелести. И он это делает: высовывает кончик языка и накрывает им головку, выглядывавшую из двигающегося кулака. Этот жест не остаётся неоценённым. Сынмин награждает Минхо довольным мычанием и поглаживанием по спутанным мокрым волосам. Его накрывает тёплой волной удовольствия от нехитрых действий любимого человека, от обстановки, в которой они находятся. С губ срывается тихое: «Минхо хён, пожалуйста». Минхо скользит языком по всей длине. Насаживаясь ртом, втягивая щёки, — он давится размером Сынмина, но продолжает доставлять удовольствие партнёру. Того размазывает от близости и невероятного вида на такого Минхо, знакомого только ему: нежный, готовый на подвиги для важного человека, любящий и стоящий на коленях только перед ним. От последнего Сынмину кружит голову в ритме танго. Его стоны становятся громче, поэтому он инстинктивно прижимает ладонь к губам, пытаясь заглушить себя. Но это мало помогает. Минхо нравится делать приятно Сынмину. Он не в первый раз делает минет своему парню, поэтому не видит в этом ничего необычного. Они часто меняются, следуя за чувствами, шептавшими им, как будет правильно сегодня. Внутренний голос подсказывает Минхо, что сейчас будет правильно так. Когда горячая плоть во рту сводит с ума; когда собственная рука между ног разносится дрожью по позвоночнику; когда в одном ритме, до финальной точки. Вместе. Пальцы Сынмина крепко сжимают волосы Минхо. Они оттягивают их ощутимо, но не больно. Это немного отрезвляет Минхо, который уже и сам на грани — парень ускоряет движение рукой и начинает быстрее двигать головой, вбирая член до самого основания. Кончик его носа касается гладко выбритого лобка Сынмина, что ощущается невероятно правильно. У Сынмина сердце бешено стучит в груди. Его дыхание рваное и скомканное. Оргазм накрывает его с головой, пока он затылком стучит по светлому кафелю ванной комнаты. В этот же момент Минхо собирает языком сперму с пульсирующего члена. Часть попала ему на лицо, но потоки воды смывают белёсые капли. Сынмин опускается на колени напротив Минхо. Его ладонь накрывает член парня, подушечки пальцев мягко стимулируют головку, снимая напряжение. Губ Сынмина касается улыбка, когда тёплая жидкость обжигает его ладонь. Они оба тяжело дышат. Сбитые, смущённые искренностью, — они прижимаются лбами друг к другу, пока тела содрогаются в приятной истоме. Губы ищут покой в любимых губах напротив, а голову кружит от резкого запаха кофе. — Кофе? — Минхо спрашивает хриплым голосом. — Гель для душа, — Сынмин активнее размазывает жидкость по спине парня. — Вкусный, да? — Не-а, ты вкусн... — Заткнись. Сынмин накрывает губы Минхо требовательным поцелуем. Оба понимают, что только на минете они не остановятся этой ночью. Поэтому им лучше скорее закончить с водными процедурами и упасть на мягкую кровать одного из них, чтобы продолжить небольшую шалость, начавшуюся взаимно-искренне так давно.