Когда идёт снег?

Обитель освещал лунный свет, дул ветер, и снаружи было весьма прохладно. Он поднимал с земли пыль и опавшие листья, кружа их в воздухе и в конечном счёте опуская обратно. Чайлд поёжился — спать днём или вечером здесь было приятно, но ночью температура падала и ветер становился сильней. Он приоткрыл глаза: вокруг было темно и до жути тихо, лишь шуршание листьев нарушало покой. Тарталья нехотя поднялся, он хотел спать, но здесь, на улице было холодно и ветрено, так что он предпочёл бы переночевать в доме. «Насколько я знаю, в доме Люмин одна кровать, но она двухместная, так что.» подумал Чайлд. Он, осторожной походкой прошёл в комнату, стараясь не разбудить путешественницу. В первый раз он прогадал, и попал на кухню. Там на столе тихо спала кошка. Тарталья тихо закрыл дверь, опять же, стараясь не разбудить ни кошку, ни Люмин. Во второй раз он угадал. Попав в спальню своей подруги, Чайлд, вопреки всем своим стараниям не разбудить жителей дома, плюхнулся на кровать, тут же пожалев об этом. Хотя, Люмин кажется, по-прежнему спит. В голове пронеслась мысль о том, что путешественница врядли будет рада, если проснётся с Тартальей в одной кровати. Она будет зла, и это очевидно. Будь она в сознании, давно бы выгнала его. Но Чайлд не мог уйти по двум причинам: Спать под деревом, конечно, удобно, но там ветрено и холодно. И второе: кровать путешественницы была мягкой и тёплой, для Тартальи она казалась очень удобной. Помимо этого, ему нравилось наблюдать за спящей Люмин, за тем, как вовремя дыхания приподнималась её грудь, скрытая от чужих глаз одним только бюстгальтером. Руки сами тянулись чтобы потрогать, но Чайлд понимал, что это не правильно, и что если он сделает это то навсегда получит клеймо эгоиста от своей подруги. Чайлд почти заснул. Разум был затуманен приходящими сноведениями, он не понимал где находится. Но это его не волновало. Нежно обнимая того кто лежал рядом, как мягкую игрушку, словно защищая от внешнего мира, Тарталья оканчательно погрузился в сон. 3:11 Люмин проснулась. Взглянув на часы, она поняла, что ещё глубокая ночь, и что вставать не обязательно. Было холодно, одеяло мало помогало. Но она чувствовала на себе чьи-то тёплые руки. Хотелось прижаться спиной к незнакомцу, дабы согреться, но осознание того, что она даже не представляет, кто это может быть помешало этому. Путешественница подорвались, и тут же перед ней всплыли воспоминания вчерашнего дня. Спросонок они все теряются. — Чайлд Тарталья. Кто бы мог подумать, что однажды мы будем лежать в одной кровати, да ещё и в такой позе. — А. — Не смотря на то, что Люмин не хотела чтобы Тарталья услышал, она всё-таки продолжила диалог распросами: — Что ты здесь делаешь? — Тихо, но уверенно произнесла Люмин. — А, я. Я. Эм. — Чайлд не понимал что происходит, но пару секунд посидев в бездействии рассмеялся. — А, я ну, на улице было холодно — Потерпишь. — Ну же, Люмин, не будь так жестока ко мне. — Сказал Тарталья, положив руку на плечо путешественницы. -Ты понимаешь что говоришь? Позволить тебе спать со мной в одной постели? Я и так приютила тебя. Ты — Фатуи, я — твой враг, который сжалился над тобой, наверно, только из-за твоего брата. И вообще: как я могу быть уверенной в том, что ты не решишь вдруг убить меня посреди ночи?! — Люмин, пожалуйста. Я не хочу спать там. Там холодно. — Сказал Чайлд положив голову на плечо путешественницы, нежно целуя в шею, словно игнорируя все её слова. Люмин весьма озадачило такое действие. Она не знала что делать, но Тарталья счёл это одобрительным жестом. — Значит, можно? — вежливо спросил он. — А.Ээ, постой, я такого не го- Чайлд не стал слушать её, заткнув поцелуем и поволив на спину. Не разрывая его, он постепенно раздевался и раздевал Люмин, отбрасывая каждый элемент одежды в сторону. Наконец он отстранился, нагнувшись к уху путешественницы: — Ха-Ха, не знаю как, но кажется я влюбился. — Заткнись. — Люмин ответила так, но сама смутилась, не оказывая ни какого сопротивления своему «другу». Тарталья лишь рассмеялся, оставляя красноватые следы от засосов на теле Люмин. Нежно целуя её он постепенно спускался вниз, наслаждаясь тихими, приглушёнными стонами, которые переодически вылетали из уст путешественницы. Внизу всё горело от возбуждения, как у Люмин, так и у Тартальи. Единственный элемент одежды, который не снял Чайлд прикрывал его половой орган. Но скоро и он полетел прочь. Пытаясь удобней устроиться, Тарталья заметил лицо Люмин: она явно нервничала, возможно даже боялась. — Не волнуйтесь, миледи, вам нечего бояться! Я не причиню вам боль, я доставлю вам только удовольствие! Кхм. Если, конечно, вы будете называть меня «сэр Тарталья», ну или «господин Тарталья». — Да иди ты! — выпалила путешественница. Чайлд не из тех, кто умеет успокаивать людей. — Ха-ха-ха, ну что ты так! — рассмеялся он, после чего резко вошёл. Это заставило Люмин поморщиться и издать сдавленный стон. Тарталья сменил позу, приподняв путешественницу так, что бы она сидела на его коленях, и при этом утыкалась лицом в его грудь. Он продолжал двигаться, тихо стоная и улыбаясь каждый раз, когда точно такие же стоны слетали с губ Люмин, которые она усердно пыталась держать при себе. — Не сдерживайся. — На это высказывание путешественница никак не отреагировала, но через пару минут всё же ответила: — Го. Господин Тарталья… Если. Если мы. Будем. Громко себя. Вести, Паймон. Она может. Услышать. — Люмин было трудно говорить, она была на исходе, и Чайлд это заметил. Да и сам он выдохся. Почувствуя, что скоро кончит, он остановился. Тяжело дыша, он вынул свой член из тела путешественницы, после чего излился прямо на живот. Через несколько минут они оба повалились на кровать без сил. — Я сказал тебе называть меня «господином Тартальей», и ты, хоть и отказала, послушно выполнила мою просьбу, ха. Но — — Заткнись! Это был сарказм, не смей упоминать это так, будто я тебе подчинилась! — А разве это не так? В любом случае дай мне договорить. -… — Теперь можешь звать меня Аякс, только не при людях. — Не при людях? А чего так? Думаю им пришлось бы по душе твоё настоящее имя. — Принцесса моя, я открылся к тебе, проявила бы хоть какое-то уважение, это не вежливо. — Тц, то что мы сделали не даёт тебе права давать мне милые клички. — Ха-ха, да ну?