Лимит твоей боли

There isn’t any God — Rusty Cage

— Мне часто снятся кошмары. — Как часто? — Почти каждую ночь. — Это связано с тем, что вы просили моей защиты? — Обязательно задавать вопросы? — в ее голове крутилось одно: И как я здесь оказалась? — Вы пришли сюда вновь, чтобы со мной поговорить. В ином случае получится один монолог, — а вот и ответ. «Что за глупость. Пришла сюда, ведомая желанием поговорить» Эмалия сглотнула, на миг посмотрев себе под ноги, а потом на Грин-де-Вальда рядом. Все те же кресла, та же одежда и тот же камин. Перед глазами пролетели воспоминания, и щеки ее слегка покраснели. Колени дрогнули, когда она непроизвольно захотела их свести. «Несколько поцелуев и я уже надеюсь встретится с ним в коридоре? Но с ним и правда приятно вести беседу. Как с человеком, умеющим точно говорить. Так и хочется продолжать только чтобы услышать поставленный голос» — Мне нужна была защита от одного человека. — И я так кстати появился на пути. — Да вы зрите в корень. Но это так. Даже сейчас я бегу, оставаясь на одном месте. А для того, чтобы убегать, мне нужен тот, кто прикроет спину. — Мой вступительный экзамен на новую роль прошел отлично, — хмыкнул он. — К сожалению, у вас еще будет время его пересдать. — От чего вы бежите? Она вздрогнула. «Слишком прямо» — От воспоминаний. — И сколько продолжается ваш бег? — Долго. Очень долго. Кажется, что всю жизнь. — И тот преследователь — связная часть вашей тревоги. — Я убегаю от своих снов. От воспоминаний, от памяти. Наконец, от человека. Можно сказать, что и от незнания тоже. — Вы не уверены в монстре, который гонится за вами? — она коротко рассмеялась. — О нет, в нем я уверена. Я не уверена в том, что я помню. Как точно я запомнила то, что стараюсь не ворошить. Время забирает многое, в частности и воспоминания. Ведьма на секунду сжала челюсти. — Понимаете, я ежедневно прокручиваю в голове одно и то же. Но как я могу быть уверенной, что часть из этого — не мои выдумки, — она с силой сжала волосы на голове. — Когда ты — рассказчик, то слушатель воспринимает твою версию как одну из нескольких. Но если ты единственный такой рассказчик? Если сравнивать не с чем? Если мысли крутятся постоянно и их не остановить, то что из воспоминаний — правда? — Вы никогда и не пробовали поговорить. — Очень проницательно. — Это мой дар. — Предлагаете мне сейчас исповедаться вам? — Попробовать можно, — он улыбнулся. — Боитесь, что слишком многое мне раскроете? — Ох нет, что вы. Меня отвлекают мысли о том, как бы вы выглядели в роли священника. — Картина то приятная? — Пока не определилась. Но чем больше мы будем болтать, тем четче я буду представлять вас в иной одежде, — он хмыкнул — Тогда приступим, — из Эмалии точно выкачали всю энергию, оставляя на душе глубинную дыру и осадок пролетевшей забавы. — Что же…

_____

Из приоткрытой двери в теплый дом с шумом влетел морозный ветер, оставляя на своем пути мелкие снежинки. Закутанный в несколько слоев одежды человек тут же прикрыл за собой дверь. Потопал на одном месте несколько раз, отряхивая от снега обувь и снимая ее. Выпутался из шарфа с шубой, вешая на крючок одежду и кладя перчатки на тумбочку. — Я дома, — крикнул мужчина и осторожно прошел вперед, разминая окоченевшие ноги. — Мы остались без печенья! — хрупкие ручки цепко обвились вокруг его ног. Снизу вверх маленькая девочка смотрела на него яркими глазами, широко улыбаясь. Мягкие кудри обвивали девичье лицо и струились до плеч. Словно косолапый медведь, мужчина, клонясь из стороны в сторону и подталкивая девочку, прошел до кухни. Смеясь, он отцепил от своих ног ее руки и взял в свои. — Ледяные, — ахнул ребенок. В ответ он шутливо подышал на их соединенные пальцы. — Кажется, что-то с печью произошло, — напоследок потрепав по голове ребенка, мужчина обнял со спины стоявшую у стола женщину и поцеловал в щеку. — С печью? А я весь вечер грезил твоей выпечкой. У нас на ужин яблочный штрудель? — сказал он, заглядывая за плечо жены. — Надеюсь, ты не против завалявшихся со вчера в холодильнике запеченных яблок, — она поставила на место последнюю тарелку. — Если они поданы в таком виде — нет! — девочка схватила отца за одну ногу и потянула на себя. Мужчина рассмеялся, наблюдая, как она пытается привлечь к себе внимание, то дергая за руку, то за ногу. — Па-ап, у меня голова кружится! — мужчина прошелся еще раз по своей оси, за руки держа девочку и кружа ее по комнате с такой скоростью, что ноги ее еле касались пола. — И как же ты хочешь? — он осторожно вернул ребенка на место. — Медленнее? — изменяя хватку, потянул за маленькие ручки на себя. — Эй! Я же тебе так ноги оттопчу! — мужчина шутливо приподнял носки, и девочка качнулась вперед. — Ты что! — она шлепнула его по плечу, но тот поймал ее за руку, опуская на то же место и нежно придержал за талию. Они мягко кружили, каждый думал о своем. В головах летали какие-то легкие мысли, разные мелодии. На лице мужчины была теплая, ни к чему не принуждающая улыбка и блеск в глазах. Девочка чувствовала надежные руки, придерживающие за спину и тепло от отцовского тела. На них двоих падал свет от небольшой лампы, слегка освещающий комнату. Рядом послышался звонкий смех. Женщина-зритель хлопала в ладоши с улыбкой на губах. — Нам должно хватить продуктов. — Как ты думаешь, в этих людях осталось хоть что-то человеческое? — спросила она у мужа. — Ты считаешь, что мне доставит удовольствие мысль об этом? — Предпринять что-то надо, — она взяла его руки в свои. — Чтобы нас всех перебили? — он вывернулся из ее хватки. — Разве не все, что мы можем делать — это сидеть на месте ровно? Патовая ситуация — вот где мы сейчас! — Мы будем здесь консервироваться, как в банке. — Да бесполезно биться! Твои артефакты удерживают их, но ограничивают нас! — Это была жалоба? Даже если бы ты поставил защитное заклинание, они бы его разрушили! Артефакты запросто пробить не получится. — Вот и все! — он махнул рукой. — Везде тупик. Девочка схватила отца за ногу, пытаясь привлечь к себе внимание. — Па-ап, нас что, захватили? — он посмотрел в ясные детские глаза. Маленькие ручки продолжали трясти его ногу. Все перед ним было размытым. Свет от ламп мигал туда-сюда, когда его голова дергалась вниз. Мужчина вновь глянул на ребенка, замечая слезы в ее глазах и подступающий приступ истерики. Он почувствовал легкое раздражение. — Ты можешь что-нибудь приготовить! — Остались одни консервы. Ни муки, ни масла. Ничего. — Водой мы успели запастись, но нормальной едой — нет? — мужчина стоял посреди кухни, наблюдая, как женщина с ребенком, держа в руках потрепанные консервы, замерли в ожидании чего-то. — У нас нет выбора. — Твои хваленые артефакты с простой готовкой помочь не могут? — руки у женщины тряслись. Изо дня в день она чувствовала, как все тело скручивается в одну большую пружину. Хотелось накричать или что-нибудь сломать, но это бы только накалило обстановку. — У нас. Нет. Выбора, — повторила уже строже. Мужчина махнул рукой в сторону окна. — Серьезно? Что, по-твоему, я должен выходить на улицу и разбираться с тенью, которая ходит у нас под окном?! — женщина криво улыбнулась — Ты же глава семьи, разве нет? Вот, сейчас на нашу судьбу действительно покушается только один человек, а не целая толпа. Много людей на морозе не выдержало, глядишь, и этот сбежит! Одно быстрое движение и по комнате разносится громкий звук удара. Мужчина с горящими глазами и искривленным от ярости ртом смотрит, как на щеке жены разрастается красное пятно. Забившаяся в угол девочка дрожит от непонимания, но бежать через всю комнату или опустить взгляд не может. Развалившись на диване, мужчина поливает всех ругательствами. Сколько уже это происходит? Сколько дней или сезонов? Стрелки на часах летят, точность календаря уже не кажется такой несомненной. Все кажется прогнившим. Все и вся гниют изнутри. Ребенок сидит на полу в гостиной, сквозь завесу волос подмечая те же гневные размахивания руками со стороны дивана. Скоро уже можно будет пить, а через день-два что-нибудь съесть. Рядом раздается тихий топот, тут же на пол присаживается мама. — Через пару часов глотнем воды. — Да, мам, я понимаю. Громкий стук разносится по комнате. Они поворачивают головы в сторону. — Папа опять перевернул столик. — Мужчина топал ногами, пальцем тыча в окно. «Он вернулся! Все же придумал, как твой барьер сломать, а?! Гнида, все не успокоиться. Дружки ушли, а этот ошивается! У нас есть запасной выход? Через другое окно можно сбежать!» — бессвязно кричал он. — Мам, — все еще смотря в сторону, девочка поднесла большой палец ко рту, — мы здесь так и останемся? — она прикусила ноготь и с тихим звуком откусила край. — Мы здесь умрем? Если так, то я не хочу умирать от голода. Если мы выбежим на улицу, то замерзнем и далеко не убежим. Мам, — она посмотрела в глаза напротив, — это ужасно. Мы умрем страшно. — Так может произойти. В жизни бывает много путей. Наша… семья могла бы отдыхать в теплых регионах или же в целом не состоялась бы. Я бы не встретила твоего отца, не появилась бы ты. Однако, это случилось. Теперь мы в засаде и, возможно, медленно сойдем с ума, — она прикоснулась руками к щекам ребенка. — Мы здесь, сейчас. В настоящем. Можем ли мы что-то сделать? Да, можем, но я не могу точно сказать, что все здесь уже не сошли с ума. Девочка слегка улыбнулась и женщина отразила эту улыбку. — Ты не можешь провести здесь всю свою жизнь. Тот человек за окном нас не отпустит. Но юркого и незаметного человека может потерять из виду, — мама крепче сжала щеки девочки. — Ты должна бежать. Помнишь мою подвеску? Ты еще не можешь по своей воли трансгрессировать, милая. Артефакт сделает это за тебя. Медленно улыбка с лица ребенка сползала. Девочка пусто смотрела в родные глаза, не чувствуя под собой пола и острые ручки шкафа, на которые она опиралась спиной. Только крепко сжимающие лицо пальцы. — Убегая, ты должна представить. Просто представь! Все что угодно. Любое место в этом мире. Ты убежишь, слышишь? Мама тихо все объясняла, сидя рядом на корточках. Отец ругается в стороне. Кажется, последний раз, когда семья вместе в одной комнате. Ребенок смотрит в сторону. Лицо мамы расплывается — девочка не фокусируется на ней. Прямо напротив ее глаз тумбочка. Красивая открытка, разукрашенная разными узорами. Бумажку не поставили на красивое место — видимо, забыли. Небольшая развертка с картинкой Эйфелевой башни. И надпись — «Bienvenue à Paris» . — Я уберу защиту дома. У нас два выхода, — голос мамы доходит до ушей. — Ты знаешь, где запасной. Мама тянется к своей шее и снимает подвеску. — А сейчас, — она прикладывает артефакт к губам и что-то шепчет, — беги. Бери его и беги! Она отдает девочке свой артефакт. Быстро поднимается и разворачивается, слегка подвернув ногу. Обычно элегантная в своих платьях и туфлях с небольшим каблуком, сейчас она слишком потерянная. Выглядит помято, несчастно. Образ ухоженной и всегда собранной мамы срывает с глаз настоящий. Видя, как родной человек бежит, хромая на одну ногу, с грязным платьем, девочка навсегда запоминает эту картину. Образ, который ломает. Разрушает последний сказочный мирок, остававшийся на всем свете. Дверь громко хлопает и в дом врывается вихрь снега. Отец в ужасе кричит, падая с дивана. Он молотит руками по полу, приказывая скрывшейся жене вернуться. Девочка содрогается. Не чувствуя себя, поднимается на ноги, делая шаг в сторону. В противоположную от семьи сторону. Шаг. Еще один и еще. Дрожащими руками она открывает запасную дверь. Второй выход. Спасение. В лицо бьет ледяной ветер. Впереди темнота и лес. Она срывается на бег. Не помня себя, мчится вперед, чувствуя стопами каждую выемку на дороге. Перепрыгивает через небольшой забор ее дворика и оказывается в окружении деревьев.

***

Ветки хлестали по лицу. Конечности онемели от мороза вокруг. Тонкие царапины на руках, ногах и открытых участках шеи только подгоняли работу мышц. Камни, спрятанные сугробами, до крови раздирали стопы. С веток падал снег, не выдерживая силы и скорости мчащегося сквозь деревья человека. Девочка крепко держит руками подвеску, убегая так быстро, как никогда прежде. До ее слуха доносится хруст веток позади. Тот человек гонится за ней? Неужели, он убил родителей? Сейчас бежит с намерением убить еще одного. С каждым прыжком через мощный корень, каждой заминкой и секундой на раздумье, позади все отчетливее слышится топот ног. Это его дыхание или завывание ветра? В глаза и рот попадали снежинки. Легкие не выдерживали и саднили. Она повернула в сторону, делая сиплый вздох, и врезалась плечом в дерево, но бег не прервала. Приложила руку с артефактом к груди. Перемещаться было страшно. Неизвестность пугала, но выбора не было. Из головы вылетели все города и страны. Все места. В памяти была только мама, прикасающаяся теплыми пальцами к детским щекам. Перебирая ногами, девочка плакала навзрыд. Слезы на глазах застывали, склеиваясь со снежинками. «Ты должна бежать» — вспомнила она. «Bienvenue à Paris» и башня. Секунда и все тело словно что-то сжало, перемещая далеко от этого леса.

_____

Быстрым шагом Эмалия ходила по комнате, не в силах себя остановить. Картинки перед глазами плясали, словно угасающие искры фейерверка. Грин-де-Вальд сидел в кресле, не шелохнувшись. Медленно на него оседал груз сказанного. Дойдя до конца комнаты, Лия развернулась. При повороте подол ее юбки вновь колыхнулся, на миг попадая под свет огня в камине. Маленькая деталь вернула Геллерту фокус. Расправив плечи, он подозвал девушку к себе. Смотря снизу вверх, подал ей руку, которую ведьма, помедлив, слегка сжала. — Возможно, сегодня настал день откровений, — маг грустно улыбнулся. Жестким движением он опрокинул Лию на себя, потянув за руку. Ведьма опиралась на подлокотники, чтобы окончательно не упасть на него. Бесполезно — она уже фактически сидела на его коленях. Геллерт сжал пальцами ее бедра, не давая возможности сбежать. Может быть, слегка увлекся — девушка зажмурилась, но звука не издала. «Останутся небольшие синяки» — между тем мелькнуло у него в голове. Мягко он накрыл ее губы своими. Целовал нежно, медленно, столь же неторопливо прошелся языком по ее губам. Получив в ответ тихий стон, углубил поцелуй. — Я уже слышал эту историю, — с хрипотцой сказал Геллерт. Коснулся десен, неба, попеременно слегка отстраняясь и оставляя короткие поцелуи на ее губах. — Давно… от одного из последователей. Он часто рвался вперед и служил правдиво. Грин-де-Вальд усилил напор, уже с нескрываемой жадностью исследуя ее рот и переплетаясь с ней языками. Переместил руку, теперь придерживая ведьму за подбородок. — Единожды не справился с заданием. Поцелуй был грязным. Непристойно громкие звуки причмокиваний разносились по всей комнате. Эмалия слегка двинула тазом вперед, насколько позволяла хватка мага, внутренней стороной бедра проходясь по упирающемуся в нее бугру. Геллерт сильнее придвинул к себе ведьму. Оба застонали, на секунду замерев в такой позе и чувствуя дрожь по всему телу. Но тут же продолжили свой смазанный поцелуй, не сумев оторваться друг от друга. — Тогда я был слишком мал и неопытен. Думал, что нашел место, где хранят один Дар Смерти. Не признавал никаких методов, кроме кровопролития. Я охотился за остальными дарами… Послал своих людей. Того последователя, да вот только тот не справился. Упустил. Маг крепко удерживал за подбородок и бедро, покусывая ее губы. Эмалия упиралась руками в его грудь, стараясь хотя бы на миг отодвинуться, до хруста прогибаясь в позвоночнике. — Я его убил. В тот же день, когда он угробил все поручение. Во рту обоих появился соленый привкус. Из глаз девушки текли слезы, прочерчивая дорожку вниз и смешиваясь в их поцелуе. Она пересекла свои попытки отстранится. Позволяла себя целовать. — Те люди не охраняли Дар Смерти. Я был глупцом. Геллерт переместил пальцы в волосы Лии, с силой сжимая пряди на загривке и оттягивая ей голову назад. Ему нужно было больше доступа. Перестав себя контролировать, он терзал ее губы, чуть ли не урча от удовольствия. Словно находился долгое время голодным, существуя без какой-либо пищи. — Геллерт… — осипло позвала ведьма. Он поднял на нее глаза. Неестественно яркие, поблескивающие искрой безумия. Ей захотелось рассмеяться. Она окончательно потерялась в своих мыслях и чувствах. Безумие чудилось ей тем, что ожидает в конце. Тем, что будет, если разобраться в воспоминаниях. Маг отстранился, громко дыша. Лия приподнялась с его колен, дрожащими ногами ступая на пол. Внутри нее клокотал ворох эмоций, а вокруг слышалась звенящая тишина. Ведьма замахнулась и влепила ему пощечину. Грин-де-Вальд мог легко прервать это движение, но позволил себя ударить. Дверь за ушедшей ведьмой закрылась. Он провел рукой по лицу, медленно выдыхая.

***

Эмалия стояла в коридоре, потерянно оглядываясь. Страх, что все время сковывал ее, пропал. Все переживания и горькие воспоминания о человеке, который следил за ней и семьей стремительно блекли. На место тревоги не пришло спокойствие. Пришло неверие. Страх оказался безосновательным. Понимание разозлило. Хотелось разрушить все или захлебнуться слезами. Еженощные кошмары, сомнения к каждому прохожему — все пустое. Позади скрипнула дверь. — Это похоже на сумасшествие, — сказала Лия. Маг не подходил, стоя неподвижно. Она повернулась к нему, смотря в разноцветные глаза. Радужки казались особенно яркими, словно кристаллы. И столь же безжизненными. Ведьма выдохнула, чувствуя прилив гнева. Да, так проще. Четкая эмоция не дает других путей. Только один — делать то, что она подразумевает. Эмалия приблизилась к Геллерту, хватая того за воротник рубашки. — Вы… — Еще ни разу не приходилось перемещаться не своим ходом? — она поддела пальцами цепочку и сжала амулет. У них перед глазами все вмиг поплыло. Передвижение с помощью артефакта отличалось от обычной трансгрессии чрезмерной резкостью. Бессознательно Грин-де-Вальд прижал ведьму за талию к себе, словно тревожась, что ее расщепит на кусочки или унесет куда-то далеко. В следующую секунду коридор остался пустым.