you are decomposing

— Ты знаешь, что такое время и почему оно так быстро летит?       Они всё так же стояли у окна.       Сасори, в отличие от своего напарника, был весьма напуган этими манящими, будоражащими его сердце приятными ощущениями, которые он испытывал не на физическом, а на более высшем уровне. Он считал столь близкие отношения с блондином ошибкой, но не мог их отпустить и заново возвести недавно разрушенную между ними каменную стену.       Он предчувствовал что-то необъяснимое, давящее и поистине ужасное, то, что нельзя понять. Паника по ночам, желание быть вместе, спрятаться друг в друге — это объединяло кукловода и подрывника. За всё долгое время Сасори, после того, как хладнокровно убил и закопал все свои чувства, снова захотел, чтобы рядом с ним был хоть кто-то из людей. Его девиз: «лучше быть одному, чем с кем попало» вышел из срока годности. — Кому, как не мне это знать? Моё истинное искусство — это мимолётность. Вы думаете, что я просто спонтанно это выдумал? Раньше я очень много задумывался о течении времени. Я ломал голову над тем, куда мы попадаем после смерти, в чём смысл жизни и кому мы нужны. И вот в один прекрасный момент я пришёл к выводу, что мы никому не нужны, господин Сасори, что смысл жизни — это самоуничтожение, что всё мимолётно и нужно жить моментом, а не задумываться над будущим. Взрывы рождаются и умирают, они напоминание о том, что и я когда-то покину этот мир, — спустя длинную паузу Дейдара наконец ответил на вопрос.       Кукловод внимательно его слушал, ему было по правде интересно мнение напарника. — Когда я потерял своих родителей, я так же, как и ты стал задумываться о жизни и смерти, я думал о том, почему время летит так быстро и каждого ждёт свой конец. Это меня выводило из себя. Я попросту не хотел подчиняться этим правилам. Знаешь, мимолётность доступна всем, а вечность — избранным. Таковы были мои мысли на тот момент, когда я создавал своё новое тело. Но это ядро посередине моей груди, оно не вечно и оно ноет, когда я возвращаюсь к этим мыслям. — Вы никогда не победите время, господин Сасори. — Замолчи и никогда больше это не повторяй. Искусство — это вечность, не каждый человек сможет её достичь. — Вы не правы, никто не сможет её достичь. — Не перебивай, скотина, я смог достичь вечности и никакая мимолётность и твоя чушь меня не напугают, — более агрессивным тоном сказал Сасори и попытался удалиться от разговора в мастерскую. — Не прячьтесь от правды, господин Сасори, — промолвил блондин, схватив напарника за руку, чтобы тот никуда не ушёл.       Слова Дейдары больно отдавались в сердце кукловода. Сасори хотелось донести до напарника то, в чём он был полностью уверен многие годы, до того, как начал всерьёз слушать блондина. Он наконец-то «снял с себя розовые очки» — ему открылось, что его тело не вечно и он не воплощение истинного искусства. В реальности ничего не вечно. Его марионетки могут сгореть, деревни, города, страны вмиг будут уничтожены, упади на планету гигантский метеорит. — Ненавижу тебя и твои слова, — Сасори резко развернулся и со всей силы вмазал напарнику по лицу, так, что тот отскочил к стене, схватившись рукой за место удара, — откуда ты взялся в моей жизни и всё испортил? — прошипел на ухо блондину кукловод и ударил того ногой в живот.       Дейдара, закашлявшись, рухнул на пол, схватившись за живот. Он понимал, что тронул ранимого напарника за больное место. Сасори лишь молча наблюдал за муками блондина без капли сожаления. Подрывник попытался встать, но кукловод вернул его в положение лёжа, поставив ему ногу на грудь. К горлу Дейдары начал подступать ком, а на глаза наворачивались слёзы. — Я вас люблю, господин Сасори и не хочу, чтобы вам было больно, — из последних сил сказал блондин. — Если бы ты хотел, чтобы было больно мне, тогда будет больно тебе, — с этими словами кукловод ещё больше надавил на грудь напарнику.       И, наклонившись, схватил его за волосы, наматывая себе на кулак и прожигая его ненавистным взглядом, несколько раз больно дёрнул на себя, а после, всё ещё держа за волосы, ударил его головой об пол. — Остановитесь! — крикнул блондин, оставив попытки вырваться и не потерять волосы. Слёзы всё-таки прорвались через стену гордости.       Увидев мокрые, красные от слёз кристально чистые, невинные голубые глаза, Сасори глубоко вздохнул и отпустил напарника. Он просто присел на пол рядом с ним, виновато на него посмотрев.       Вопреки ожиданиям кукловода, Дейдара молча пододвинулся к нему и обнял, кладя голову к нему на грудь. — Я не хотел вас разозлить, просто наши мнения сильно различаются, давайте больше не будем разговаривать на эту тему, — сказал блондин, чувствуя, как Сасори гладит его по спине. — Давай вообще больше не будем разговаривать. — Спасибо. — Ещё я считаю, что смерть это лучший подарок от жизни. Я не люблю говорить слово «убивать», лучше вместо него говорить «дарить смерть», — спустя несколько минут, так и не отпуская напарника, снова начал рассуждать Дейдара. — Ты когда-нибудь заткнёшься? — Вы можете меня не слушать, но мне некому больше высказывать свои мысли. — Зачем их вообще кому-то высказывать, люди могут использовать твои мысли против тебя самого. — Я не могу держать всё в себе, господин Сасори, и вы единственный, кто меня понимает. — Ты называешь смерть подарком, но не знаешь, что будет после неё, может быть будет ещё хуже, чем при жизни? — А как же техника нечестивого воскрешения? Смотря на воскрешённого третьего казекаге, я не заметил, что он был особо рад этому миру. — Нашёл пример, третий казекаге даже ни о чём подумать не успел, потому что увидел меня и то, что я с ним сделал. — Я хотел сказать, что реинкарнации не бывает, потому что сам видел воскрешённого человека, значит его душа сейчас где-то там, в другом мире, — договорив, блондин отцепился от кукловода и направил свой взгляд на противоположную стену. — Меня не интересует загробный мир, меня интересует только этот, и то, что можно в нём добиться. — Здесь можно добиться только смерти. — Это говорит сопляк, который сам ничего не добился, оглянись вокруг и посмотри на людей, которые добились многих высот, а потом посмотри в зеркало и заткнись. — Они умрут и будут забыты, как мои взрывы. — Этими словами ты выставляешь себя неграмотным, все люди знают хотя бы историю своих каге, давно ушедших в загробный мир, по истине великих людей никто никогда не забудет. — А через миллионы лет их всё равно забудут, мы никто в этом мире. — Достал, хватит нас объединять, мы абсолютно разные и я достиг большего и ты не раз это признавал и лучше молчи, пока я не зашил тебе ещё один рот. — А я всё равно буду говорить и вообще у меня ещё два рта есть, — сказал Дейдара, продемонстрировав обе руки, широко открыв на них рты и высунув два длинных языка. — Тогда я и их зашью, чтобы ты ни единого звука не издавал, свяжу тебя и запру в своей мастерской и буду кормить раз в день, чтобы понял, как тебе дорога была настоящая жизнь, — угрожающе прошептал на ухо Сасори, резко повалив напарника на пол, нависая сверху, засунув во рты на руках свои пальцы и больно надавливая на языки. — А если вам выдадут в напарники более противного человека? — Мне всё равно, главное, чтобы ты мне больше не мешал. — Если я вам так мешаю, то почему тогда вы вообще пускаете меня к себе? — Потому что я уже не могу без тебя и твоего назойливого голоса. — Отпустите мои руки, пожалуйста, мне ещё ими предстоит пользоваться, — Сасори лишь усилил давление, коварно улыбаясь.       Блондин зашипел и несколько раз дёрнулся, пытаясь вырваться, но вскоре оставил эти попытки и понял, что кукловод может больше часа не двигаться, продолжая издевательство. — Ну что, будешь молчать? — Спросил кукловод, заметив, как заслезились глаза напарника. — И не подумаю, — ответил Дейдара, закрывая глаза и откидывая голову. — Кстати, как вы думаете, что будет после смерти? — Ничего, тьма и пустота. — Не может такого быть. А если наши сны, это вовсе не работа нашего мозга, а отрывки из загробной жизни? Мы все когда-то были мертвы, представьте сколько людей погибло, действительно громадное число и с каждым днём оно всё растёт и растёт, может быть души, которые выполнили свою миссию в материальном мире перерождаются с новой задачей, а те кто не выполнил свою миссию, те, должны это осознать, находясь в загробном мире и снова вернуться к своему рождению, к жизни, которую они упустили. — Ты вообще думаешь о чём-то, кроме смерти и своих взрывах? — задав этот вопрос Сасори, наконец-то отпустил бедные руки напарника. — Они тесно связаны между собой. — Выходит, ты думаешь только о смерти и способах, как её заполучить? — спросил кукловод, кладя руку на грудь Дейдаре, прямо на то место, где находился его зашитый рот. — И ещё я думаю о вас. — Не надо обо мне думать, — сказал Сасори, поднявшись на ноги. — Я не контролирую свои мысли и желания, — ответил блондин, тут же подскочив и «накинувшись» на напарника, пытаясь повалить его на кровать. — Сколько ещё раз тебя нужно трахнуть, чтобы ты от меня отстал и сидел на жопе ровно? — Тогда я не смогу сидеть и сейчас, если что, я ни на что не намекал, но если вы не против. — Я против, — ответил Сасори, кусая напарника в шею и сразу же резко отпрянув. — Я не намекаю, но мои зубастики хотят ещё шоу, — сказав это, подрывник продемонстрировал напарнику обе руки с высунутыми языками. — Если ты считаешь, что это шоу, то тогда это одна десятая программы и если ты вдруг хочешь продолжения, то тебе нужно запастись обезболивающими. — Хорошо и сразу побегу к вам. — И наконец узнаешь, что будет после твоей долгожданной смерти, потому что я тебя убью, если ты ещё раз зайдёшь ко мне на этой неделе. — Ладно, вас понял, прощайте, стены этой комнаты, увидимся через неделю, — сказал Дейдара, удаляясь из помещения. «Наконец-то свалил, надеюсь, он воспринял всерьёз мою угрозу и хотя бы на этой неделе здесь не появится», — подумал Сасори, прежде чем наконец-то лечь спать, одному и без надоедающего шума.       Прошло пять дней, за это время Дейдара не навещал своего напарника. Они виделись на миссии, там они почти не разговаривали. Глаза у Хируко были злые, но подрывник знал, что когда он заглядывает в них и откровенно лыбится, то Сасори, находящийся внутри марионетки улыбается напарнику в ответ, довольный тем, что блондин к нему больше не лезет.       За окном дождь, тёмно-синее небо и тёмно-зелёный, промокший лес. За столом сидит Дейдара, одетый в одни лишь широкие штаны. Целый день его терроризировала невыносимая жара от агрессивного солнца.       Несколько часов после возвращения домой он занимается тем, что рисует гуманоидную девушку с необычайно длинными чёрными волосами, которую вдоль и поперёк окутала в свои ядовитые объятия гигантская оранжево-серая сколопендра. Лоб девушки сильно удлинён, на нём находится ещё три дополнительных глаза. Из её нижнего правого ока выползает более мелкая особь этого вида членистоногих, несмотря на это она широко улыбается, демонстрируя свои острые, нечеловеческие, кривые, где попало растущие зубы, остальные её токсично-лимонные глаз свободны, в них нет ни доли отчаяния, читается лишь наслаждение своей болью и казалось бы ужасным положением. Её руки прикованы к стене, на них виднеются глубокие, кровоточащие порезы. Всё это происходит на фоне ярко-красных кровавых пятен.       К сожалению, у блондина не находилось мольберта, зато имелось вдохновение, больная фантазия, кисточки, акварель и плотная бумага. Дейдара был полностью погружён в процесс и не замечал падения температуры в помещении, поэтому так полуголый и сидел, отвлёкся он только тогда, когда почувствовал чужое присутствие. Обернувшись он увидел Сасори, стоявшего в дверях. — Покажи, что ты там так старательно калякаешь, — кукловод, которого наконец-то заметили, подошёл к напарнику вглядываясь в его картину. — Вижу, у тебя снова гормоны разыгрались? — усмехаясь, спросил Сасори, держа картину в руках. — Тут смысл вообще не в этом. — А в чём он тогда заключается? — Не знаю, но это выглядит красиво, я долго хотел изобразить что-то такое, жутковатое, — ответил Дейдара, вынимая из рук напарника картину, аргументируя это тем, что она ещё не до конца высохла. — Почему эта многоножка обвивает её так же, как тебя обвивал мой кнут, соскучился? — задал каверзный вопрос кукловод, заглядывая напарнику в его слегка растерявшиеся глаза. — А вы зачем пришли, хотя сами мне угрожали, чтобы я больше к вам не лез, просили заткнуться а теперь, — блондину не дал договорить Сасори, притягивающий его к себе за волосы и агрессивно целующий его в губы.       В отличие от напарника, подрывник был всегда рад поцелуям, поэтому с радостью на них отвечал. Кукловод медленно, не разрывая поцелуй, провёл рукой вниз по торсу Дейдары, от ключиц до резинки штанов, спускаясь ниже, оглаживая пах. — Ты возбудился из-за своего рисунка или от моего поцелуя? — спросил Сасори, лизнув шею напарника, не убирая руку от постепенно твердеющей чувствительной зоны. — Из-за поцелуя, вы ещё скажите, что я тут рукоблудством заниматься хотел на своей же рисунок. — Я хотел сказать, что ты представляешь на её месте себя, правда же? — спросил Сасори, расстегивая свой плащ. — Ничего я не представляю. — А если представляешь, то я буду ревновать тебя к этой девушке, — после этих слов, кукловод резко поднял напарника на руки.       Подойдя к кровати он грубо бросил на неё удивлённого таким действиям подрывника — Мм, господин Сасори, вы так меня желаете? — кокетливо изгибаясь на кровати, спросил блондин.       Ничего не ответив, кукловод окончательно сбросил с себя плащ и высвободив молниеносный хлыст обмотав им сначала живот напарника, далее горло и руки, привязывая их по классике к спинке кровати и залез сверху, спуская вниз штаны блондина, захватив нижнее бельё.       Холодный, твёрдый, металлический хлыст особенно сильно сдавливал грудную клетку Дейдары, так, что тому было трудно дышать, но это возбуждало, так же как и прожигающие, коварные и игривые глаза Сасори. — Ну что, ты хочешь поиграть? — спросил кукловод, заранее зная ответ, проводя языком, по швам на груди. — Оочень хочу, господин Сасори.       В ответ кукловод несколько раз смачно поцеловал Дейдару в живот, поцелуями спускаясь всё ниже, наконец обводя языком и целуя его член, поглаживая рукой, вызывая недоумение и крайнее удивление такой инициативой некогда холодного напарника, со стороны блондина.       Щёки подрывника полностью и без пробелов залились краской, когда он в полной мере ощутил этот горячий, податливый ротик и ставшие родными, некогда искуственные руки кукловода, так чувственно выполняющие все эти будоражащие действия, скорее всего на температуру рук влияла вложенная в движения чакра Сасори, которую он не пожалел, ради блаженного удовольствия и стонов напарника. — Я сейчас уже того, м-м-м… ах, — сквозь зубы простонал блондин, находясь на вершине удовольствия. — Я только рад, малыш, — ответил кукловод, увеличивая темп.       Удовольствие всё нарастало и нарастало, но почувствовать долгожданную разрядку блондину не удавалось, это сильно его напрягало, особенно тогда, когда он очнулся ото сна, лёжа на полу. «Пиздец, ахуенный сон, всё-таки я зря задумывался о Сасори, когда рисовал это картину», — подумал Дейдара, медленно поднимаясь на ноги и замечая, что он, как и во сне очень сильно возбуждён.       Собрав вещи и отправившись в ванную, дабы наконец-то снять напряжение, блондин стал размышлять о своём сне. Он уснул, когда полез под стол за упавшей кисточкой и решил прилечь на пару минут, потому что на полу было гораздо холоднее, чем наверху. Этот ледяной хлыст приснился ему из-за холода, окутывающего Дейдару вместо него.       Как бы ни хотелось подрывнику сейчас пойти и навестить своего мучителя из сна, он понимал, что это опасно, раз сказал, что будет через неделю — значит будет через неделю, а пока придётся ему обойтись собственной рукой и ещё он принял решение сжечь этот рисунок. Зачем ему какая-то нарисованная баба, когда есть господин Сасори?