Синдром Локи

Энни. Аннет. Белокурая, голубоглазая, и, кажется, сотканная из воздуха. Чем-то неуловимо напоминала юную асиню, но Локи не вполне понимал, чем именно. Сероватые стены TVA были ей не к лицу, но она каким-то образом выглядела лишь чуть испуганной, и куда больше — взволнованной. Она оглядывалась с любопытством и иногда спрашивала, позовут ли сюда и маму. И, в целом, воспринимала происходящее как игру. Счастливый с виду ребенок, не утративший прямодушия и доверчивости, что свойственны лишь безоблачному детству. Локи смотрел на неё очень внимательно, не упуская ни единой смущённой улыбки, и не находил и тени страха, ни толики фальши. Пусть бы черти сожрали Мобиуса и всех его безымянных коллег, кто вздумал тащить в TVA детей… — Хей, милая, — Мобиус присел перед Энни на корточки. — Я пойду улажу небольшие проблемы, а пока оставлю тебя с Локи на часок. Ты ведь будешь в порядке? — Наверное, — кисло отозвался Локи. — Я не к тебе обращался. Девочка хихикнула, стрельнув в него взглядом, и часто-часто закивала. Локи, не удержавшись, показал ей язык. Та надулась, будто приняла это за личное оскорбление, и Локи пришлось сделать над собой усилие, чтобы не разулыбаться победоносно. Мобиус подошёл к нему, глядя куда-то в сторону — всё ещё упорно старался на него не смотреть, будто Локи его в камень превратит. До щекотки в кончиках пальцев захотелось его хорошенько встряхнуть. Или сломать его кривой нос. Или… — Смотри, чтобы она не потерялась, понял? — А потом вы от неё избавитесь? — прошептал Локи, стараясь не сорваться на крик. — Чтоб вас всех Фенрир сожрал! — Я постараюсь всё уладить, — сказал Мобиус. Кажется, чистую правду. — До нексуса не дошло, а с Энни… Можно просто поговорить. Чтобы она никогда об этом не вспоминала. — О да. Ведь вы тут обожаете болтать! — Просто… Смотри за ней, — умоляюще и совершенно несчастно поглядел на него Мобиус — точнее, куда-то в точку между его плечом и стеной. — Я всё сделаю. И ушёл. Локи попытался представить себе, как он вымаливает у Рейслер право «всё исправить» — и не смог. С чего ему этим заниматься, с чего вдруг делать исключение? Он же… Он отвратительный, скучный, несносный и безвольный клерк, вот кто он. Локи присел рядом с Энни, уставясь в потолок. С чего он вообще решил, будто Мобиус мог всё понять? С чего надумал себе, что он не присматривается к нему, только и ища проклятый подвох? Локи всё это казалось безобидной игрой — а для Мобиуса игры не бывают безобидными. Ему, очевидно, и выходной казался чем-то смертельно опасным — а Локи-то был уверен, что он расслаблен. В чём подвох? В чём трюк? Что ты задумал? По всей видимости, Мобиус не мог даже мысль допустить о том, что никакого подвоха нет. Чтоб ты провалился, Мобиус. И правильно, не смотри на меня — иначе всё снова сведётся в игру, а игры ты на дух не переносишь, да? Сбоку послышался застенчивый кашель. Девчонка разглядывала его, видимо, не решаясь что-то сказать. Он усмехнулся. Узнала? Вспомнила, что это он однажды разрушил до основания Нью-Йорк? Для неё это должна быть лишь старая и страшная история, которую наверняка описали в школьных учебниках и показывали раз в год по телевизору. Но его лицо-то они все должны помнить… — Ты похож на моего кузена. Он такой же мрачный, — наконец выдала Энни. Тьфу. Локи не удостоил её взглядом.

***

— А когда придёт Мобиус? Он взглянул на часы. Вздохнул. — Через сорок восемь минут. — М-м. А потом мне выдадут подарок, и я пойду домой? Локи едва не вздрогнул. Энни, болтая ногами, вертела в руках какую-то безделушку, и, очевидно, ужасно скучала: личико её выражало какую-то тоскливую просьбу, о которой дети сразу стесняются сказать, но передают одним взглядом. — Какой ещё подарок? — Ну… За долгое ожидание всегда что-нибудь дают. Может быть, стаканчик лимонада. Или кепку, — она показала на фирменный агентский головной убор, оставленный Мобиусом на столе. — Кепку… Да, можно и кепку. Конечно. Если Мобиус не катается там в ногах Равонны, он точно сломает ему сегодня нос. — Чем займёмся? — взглянула на него теперь требовательней, выпятив нижнюю губу. — Посидим в тишине, — сказал он просто из вредности. — Как тебе такая идейка? Энни вздохнула, но перечить не стала. Хотя Локи видел, что ей бы хотелось. Впрочем, сам он в тишине сидеть тоже не умел, а размышления о Мобиусе ему решительно надоели (искусством затаивать подолгу обиды он, напротив, владел в совершенстве, но в этот раз отчего-то не выходило), а потому решил завести разговор: — У тебя кроме этого твоего кузена есть братья или сестры? — Нет. Есть Кенни. Большо-ой такой! — она раскинула руки в стороны, наблюдая за реакцией Локи и ища в его лице удивление. — Кенни — это… — Это пёс. — Скучно, должно быть, когда не над кем пошутить, — задумался Локи. Если бы не Тор, не было бы и половины его трюков. — Пошутить? — О да. Мы с братом просто доводили друг друга; ну, точнее, больше доводил его я, но и он не давал мне спуску. — Расскажи, — она забралась на диван с ногами, развернувшись к нему всем корпусом. — Ну, например, однажды я превратил его в жабу и закинул в ближайший водоём, — поделился Локи, и тон его против воли стал мечтательным, — и даже сделал ему маленький молот — это его любимая игрушка — как раз по размеру жабьих лапок. Когда он прискакал назад ко дворцу, Отец чуть не раздавил бедного братца! — смех по давним временам щекотал ему горло. Он вспомнил ещё одно — золотое: — А как-то раз его любимая игрушка попала в руки Трюму — то был великан, обитавший в пещерах Ётунхейма. Мы отправились туда вместе — и чтобы забрать молот, я надоумил братца прикинуться нашей местной богиней любви, Фреей. Он бы заворожил великана и забрал молот с лёгкостью. Я обратил его доспехи в платье, наколдовал золотые пряди… — (Как же грязно Тор ругался! Но тебе такую брань рановато слушать, мелкая ещё птичка). -…и столкнул в пещеру. Энни затряслась от смеха: — Ну и небылицы! — Это чистая правда! Локи взмахнул рукой, чтобы доказать ей, но никаких чудес, конечно же, не произошло, и он с досадой сжал ладонь в кулак. — Здесь ничего не выйдет. Но… Хм… Я мог бы научить тебя чему-нибудь попроще, — он в предвкушении улыбнулся. — Знаешь, в особенно скучные дни я донимал всех просто тем, что повторял за всеми каждое слово. — То есть как? — То есть как? — спародировал он её тонкий голос. — Эй, я разве так звучу?! — Эй, я разве так звучу?! Видишь, как просто? Взрослые терпеть этого не могут. У тебя есть монетка? — Энни показала ему пятидесятицентовик. — Отлично. Самый эффектный трюк — закрасить простым карандашом ребро, а потом вызывать каждого на пари: сможешь ли ты прокатить монетку от лба до подбородка и не уронить? И гордый победитель так и не узнает, что у него теперь лицо в полосочку, пока не посмотрится в зеркало. Кажется, они оба представили себе эту чудную картину — и синхронно прыснули. У Энни загорелись глаза, как у кошки, на которую кто-то уронил целую миску сливок. Она сложила руки на спинке дивана, сверху пристроив острый подбородок: — А ещё что? Бог озорства приосанился. Наконец-то есть достойный слушатель…

***

Локи сидел, ощущая абсолютное блаженство. Он воображал, как на белоснежном потолке пляшут черти — и он среди них. Он улыбается, перебрасывает трезубец из руки в руку, и зовёт сыграть в игру, или зовёт поучаствовать в очередном трюке, или планирует, какой бы подстроить подвох. Если его хотят таким видеть — почему бы и нет? — Где Энни? — это Мобиус пришёл, стоит с чашкой чая. Кажется, довольный. Может быть, всё даже решилось лучшим образом… — Локи, приём. Где Энни? Ах да. Энни. Локи незаметно хмыкнул. -…Мы отправляемся назад, — тараторил Мобиус, садясь за стол, — в то же время, но на пять минуток позже, и мне понадобится небольшое… Ассистирование с твоей стороны в части… В этот же момент Энни выпрыгнула из-под стола с таким задорным чистым криком, от которого способны не вздрогнуть только глухие или мёртвые. Крик этот потанцевал по кабинету, взъерошил одинокий фикус, стоявший на окне, звонко прошёлся по застеклённым сувенирам в шкафах и вылетел в коридор, напугав проходящих мимо работников. Локи с удовольствием понаблюдал, как живописно выплёскивается чай из кружки, и как смешно подрывается с места Мобиус, и как перекосилось его вечно спокойное лицо. — Чёрт возьми! Энни захохотала вместе с Локи, на удивление в унисон — хотя эту часть они не репетировали. Мобиус поправил съехавший набок галстук и покачал головой, длинно выдыхая. Локи присмотрелся, но так и не понял, прячет он улыбку или нет. — Вы отлично спелись, а? — ровно заметил он. — Энни, тебе нужно подписать кое-какую форму, а потом мы тебя отпустим. В кабинет, кряхтя, вошёл Кейси с какой-то огромной папкой. Лицо у него было перечёркнуто аккуратной прямой линией от лба до подбородка: в пари он победил, Локи щедро отсыпал ему аплодисментов. Мобиус набрал уже было воздуха, но снова только покачал головой. И они прыснули уже втроём. — Подписывать надо будет много. Энни вскинула на него невинные глаза: — А кепку вы мне дадите?

***

Локи подтёр ей воспоминания о предыдущих часах. Они простились с океаном во второй раз и исчезли с усталой поспешностью. Мобиус обернулся, чтобы сказать что-то, а может быть, он хотел постоять перед окном подольше, но не успел — Локи уже шагнул за завесу. На пластмассовом столике осталась лежать кепка с непонятным логотипом. Девочка в белом платьице оглянулась, и, не заметив владельца, осторожно примерила её. А потом выбежала, чтобы показать находку маме. Огромный лохматый пёс залаял весело и задиристо, девочка скинула тапочки, встав на горячий песок, а потом с разбегу бросилась в объятья океана, и в конце концов кепка оказалась в воде, и её отнесло далеко-далеко…

***

— Вот так выходной превращается практически в рабочий день, — шутливо произнёс Мобиус, усаживаясь за стол. — Ты как? Не хотелось вести с ним разговоров. Ни перешучиваться, ни спорить. Локи занял привычное место на диване, и его успела даже кольнуть грусть, что со славной девчонкой Энни пришлось расстаться. — В порядке. Мобиус взглянул на него с рассеянным вниманием — всё подмечающим и вместе с тем ненавязчивым: — Ты ведь не стёр ей воспоминания о выученных трюках? — Не стёр. Это проблема? — Нет. Напротив, я был бы разочарован, если б ты это сделал. — Да ну? — Конечно. Эта девочка помечена древним божеством, а таймпад даже не показывает никаких отклонений, — с тонким удивлением заметил он. — Может, так и должно было случиться? — Как я мог забыть — ты ведь переживаешь только за своё драгоценное время, — с горечью рассмеялся Локи, борясь с дурацким, невыносимым чувством, что они остались наедине — опять. Мобиус как-то переменился, сделал вдруг движение навстречу к нему, но оборвал его на половине; Локи увидел в его лице то ли убеждённость, то ли раскаяние, он так и не разобрал. А тот всё-таки встал со своего места, но, не решившись присесть рядом с Локи, просто опёрся бедром о стол. — А ты обижен на меня, — сказал он наконец. — Я? Мне не на что обижаться, Мобиус. Всё так, как должно быть, верно? Я — божество трюкачества, ты — божество занудства. И ты иногда путаешь правду с трюками, как и должно быть. А я иногда путаю, где следует провернуть трюк, а где сказать правду. И так тоже должно быть. — Прости. — Прости? — эхом откликнулся Локи, ввинчиваясь в него взглядом. — Да что ты знаешь обо мне, чтобы извиняться? — Я знаю, — сказал Мобиус, осторожно подбирая слова, — что ирония — это орудие беспомощных. И я зря усомнился в тебе, когда сказал про трюк. Там, в кафе. — Теперь ты зовёшь меня беспомощным? Чтоб ты провалился, Мобиус. — Нет. Я хотел сказать, что беспомощным как раз был я. Локи вспомнил его лицо. И в чём же трюк? Настороженные, неверящие, до краёв удивлённые глаза. И слабость, проклятая слабость в ногах — у Локи, не у Мобиуса. Я бы лучше провернул ещё тысячу глупых трюков с Энни, чем пережил ещё один такой момент. — И всё-таки ты усомнился, — сказал он, не сумев спрятать досады. — Усомнился. Но не знал, что сомнение мне так дорого обойдётся. — Оно всегда стоит дороже всего. Я… Локи замолк, не зная, что хотел сказать. Что он тоже не уверен, был ли поцелуй трюком — или правдой? Что он Мобиуса простил? Что он Мобиуса никогда не простит? Что его бесит это чувство — ощущение — преследующее его, и он лучше примет облик страждущего любовника, чем напрямую признается в нём, а уж тем более — опустится до того, чтобы просить о взаимности? Какая пошлость, какая ребяческая глупость! И тогда Мобиус сказал вместо него — как мысли считал: — Я бы предпочёл, чтобы всё это оказалось правдой. И ты, к тому же, сам предложил мне доверять только себе самому — а себе я верю, как никому другому, — всё-таки присел рядом, заглядывая в его лицо с простотой и честностью, от которых можно задохнуться или наоборот — взлететь. И добавил тихо: — А потому верю и тебе.

Конец