Художник и Шут

***

       Яков сидел напротив кровати своей и смотрел на парня, закутавшегося в одеяло с головою (а жара жуткая стояла) и дышащего тихо, рвано, иногда шепча что-то непонятное, но испуганное очень. Юноша этот от боли мучался, дрожал, если подойти к нему, смотрел на всех взглядом котёнка, загнанного в угол собаками дикими. Звал себя он Каспером. Имя ненастоящее, сразу понял Цвиркунов, но правды выпытывать у молодого человека не стал. Хотя, подумал, что прозвище себе можно было взять не такое банальное. Легенду про доброго колдуна Каспера слышали все в детстве своём. Среди мелких часто дело доходило до драк за роль этого колдуна. А называться так слишком наивно и по-ребячьи, нахождением в детстве счастливом отдаёт. Но разве Каспер испытывал что-то подобное? Рыбак очень сомневался в этом. Шрамы младшего (тот нехотя признался, что семнадцать ему исполнилось в сентябре, Якову же исполниться должно двадцать пять) прямо вопили об отвратности прошлого и боли адской. Удивительным это не было — такова судьба некроманта, рождённого не среди своих. Чужие у живых, не желанные в царстве мёртвых, но обречённые жить вечно, метаясь между двумя мирами. В деревнях таких пытали, запугивали, не давали раскрывать потенциала своего. В городах вынуждали отвары пить, силу сдерживающие. Судя по жутким увечьям, Каспер как раз из деревни, коей больше нет на свете этом.        Старший беззвучно усмехнулся, чувствуя, как вина грызёт изнутри. Спящий снова тихо зашептал что-то и, кажется, всхлипнул. Нога его сломана капканом, и вина в этом лежит полностью на плечах Цвиркунова — не поставил рыбак возле ловушки табличку со стрелкой предупреждающей. А ведь все не раз и не два предупреждали о чреватости последствий, но охотник считал, что все местные знают об этом, да и в лес никто не ходит. Как оказалось, зря. В капкан попал ногою Каспер. Тот дикий крик, наполненный ужасом, болью и отчаянием, смешанным со страхом, запомнился надолго, прочно засев в голове. Ещё больший отпечаток оставил тот ужаса полный взгляд, коим младший смотрел на жителей деревни. Юноша засуетился быстрее и предпринял попытки освободить ногу свою. Успокоился он, когда сознание потерял от боли. Пришлось оттаскивать тело в избу Якова, ибо она была самой ближайшей. Там раздели пострадавшего, тогда и увидели все жуткие увечья, начиная от совсем свежих на запястьях, заканчивая старыми, оставленными ремнём тяжёлым. Маша магией попыталась улучшить ситуацию с переломом и боль этим снять, но получилось крайне скверно, ведь не медицине обучалась Нефёдова.        Пробуждение Каспера случилось только ночью поздней. Он встать попытался и убежать, но с грохотом на пол упал и издал на скулёж похожий звук. Охотник, распутывавший тогда сети во дворе, тут же побежал в избу и переложил младшего обратно на кровать. Тот, в свою очередь, брыкаться начал, а, оказавшись в постели, к стене прижался, задрожал, аки лист осиновый. Старшему огромных сил стоило, дабы успокоить гостя своего. Пришлось клятвенно пообещать лечь на лавку, а не на кровать, и позволить самостоятельно ногу обработать. Последнее решение с трудом далось, ведь Цвиркунов видел грубые швы, наложенные, очевидно, самим младшим. Некромантов из людской деревни редко учили какой-либо медицине. Вообще, образование для таких чаще всего ограничивалось четырьмя-пятью классами, а потом дар пробуждался и портил жизнь детям. Редко школы с учителями соглашались иметь дело с полумёртвыми. Всему виной был страх перед тем, что некромант освоит магию и во зло будет использовать её. Многие считали, будто запугивание поможет не дать силам тёмным беду совершить.        Яша осторожно, спугнуть боясь, положил руку на плечо чужое, начав поглаживать ласково, словно шерсть котёнка маленького. Дрожь Каспера прекратилась, дыхание выровнялось. Рыбак широко улыбнулся, еле сдержав себя, чтобы не обнять лежащего и не прижать того к груди. Рядом с юнцом этим снова живым чувствовал себя Цвиркунов. Да, Каспер боялся очень, трогать себя не позволял, в сто слоёв одёжки кутался, несмотря на жару дикую.        Из этого вывод напрашивался, гласящий, что мёрз младший раньше сильно. Ещё охотник заметил то, с каким аппетитом ест его новый сосед. А поглощал тот пищу спешно, боясь потерять её. Долго пришлось объяснять, что тарелку никто отбирать не будет. И, в конце концов, Каспер начал есть, прожёвывая тщательно, и даже не в одиночестве, а вместе со старшим. Не говорили они во время трапезы, казалось им, будто слова не нужны, всё и без лишних звуков понятно обоим. Странное чувство это, будто частицу свою, давно потерянную, нашёл и отпускать её не хотелось. Да, некромант говорил про деревню, где его ждут, куда придти он хочет поскорее, но понятно было рыбаку, что врёт всё младший нагло прямо в лицо. Он просто о жизни такой мечтает и выдаёт желаемое за действительное. Но прямо спрашивать старший не стал, лишь улыбался таким рассказам. Сам такой же, врал многим о прекрасной семье, списывал следы от побоев на собственную неуклюжесть, а побег в чёртом забытое место на желание путь собственный найти.        За окном светать должно скоро, а Яков не желает этого от слова совсем. Утро означает, что Каспер снова проснётся, придёт Маша ногу его осматривать, начнёт лечить магией, и этим только приблизит выздоровление. А когда появится возможность уйти, Каспер именно это и сделает, несмотря на то, что некуда, его нигде не ждут, и никто не будет рад. Только сам Цвиркунов всегда счастлив молодому человеку, ведь тот сумел изгнать противное чувство одиночества из груди. А Яша уже успел довериться без остатка, хотя, срок знакомства крайне мал, даже соседи по деревни не знали и половины. Возможно, произошло это потому, что в Каспере охотник отражение своё увидел: оба невероятно худы, шрамы жуткие имели, глаза потухшие, и одиночество сжирало их изнутри.        В голове прочно застыла картина того, как Каспер учился рыбачить. Тогда старший долго и подробно объяснял все тонкости ремесла. Но где-то на середине повествования появилось осознание безразличности от собеседника, и Яков взглянул на парня виновато немного. Тот, в свою очередь, улыбался слегка глупо, глаза его чуть блестели от интереса, а руки сжимали удочку. Ему действительно было важно всё то, что вещал старший. Такое впервые происходило, обычно все закатывают глаза ещё в самом начале, грубо затыкают или просто игнорируют. По телу в тот день расплылось тепло приятное, и мужчина сам широко улыбнулся, помогая некроманту правильно закидывать удочку. Улов тогда не отличался ничем от других, но пара видела в нём нечто волшебное, никому непонятное. Каспер помогал делать соленья из рыбы, а очищать чешую у него получалось плохо, но руки опускать он явно не собирался. Цвиркунов помогал в этом, по-прежнему смущённо и глупо улыбаясь.        Совместные рыбалки успели стать чем-то привычным, но надоесть так и не сумели. Каспер хоть и говорил мало, но когда рот открывал, рассказы интересными всегда были. Вещал младший про свои странствия, постепенно раскрывал тайны прошлого своего, и многое другое. Первый человек в жизни охотника, которого слушать не надоедало, а наоборот, всегда не хватало. Как-то Миша подметил, что Яков слишком возится с Каспером, а тот совсем уже не ребёнок, многие в его возрасте свои семьи заводили, а этот всё трясётся и с каждым днём всё больше и больше превращался в хвостик. Наверное, это был первый раз, когда охотник чуть не сорвался на шута и не выбил тому последние зубы.        Ладонь грубо зашитый рубец нащупала, а под ним мелкая паутинка шрамов располагалась. Мерзко это. Нет, не внешний вид, а сам факт того, что кто-то серьёзно держал парня и резал того. Перед глазами сразу образ возник, и Яков вздрогнул всем телом. Тошно от необразованных людей и их глупых предубеждений. Некроманты ведь не злые, они такие же, как и все, только дар особый имеют. Мужчина лично видел, как один из полумертвецов оживлял птенца. Да, получилось не сразу, но всё же. Каспер частично правильно выбрал себе кличку — доброты в нём, хоть отбавляй.        Просто людей боялся сильно, прикосновений не выносил, слов мало произносил, только рядом со своим соседом по дому мог нормально общаться. Это определённо льстило.        Ещё одной особенностью досуга стали книги. Каспер, как случайно выяснилось, очень любил читать, но делал это на низком уровне, иногда не в силах разобрать некоторые слова. Яков с удовольствием всё объяснял и пытался подтянуть чужие знания. Вечера походили на сказку: уютная изба, раньше казавшаяся холодной и чужой, молоко, книги, свечи и Каспер рядом, чьи глаза искрились от счастья и любопытства. Но имени своего настоящего он долго не называл, стыдился словно. А потом всё же сказал, так, бросил во время разговора, не заострил на этом внимания собеседника. Но старший подметил это, и оказалось, что звали некроманта совершенно обычно, даже скучно слегка. Яков от мнения своего отступать не собирался и тихо прошептал, мол, котёночек больше подходит. Лицо Дмитрия в один миг окрасилось в ярко-красный цвет. Кажется, и уши сделались такими же. Реакция очень позабавила. Но именем величать Цвиркунов не стал, оставив кличку «Котёночек».        Рыбак почувствовал, как до его руки докоснулась чужая. Дима проснулся и внимательно смотрел на старшего, глаза его в темноте слегка светились. Мужчина хотел было начать оправдываться и сбежать позорно, но хватка некроманта не дала сделать этого. Каспер слегка потянул на себя охотника, подвинулся на кровати и кивнул на место рядом с собой. Цвиркунов непонимающе смотрел то на мебель, то на объект своей симпатии. В комнате душно стало, ладони запотели, а в горле пересохло. — Останься, пожалуйста, — тихо прошептал «Котёночек», взгляд свой в сторону уводя.        И Яков остался, осторожно лёг на кровать и приобнял одной рукой Диму. В избе повисло странное молчание, отдающее напряжённостью. Младший определённо хотел сказать нечто важное, но всё никак не решался на это. — Я ушёл из деревни только потому, что сжёг её, — выдавил из себя Дмитрий.        Цвиркунов промолчал, крепче обнимая молодого человека. — Люди оттуда… они почти всю мою сознательную жизнь в пытку превратили. Я не мог нормально дышать, чтобы не ударили или не погнали… — некромант впервые открывался кому-то, от того и боялся последствий. — Помню, как однажды меня поймали, связали, порвали одежду и… тело изрезали… Я просил их прекратить, остановиться, плакал, обещал отдать все свои сбережения, но никто не слушал… Прохожие игнорировали мои крики и мольбы о помощи… Ненавижу их, ненавижу! — с губ нервный смешок сорвался. — Я долго терпел, верил, что все забудут и изменятся… — Не сдерживал себя, — прервал того Яков, заметив, как Дима слёзы глотает. —Я никогда не осужу тебя.        Ришко посмотрел на рыбака. Голос звучал убедительно, ласково, нежно, преданно и любяще. Никто и никогда так не говорил с Каспером. — Они ночью затащили меня на кладбище, там сторож был слепым и глухим, и снова начали избивать, говорить, мол, я никто, мне суждено сдохнуть, а они помогут в этом, — полумертвец истерично рассмеялся и закрыл лицо руками. — Меня такая ярость охватила, я крикнул что-то не на нашем языке, сам не понимаю, откуда знания эти, и из земли полезли мертвецы… Почти всех поели, меня не тронули только, а их предводитель даже руку пожал и пообещал отомстить за меня… Только часть деревни выжила, а я бежал, просто взял и сбежал ото всех, долго бродил, очень долго, а потом в твой капкан попал…        Старший молчал. Осуждения в этом не было, он сам бы так поступил, но гораздо раньше. — Я пойму, если ты убьёшь или выгонишь меня, убийцу и нечеловека вообще… — всхлипнул юноша. — Ты самый лучший и заслуживаешь всего идеального… Я пойму, я всё прекрасно пойму… — А если поцелую, поймёшь? — ласково проговорил Яков, вытирая большим пальцем слёзы с чужого лица. — Что? — проговорил тихо Каспер. — Ты мне очень нравишься, Дима, — по имени мужчина никогда не звал, предпочитая нежную кличку, но сейчас хотелось обратиться именно так. — Мне плевать, что ты убил тех уродов, они жизнь твою в пытку же превратили. Они заслужили смерти.        Яков ещё немного помолчал и осторожно поцеловал Диму, а тот неумело ответил.