шорохи

Он выскребает волоски из расчески — нервно, зло, все до единого, точно по методичке для перфекционистов. Сдергивает пару-тройку особенно длинных с зубчиков, сминает в руке ком. Тот, большой и плотный, неприятно щекочет ладонь, пока Сережа несет его к мусорному ведру. Вдавливает пластиковый рычаг в пол — крышка открывается. Рыжее безобразие отправляется к десятку подобных пучков разных размеров. Расческа тщательно вымывается, несколько оставшихся на ней волосков темнеют и тяжелеют. Сережа избавляется и от них — почти с ненавистью. О, я даже не буду спрашивать, на взводе ли ты. Сережа встает перед зеркалом. Острый нос — птичий клюв во плоти, — родинка внизу щеки, зашуганный взгляд. Сережа проводит ладонью по встопорщенной шевелюре. Нехитрое движение в который раз снимает лишнее — мятое после сна, цепляющееся за пальцы, липнущее к вороту халата. Сережу аж передергивает. Он машет рукой над мусоркой, пока волоски все же не отстают, падая издевательски медленно и иногда мимо. Это у нас давно. И это нас портит. Почему бы не закупиться кучей дорогих средств — теперь-то, когда мы можем себе это позволить? — Я пробовал, ничего не помогает. Дело не в дешевых шампунях. Значит, нервы… Жаль, жаль. Нам рановато щеголять блестящей лысиной. Сережа не отвечает. Он хватается за белый флакон иррационально, в противовес собственным словам. Содержимое — гель для укрепления волос какой-то иностранной марки — выдавливается на ладонь в давно заученной пропорции, тщательно втирается в голову. Сережа наклоняется над ванной, и по комнате разносится гул бьющейся о чугун воды. Ежедневная процедура-привычка, не более. Вдруг поможет раз, хм, на сотый? Все равно ничего не теряем. Сережа крепко зажмуривается, и вода течет мимо глаз. Она ласкает щеки и забивает уши, ставя звуки окружающего мира на минимум. Впрочем, скользящие шаги Птицы и так никогда не слышны, чем он любит пользоваться. Вырастает за спиной плотной тенью, ловит талию когтистыми лапами, пугает внезапностью прикосновений. Поймал. Сережа разгибается в пояснице, воздух холодит мокрую голову. Морщится от своего голоса — другого, тянущегося липко и зловеще. Забыл кое-что, птенчик. Сережа трясет подбородком, избавляясь от воды в ушах. Звуки возвращаются в своей первозданной громкости. Он поворачивается в объятиях-коконе, смотрит в лицо, идентичное его лицу. Сил не хватает на то, чтобы выпутаться. Желания как такового почему-то тоже. — Что забыл?.. — Свое главное сокровище, очевидно, — Птица усмехается. Его правая рука ползет вверх по Сережиной спине, останавливается на уровне шеи, едва ли не из воздуха достает упаковку таблеток и машет ею перед голубыми глазами. — Снова их не выпил, верно? Какой ты все-таки беспомощный. Через минуту Сережа топит лекарство в стакане, глотает с ошметками надежды на современную медицину. Его взгляд мозолит новый противный волос, вгрызшийся в рукав халата.