Burnt bridges

Как мы влюбляемся?

       Я так часто думал об этом, что чуть было не забыл момент, когда я в тебя влюбился. Но иногда мне кажется, что это невозможно забыть.        Так как мы влюбляемся?        Это может застать нас врасплох в любой момент. Ты можешь увидеть этого человека в парке, столкнуться с ним при входе в кабинет. Ты можешь случайно найти его в социальной сети.        Я помню тот день, когда я тебя впервые увидел.        Ты сидел на скамейке около нашей школы совершенно один, читал какую-то очень старую, совсем потрёпанную книгу. Твои короткие волосы сверкали, как золото при свете солнца, твоя жёлтая футболка абсолютно не сочеталась со странными серо-зелёными кроссовками и потёртыми чёрными джинсами. Ты закусил нижнюю губу.        Мальчик - солнечный свет.        Золотые волосы, жёлтая футболка. Огромная куча браслетов на неестественно тонких запястьях.        Когда ты поднял свою голову и посмотрел на меня, моё сердце остановилось, честно. Я никогда в жизни не видел таких глаз.        Невероятный зелёный оттенок, будто бы я на одну секунду попал в дождливый лес.        Ты смотрел на меня всего секунду, но этого хватило на то, чтобы я невероятно сильно в тебя влюбился, Антон.

***

       - Ты же понимаешь, что нельзя болтать на уроке, а уж тем более отвечать на замечание учителя благим матом? - отчитывал Выграновского директор школы. - И ты прекрасно понимаешь, что это было максимально неуместно? Арсений Сергеевич - новый педагог. Он тебя не знает. Что помешает ему написать на тебя докладную?        - Простите, Павел Алексеевич... Это случайно вырвалось, такого больше не повторится. Обещаю, - сказал Эд, беря рюкзак в руки.        Он сидел у Добровольского уже больше получаса. Попов, который как считал Эд, и был виновником сие торжества, благополучно свалил, ссылаясь на то, что у него «урок у 9 "Е" и я не могу опаздывать». Но парень и думать сейчас не хотел о надменном самовлюблённом учителе, который относится к нему предвзято.        В голове сидела плотной тучей только одна мысль - "Антон", ведь рука всё ещё горела в том месте, где её держал Тоша. Его Тоша. Тот самый, с зелёными глазами, огромными синяками под глазами и очень тонкими, бледными руками. Улыбка сама по себе расползается по лицу парня, как только он вспоминает теплоту руки Шастуна. Сердце, которое и без того случит быстро, просто вырывается из грудной клетки.       "Может мы наконец-то поговорим? Может он наконец-то мной заинтересовался? Может в этот раз у меня получится и он скажет "Да"?"        - Не передо мной извиняйся, а перед Поповым. Прямо сейчас зайдёшь, перед уроком. И я потом уточню у него, заходил ты или нет, - пытаясь быть серьёзным и пугающим, говорит директор. - Всё, иди уже, Выграновский. Давай-давай, в темпе вальса.        Выйдя из кабинета Добровольского, Эд чувствует себя невероятно окрылённым. Глупая улыбка не сходила с лица. Хотелось идти только вперёд, попросить прощения у несчастного Попова и двигаться дальше, при это крепко держа в своей руке нежную кисть Антона.        Бабочки в животе разрывали парня на части, давно он не чувствовал себя настолько счастливым. В последний раз такое было тогда, когда к Эду приезжала его бабушка.        Парень как сейчас помнит её тёплые объятия, лёгкий шлейф духов. Помнит её зелёное пальто, красный платок, который они вместе выбирали в Питере, и розовую помаду, абсолютно не подходящую ей.        Эд помнит, как она целовала его в лоб, мягко расчёсывая пальцами его волосы. Помнит её невероятно вкусные пироги с вишней и безумно сладкий чай:       - Эд, солнышко, мне как всегда - четыре ложки сахара!        Пятнадцать. Ему было пятнадцать, когда он впервые влюбился, впервые испытал горе от смерти близкого человека.        В пятнадцать все совершают ошибки.       - Пожалуйста, это в честь моей бабушки, у меня кроме неё никого не было! - протягивая листок с нарисованными пионами – любимыми цветами бабушки Эда, сказал парень, - я очень прошу, хотя бы маленькую, прямо тут, под сердцем. Я заплачу вам любую сумму, только сделайте это.        Пионы очаровывают не только девушек миллиардеров в красивых букетах, но и тех, чьи сердца наполнены болью.       Ах, мой милый. Был бы ты моим - каждый пион на моём теле принадлежал бы тебе.

Даже если ты не со мной - ты можешь быть владельцем цветов на моём теле.

***

       Пытаясь прорваться сквозь толпу первоклашек, Эд с трудом попадает в туалет, когда уже звенит звонок на урок. У них сейчас английский с Лазаревым, который, как показалось Выграновскому, очень хуёво странно относится к Антону. Он автоматически попадает в чёрный список парня, так как Антон, казалось, занимает всё мысленное пространство Эда, и когда какой-то мудак активно гадит причине бессонных ночей парня, он начинает закипать от злости.        Эд помнит первый скандал между Антоном и Сергеем Вячеславовичем. Помнит хлопок двери, помнит усмешку учителя, помнит как помогал собирать разорванную на части тетрадь.        - А этот ваш Шастун всегда такой агрессивный? - шутя, спросил Лазарев.        - Нет. Только если его кто-то хорошенько достанет, - говорит Эд, выкидывая в помойку уже ненужную тетрадь Антона и выходя из кабинета английского. - Извините, и хорошего вам дня.        Стараясь не думать о том, что будет на английском, парень кидает свой рюкзак на подоконник и уходит в кабинку.        Однако тишину нарушают чьи-то быстрые шаги и жуткий кашель. Подумав о том, что возможно кому-то нужна помощь, парень вылетел из кабинки, прибежав на звук.        - Серёж, ты чего? Подавился что-ли? - слегка похлопывая Матвиенко по спине, сказал Эд.        - Кхм... Да нет, - скашливая что-то в салфетку сказал Серёжа, - всё норм, приболел немного. Ну знаешь, сейчас осень и всё такое... Кхм... Ладно. Ты то как? Давно не общались.        - Всё так же, друг... Всё так же. Ты до сих пор не признался Диме, да? - увидя как друг резко запереживал смотря в сторону туалетных кабинок, парень поспешил сказать. - Не переживай, тут только мы. Так что? Он всё ещё не знает?        - Мы не всегда можем позволить себе сказать правду, Эд. Ведь эта самая правда может уничтожить то, что строилось годами, - моя руки ледяной водой, проговорил Матвиенко.        Немного постояв в тишине, парни разошлись.        Хоть Эд и опаздывал на английский, выговор от Добровольского казался ему более угрожающим, чем замечание об опоздании от Лазарева.        Поэтому, направляясь из туалета прямиком к кабинету истории, парень думал только об одной вещи - как сейчас он сядет рядом с Антоном и они обо всём спокойно поговорят. Осталось только извиниться перед Поповым и день станет ещё лучше.        Однако из мыслей парня выбивает голос из кабинета Попова:        - Какого чёрта, Антон? Зачем ты это делаешь? Чего ты, мать твою, добиваешься? - было видно, что Арсений едва ли держался, чтобы не сорваться на крик.        - Арсений Сергеевич, я не понимаю о чём вы говорите... - пытался спрятаться от гнева учителя Шастун.        Эд, стоящий за чуть приоткрытыми дверьми видел всё, что происходило в кабинете. Видел то, как Попов подошёл к его Антону, видел то, как Шастун прикрыл глаза, и видел то, как нежно проведя ладонью по щеке парня, учитель прислонился своим лбом ко лбу ученика.        - Я так сильно переживал за тебя эти дни. А ещё эта рана на щеке, Тош, откуда она? - тихо, почти шёпотом произнёс педагог, всё так же нежно поглаживая кожу лица парня напротив.        Почему он называет тебя Тошей? Почему ты не отталкиваешь его?        Одна за другой слёзы полились из глаз Эда. Огромный ком сдавливал горло, а сердце, казалось, перестало качать кровь. Дыхание сбилось, а грудная клетка болела так, словно теперь вместо кучи бабочек там летают кинжалы, будто оцепеневший, парень наблюдал за тем, как его самый любимый человек обнимает своего учителя, хотя к нему самому тот прикасался с огромной опаской.        Пелена из слёз перекрыла весь вид на то, что происходило за дверью.        Отойдя от кабинета, Выграновский пулей полетел вниз по лестнице.        Ему сейчас хотелось только одного - убить боль, которая с каждой секундой становилась всё сильнее и сильнее.        Закрывая глаза, перед Эдом стояла только одна картина - Арсений, сжимающий хрупкое тело его мальчика в своих руках.

***

       - Серёж, а вы давно с Димкой дружите? - спрашивает Эд, сидя на качелях рядом с Матвиенко.        - Да почти с пелёнок. Этот очкарик такой смешной, всегда мне конфеты из дома выносит.

***

       - А давайте втроём будем дружить? - предложил Дима, наблюдая за тем, как Серёжа делится конфетами только с Эдом. - Мы можем даже друг другу смешные прозвища придумать, давайте, а?        - Дим, ну какие прозвища? Ты и так Поз, Серёга - Армяшка, я - Скруджи.        - Ну может я тоже хочу быть Скруджи. Как Скрудж МакДак, и таким же богатым быть, - возникает Серёжа, вставая со скамейки, на которой он сидел вместе с Эдом.        - Чтобы быть богатым, нужно хорошо учиться, а у тебя уже двойка по математике стоит, хотя мы всего неделю во втором классе, - смеётся Дима, поправляя очки.

***

       - Эд, ты же заметил, что в последнее время я немного отстранился от вас с Димой... - сказал Серёжа, пиная камушек.        - Да, Сер... Меня и Диму это настораживает. У тебя кто-то появился? Если да, то почему ты это скрываешь? - аккуратно, будто бы боясь спугнуть и без того робеющего друга, сказал Выграновский.        - Нет, никого нет... В том смысле, что... Я очень боюсь признаться тебе. Я понимаю, мы друзья, но это может прозвучать странно...        - Если ты сейчас скажешь о том, что тебе нравится Дима, то я от счастья заплачу, - перебил Серёжу парень.        - Как ты узнал? - с испугом в голосе сказал Матвиенко. - Это так заметно? Боже, а что если Дима узнает об этом?

***

       - Чёрт тебя дери, гребаный Шастун. Иди ты нахуй - кричал парень, сидя на полу. Очередная бутылка дешёвого пойла полетела в стену, разбиваясь на тысячи маленьких осколков.        Слёзы текли не переставая, глаза опухли. Сердце болело так, что хотелось вырвать его из груди. Руки дрожали, дыхание сбивалось. Хотелось рвать всё, что есть: волосы, одежду, кожу на руках и обои на стенах. Хотелось сломать всё, что движется и не движется. Парню хотелось перебить моральную боль физической. Голова гудела, а перед глазами - весь сегодняшний день.        Нежное прикосновение к его руке, зелёные глаза напротив.        Антон обнимает учителя, улыбаясь так мягко, так искренне. Эду он так никогда не улыбался.        - Зачем? Зачем ты это сделал, господи...        Истерика парня переросла в нервный срыв, простые рыдания наполнились воем. Уже лёжа на полу и задыхаясь в собственных слезах, парень обещал себе, что больше никогда

он никого не будет так сильно любить.

***

Добрый вечер, Эдуард. Не буду спрашивать у тебя причину твоего отсутствия на моём уроке,

но я хотел бы кое-что с тобой обсудить. Завтра в 14:30 в моём кабинете.

С Уважением, С.В. Лазарев.

23:47