будни

1. - Слышал, что Ванечка идёт на забив? – из ниоткуда взявшаяся Лизавета, часто моргая и улыбаясь, сначала не хило озадачила Кириллова. - Кто идёт? – не понимает Алексей какого беднягу она так лестно обзывает. Потом до него доходит, но слишком поздно, кажется. - Иван, Ваня, Ванюша, Ванечка Шатов, не знаешь такого? - С кем!? - Угадай с трёх раз. «О боже, нигде покоя от него нет» - Верховенским? - Да. - Вот уёбок, - шипит Алексей Он тупо смотрит в стену, судорожно покусывая губу. С Верховенским Шатов, по сути, никогда не дружил. То ли характеры разные, то ли что-то не поделили – никто не знает истинную причину их многолетней вражды. Всегда, можно сказать, побеждал Пётр, во-первых, потому что он директорский сынок, во-вторых младше на два класса. Далеко это не заходило, так, два-три раза в месяц подерутся, да и закончат на том, что Шатову скажут: «Ты же взрослый, какой пример ты подаёшь, избивая маленьких». - А Николай где? – спрашивает Тушина после недолгого молчания. - Его вообще в школе сегодня нет. - На соревнованиях что-ли? - Не, сказал что плохо выглядит. - У него там случаем не понос? – всерьёз ли или шутит не понятно, у Лизаветы всегда такой тон, - ну, помнишь, как он в седьмом классе… тогда ещё на день здоровья, - начинает она, когда видит не понимающее лицо Алексея. - Да я ж к вам в школу только год назад пришёл, ебанько. - О-о, точно, жаль, ты пропустил такие великолепные годы, - вздыхает девушка от наплыва прекрасных воспоминаний, - Ты напомни как-нибудь потом, я расскажу, истории – закачаешься. Звонок раздался над самым ухом, оглушив подростков. - У тебя какой сейчас? – старается переорать шум Лизавета. - Физика. В 32. - У меня обж в 33, пойдём. 2. - Опять? О боже, Петь, создаётся впечатление, что умом ты не сильно отличаешься от первоклашки, честно, я думал ты перерос эту фазу, - сердится Эркель, одноклассник Верховенского, которому, в принципе, поебать на Петра, но тот даёт списывать общество, а если подерётся опять уйдёт домой и здравствуй очередная двойка за невыполненное д/з. - И стал терпилой? Если бы тебя буллили и задирали, ты бы стоял на месте? – у Верховенского трясутся руки от злости, и, кажется, скрипят зубы. - И что он тебе сказал-то? - «Ты, хуйлуша, прекрати уже сталкерить Коляна. Мне похую на твои привилегии, если не прекратишь, твои яйца будут торчать из ушей. Тебе вообще норм живётся, когда из-за тебя и твоих никому не всравшихся чувств другие челики целыми ночами тревожатся?». Потом он ещё долго говорил всякие гадости, но суть ты понял. - Оу, странная выходит ситуация. - Да не ссы, Шатов не придёт. Струси-ит. 3. В тот день, когда Пётр произносил свою длинную речь, Ставрогин пришёл домой убитым. Он весь вечер, а потом и до трёх ночи переживал из-за признания, каковым его можно считать, и своей грубости. К половине четвёртого он позвонил Ивану, тот единственный в такую рань уже не спал. Уже, потому что чуть позже полуночи его разбудил крик сестры, которая раньше положенного срока рожала. А после он просто не смог уснуть и тихо сидел на кухне, прихлёбывая какую-то жижу, не то чай, не то кофе, когда позвонил Колян. Иван слушал его, пытался вставлять в монолог Николая скудные слова поддержки, когда тот задыхался от потока эмоций и звуков, иногда нечленораздельных. Сам Ставрогин потом уснул, Шатов сбросил трубку, лёг в постель и понял, что так продолжаться больше не может.