Souvenirs de couleur menthe

      Утро этой среды Дима проводит как на иголках, проснувшись намного раньше положенного времени и стараясь как можно тише привести в порядок свою комнату и желательно кухню, не разбудив при этом мать с отчимом. Сегодня Олегсей должен был наконец прийти на индивидуальное занятие. А Дима был настроен на то, чтобы если не признаться, то хоть намекнуть на свои чувства.       Дима сидел на первых двух уроках, ожидая если не появления биолога, то хоть СМС от него. Но его не было даже в школьных коридорах, за две перемены Дима его ни видел, ни слышал, и стал уже переживать, что классный руководитель в школе вообще не появлялся. А потом он вошел среди третьего урока, держа в руках журнал. Собранный и статный, в черных клетчатых штанах, рубашке и черном свитшоте сверху. Холодный и сосредоточенный, но приоткрытые в отдышке губы и румянец на впалых щеках выдавали то, что Олегсей неплохо побегал накануне. Видимо, опоздал на работу, хотя, может и отсутствовал по личным причинам. — Как у вас, ребят? — Олежа окинул класс взглядом, чуть прищурившись через очки — Оля, просил же, чтобы ты не красилась так ярко. Ладно, все, вроде, нормально. Я пошел тогда.       Олегсей аккуратно кивнул Диме, словно сказав, что прекрасно помнит о сегодняшних занятиях, и вышел из кабинета, после чего Диме, буквально через минуту, пришло сообщение. Замерев лишь на секунду, парень подхватил гаджет, напугав сонного Гоги своей резкостью, и разблокировал экран, заходя в мессенджер. Губы сразу растянулись в улыбке, и Дима убрал телефон в карман, чувствуя теплое предвкушение внутри. Олегсей Михалыч: Сегодня занятие у меня проведем. Приезжай к 5, адрес у тебя был.       Дима не знал, вообще не мог догадаться, почему Душнов решил провести занятие именно у него, а не у Димы, как обычно. Но подростку сегодня это даже сыграет на руку, если его признание выйдет резче, чем ожидалось. Ну, он просто сбежит, как лох позорный, и не будет попадаться учителю на глаза некоторое время.       Каждый раз, когда Дима думал об этом моменте, когда представлял, как будет говорить эти слова, его сердце неприятно екало, ударяясь о ребра. И он вообще не знал, что будет происходить с ним в процессе признания, не сляжет ли он с инсультом, или его сердце сразу остановится и уйдет, помахав на прощание беленьким платочком? Конечно, это маловероятно, но что-то Диме подсказывает, а вернее буквально кричит максимально громко и прямолинейно, что вполне возможно. Особенно, если что-то пойдет не по плану, но подобные мысли Дима старался отсеять, чтобы не накрутить себя раньше времени.       Диму вдруг словно прошибло каким-то осознанием, а в голове раненым зверем забился один вопрос. Как он вообще пришел к выводу, что пора признаться? Он просто проснулся вчера с мыслями о том, как круто было бы просыпаться, обнимая не подушку и одеяло, а Олегсея. Дима был таким уверенным в себе, когда решил, что пора вылезти из шкафа. Его воодушевленный мозг был уверен, что тут все взаимно и что Олегсей сразу бросится к нему в объятия, а сейчас до него дошло, что все не так радостно и радужно, как хотелось. И он даже засомневался, стоит ли ему вообще раскрывать свои чувства.       Но потом, когда Антон Эдуардович попросил Диму отнести биологу журнал десятого класса, Дима передумал. Увидел стоящего у доски учителя, с испачканными в мелу руками и строгим выражением лица, которое сменилось на улыбку при виде парня. И понял, что если не выпустит хоть какую-то часть этих чувств, то они взорвутся, разорвав Диму изнутри. Слишком уж их много на одного подростка. Дима, следуя указаниям учителя, положил журнал на его стол и вышел из кабинета, чувствуя спиной, как ученики провожают его взглядом. Только вот он упустил одну деталь: детям было глубоко плевать на старшеклассника, а вот Олегсею - нет.       Димин день пролетел довольно быстро. Когда уроки закончились, он отправился к Гоги и, перекусив под добрый взгляд мамы друга и сделав некоторые уроки, отправился на индивидуальные занятия в прекрасном расположении духа. Какое-то непривычное хорошее предчувствие заставляло все нутро радостно трепещать. Возможно, именно поэтому он твердо решил пройти пять остановок до дома Олегсея пешком. Погода была приятной, в воздухе пахло зимой и чувствовалась минусовая температура, руки с зажатой между пальцами сигаретой ощутимо замерзали, но на небе светило солнце, компенсируя своим светом весь холод. В наушниках играла веселая музыка, не позволяя грустным и неприятным мыслям угнетать Диму.       Время пробежало незаметно, Дима даже не заметил, когда перед ним вырос нужный дом. Отключив наушники и взглянув на время, Дима понял, что опоздал уже на десять минут, поэтому быстро вбежал в подъезд, из которого так удачно вышла женщина с маленькой девочкой, и поднялся на нужный этаж. Воздух в легких закончился примерно между третьим и четвертым этажом, но Дима все еще спешил, только теперь проклинал сломанный лифт. И вот он уже стучит в смутно знакомую дверь, вновь обещая самому себе, что бросит курить. И он уже готов был выдать радостное "здрасте", когда дверь открылась, но присутствие кого-то чужого остановило, заставив нахмуриться. Олегсей кивком головы указал входить, и Дима переступил порог квартиры, не отрывая от незнакомого мужчины пристального взгляда. Тот был ростом примерно с Олегсея, но значительно больше во всех смыслах этого слова. Деловой костюм под строгим пальто позволяли сделать вывод, что мужчина явно какая-то важная шишка. А голубые глаза, смотрящие на Диму строго и изучающе, казались смутно знакомы. Атмосфера в квартире и между мужчинами была крайне напряженной, прямо искрилась какой-то опасностью. — Дим, вешай куртку и иди мыть руки, я скоро подойду, — немного уставший и раздраженный голос Олегсея отвлек Диму от изучения неизвестного мужчины, а ладонь на спине немного подтолкнула в глубь прихожей, к шкафу. — Кто это? — подал голос мужчина, ровный и строгий — Твой дружок?       Дима был возмущен, крайне возмущен. Хотелось вступить в конфликт, защитить себя от этих косвенных оскорблений и вступиться за Олегсея, но парень молчал, сжимая в руках дубленку. Пока слишком рано ввязываться в ссоры, не было действительно веской причины, он ведь не в компании сверстников. — Тебя это, конечно, волновать не должно, — грубо ответил Душнов, отойдя от мужчины на пару шагов, но потом все-таки продолжил— Мой ученик. У нас индивидуальное занятие по подготовке к ЕГЭ. А теперь покинь мою квартиру, у меня дела. — Говори поуважительнее со мной.       Дима увидел, как до этого высоко и часто вздымающаяся грудная клетка учителя на секунду замерла, после чего его дыхание выравнялось. И Дима понял - сейчас будет взрыв. Парень уже сталкивался с таким Олегсеем, когда его дыхание становится ровным, а с щек исчезают остатки живого румянца, когда он становится словно фарфоровым, чертовой куклой. По лицу мужчины было прекрасно заметно, что и он уже сталкивался с подобным, только вот знал об этом чуть больше Побрацкого. Дима предпочел ретироваться в ванную, благо уже знал, куда идти. Но воду включать он не спешил, подойдя ближе к двери. Ему было бесконечно интересно, кто этот человек, какие у них с Олегсеем отношения и как все закончится в итоге. В любом случае, парень уже готов был ко всему, даже к драке. — Ради отца дела могут и подождать, — Дима вздрогнул, широко раскрыв глаза.       Так это отец Олегсея. Тот самый Михаил Душнов, у которого натянутые отношения с сыном. Дима наконец осознал, почему глаза этого мужчины показались ему знакомыми. Такие же голубые, но потухшие в силу возраста и легшей на широкие плечи ответственности. Дима прикрыл глаза и глубоко вздохнул, вслушиваясь в то, что будет отвечать Олегсей. — Ах, "ради отца"? Твои дела не ждали, когда твой сын так нуждался в тебе. Они не ждали, когда я бегал по психологам и психиатрам. Ты просто забыл о том, что у тебя есть сын, а потом и вовсе выгнал из дома. Просто потому, что я влюбился и не оправдал твоих ожиданий. А поддерживала меня твоя секретарша, абсолютно чужая женщина заменила мне всю семью, которой я лишился из-за тебя! — голос Олегсея, ровный, но пропитанный злостью и какой-то словно детской обидой, на некоторое время затих, погружая всю квартиру в неуютную и в какой-то степени пугающую атмосферу — А теперь, пожалуйста, уйди из моей квартиры. Меня ждут.       В следующую секунду раздался громкий хлопок входной двери, но даже он не вывел Диму из немного тревожных мыслей. Он вновь и вновь прокручивал в мыслях все слова, которые произнес учитель, и старался собрать пазл у себя в голове. Но все это превращалось в одну непонятную кашу, чувства уже привычно побеждали над разумом, подначивая выйти и просто заключить Душнова в крепкие объятия, просто чтобы показать, что не обязательно держать все в себе. Что Дима будет рядом в тяжелые для Олегсея моменты и не даст ему разбиться, также, как Олегсей когда-то собрал разбитого Диму по кусочкам.       Вздохнув, Дима предпринял последнюю попытку мыслить здраво и трезво, но, проебав и ее, коротко сжал кулаки и вышел из ванной комнаты, отправляясь на кухню. Олегсей сидел за столом, на котором лежали очки и вибрировал телефон, отображая сообщения от контакта "Оля одуванчик" и беседы "Шалаш". Усмехнувшись названию беседы, Дима перевел взгляд на Душнова, который подростка, кажется, вообще не замечал. Мужчина сжимал пальцами переносицу, аккуратно и почти незаметно ее массируя, а его плечи вздымались тяжело и редко. Сердце Димы сжалось до минимальных размеров, заставляя парня ненадолго задержать дыхание. Видеть обычно веселого и жизнерадостного биолога таким подавленным было непривычно, в какой-то степени больно. Подойдя чуть ближе, Дима положил руку на спину Душнова, немного наклонившись в надежде заглянуть в глаза. — Олегсей Михайлович, все нормально? — Черт, Дима, прости пожалуйста! — Душнов вздрогнул, в панике схватив очки и неосторожно нацепив их на нос, и вскочил со стула — Все нормально, я поставил чайник, сейчас перекусим и преступим, все отлично.       Дима видел, что далеко не отлично. Слишком уж наигранной были улыбка и энергичность учителя, настоящий Олегсей таким не был. В этот момент Димин мозг словно вовсе перестал контролировать действия собственного тела, выключив даже органы зрения. Двумя руками схватившись за дужки очков Олегсея, Дима медленно и аккуратно снял их, откладывая на стол и откровенно наслаждаясь видом ошарашенного и смущенного учителя. Его приоткрытыми губами и румянцем на щеках. А потом он заглянул в глаза, за секунду считывая и анализируя все эмоции. Голубой цвет стал выделяться лишь сильнее на фоне покрасневших глазных яблок, а обида добавляла ближе ко зрачку какой-то странный синий оттенок, будто пыльный, но от этого не менее притягательный. Олегсей отвел взгляд в угол комнаты, пряча помрачневшее лицо за темной челкой. — Может, я смогу как-то помочь? — с надеждой на то, что реально сможет хоть что-то сделать, спросил подросток. — На самом деле... — Олегсей замялся, в смущенном жесте соединив кончики указательных пальцев и окинул Диму невинным взглядом, вставая на ноги— Мы можем просто обняться? Если тебе это не нравится, то так и скажи, просто... В такие моменты обычно рядом всегда кто-то был и обнимал меня, поэтому это вошло в привычку и помогает успокоиться.       Дима сначала удивился, получив от сердца первое предупреждение. А политика его организма была такой: три предупреждения - инсульт, еще три - можно выносить вперед ногами. Но Дима смог расслабиться, почувствовав, как уже привычно онемели кончики пальцев, и губы растянулись в улыбке. Подросток просто притянул Олегсея к себе, обвивая его плечи и сжимая его чуть сильнее, словно надеясь запихнуть его в свое сердце и не расставаться никогда. Ткань серой футболки приятно ощущалась под согревшимися пальцами, а теплое дыхание на шее заставляло чувствовать себя как-то иначе. Как-то, как не ощущалось еще никогда.       Дима обнимал учителя, зная, что этот момент останется в пределах этой квартиры и в памяти их обоих, Диминой точно, потому что эти объятия, как и первые, он не забудет. Дима чувствовал дыхание на своей шее, чувствовал, как Олегсей сжимает пальцами его свитер на боках, изредка мелко вздрагивая. И этот момент Дима не променяет ни на что.       Эти объятия пришлось разорвать значительно быстрее, чем первые, Дима даже немного разочаровался, но улыбнулся, смотря на смущенного Олегсея. Закатное солнце, которое окрашивало часть комнаты в красивый розовый оттенок, создавало впечатление, будто это Душнов освещает комнату ярким румянцем на щеках и кончиках ушей. Учитель говорил, улыбался и смеялся, словно ничего и не было, но бесконечные запинки и немного дерганые движения рук выдавали с потрахами его смущение и легкую нервозность. Диму это не напрягало, даже наоборот, заставляло думать, что все может быть взаимно. Очень мало шансов, что взрослый человек будет так вести себя после обычных объятий, пусть и с собственным учеником.       И, если чаепитие прошло в немножко неловкой атмосфере, то, когда они приступили к занятиям, Олегсей забылся. Воодушевленно объяснял Диме какие-то задания, жестикулируя и улыбаясь. Дима старался слушать, кое-что записывал или запоминал, но не добровольно залипал на учителя, теряя всю нить разговора, но быстро приходил в себя, чуть встряхивая головой.       И вот Дима открывает глаза, и стоит уже одетый и обутый в прихожей, улыбаясь уголками губ и смотря на такую же улыбку напротив. Сердце стукнулось о ребра, подав второе предупреждение, и Дима вдруг осознал, что момент уже наступил. Время вокруг словно остановилось, а в ушах неприятно зазвенело. Первые пару секунд Дима просто думает, что сказать, забыв все речи, что придумал за день. А потом мозг отключается, мысли исчезают и Дима отдает себя во власть своих чувств. Шаг, и Дима уже стоит намного ближе к учителю. Несколько сантиметров, и Дима касается губ учителя своими. Он даже не целует толком, просто оставляет легкое, совсем детское касание. Эта доля секунды длится, словно целая вечность, но Дима отстраняется. Он не смотрит на Олежу, не ждет реакции, просто разворачивается и вылетает из квартиры, почти бегом спускаясь по ступенькам.       Олежа так и стоит у приоткрытой входной двери, сжав ручку и тупо смотря в пространство перед собой, совсем забыв о том, что ему нужно дышать и моргать. Сердце билось с огромной скоростью, ударяясь о ребра с такой силой, что казалось вот-вот пустит по ним трещину. Стало вдруг как-то морально тяжело, Олежа закрыл дверь и на ватных ногах дошел до гостиной, сразу падая на диван.       Олежа немного глупым взглядом смотрел в потолок, осознавая, что просто не понимает, как реагировать. Он в шоке, просто выпал из этой Вселенной к чертям собачьим. Этот детский поцелуй абсолютно выбил Олежу из колеи, пока какой-то ком пережимал горло, а глаза неприятно щипало. Он вообще не понимал причины этих слез, почему он так реагирует. В голове крутилось множество вопросов, разрывая черепную коробку изнутри. Стоило ли ему остановить Диму? Как ему вести себя завтра? Нужно ли ему поговорить с парнем и обсудить всю эту ситуацию? Стоит, однозначно стоит, но тогда появляется другой вопрос. Поговорит ли Олежа, сможет или струсит?       Олежа старался дать этой ситуации другую трактовку. Спор, случайность, глупый розыгрыш - что угодно, но произошедшее было до тошноты однозначным. Олежа медленно выдохнул, поняв, наконец, откуда этот раздражающий гудящий звук и взял выпавший из кармана телефон, не глядя принимая входящий вызов. —Олежа, ты дома, все хорошо? — раздался в трубке знакомый взволнованный голос — Ты почему трубку не берешь? — Черт, Влад, прости ради Бога. Задумался. — Задумался он. Ты дверь откроешь? — Ты уже пришел? — Олежа встал на ноги, сморгнув так и не сорвавшуюся с ресниц влагу и сбросил вызов.       Олежа открыл входную дверь, натянув на лицо фальшивую улыбку и осматривая гостя. Черные волосы немного растрепались от ветра, который разбушевался на улице, а карие глаза блестели весельем. В силу крайне высокого роста он смотрел на Олежу сверху вниз, но не холодно и высокомерно, а тепло и даже немного нежно, пока длинные пальцы сжимали бутылку вина. Олежа пропустил парня в квартиру, радуясь спиртному в его руках, и постарался как можно незаметнее сделать глубокий вдох. От Влада нужно скрываться максимально тщательно, он все-таки врач, пусть и стажер скорой помощи. — Дурдом вообще, — возмущался Влад, проходя на кухню и ставя бутылку на стол — Я минут десять до тебя дозвониться не мог. — Прости, — Олежа невинно пожал плечами, заранее зная, что это сработает. — Я не об этом. Я пока поднимался, минут пятнадцать как раз назад, в меня пацан какой-то врезался. Бежит и не видит, куда бежит. Рожа красная, ошалевшая такая. Понакурятся травы, блин...       Влад просто махнул рукой, меняя тему, только вот Олежа его слушать перестал. Для Влада этот незнакомец был просто шпаной, тенью, с которой, как ему казалось, он больше не встретится. А для Олежи этот человек был тем, кто крутил его мир, словно детскую головоломку. Сердце вновь замерло на несколько секунд, перестав качать кровь, из-за чего давление понизилось и кончики пальцев стали замерзать изнутри. Он просто стоял, улыбаясь и кивая Владу в ответ на некоторые реплики, пока его сердце просто разрывалось изнутри на мелкие кусочки, словно клочок бумаги. Исписанный и истертый, с порванными краями.       Утро Олежи, к слову, началось в шесть часов с трели будильника и похмелья. Он лежал на своей кровати, в том, в чем и уснул, но был укрыт одеялом. Олежа что-то промычал под нос, но все-таки встал на ноги, пошатнувшись. Голова просто шла кругом, да и живот скручивало не слабо. Да, пить он совсем не умеет. В зале, как позже обнаружил Душнов, мирно посапывал Влад, закинув свои длинные конечности на спинку и один из подлокотников дивана. Олежа на него внимания даже толком не обратил, лишь прошел на кухню, включая газ на плите и ставя чайник на огонь. На улице было еще темно, поэтому кухня была погружена в сумерки, а огонь конфорки очень красиво горел синим, не освещая толком ничего, но хоть немного согревая. Олежа предпочел и не включать свет, лишь подошел к окну, опираясь ладонями о подоконник. В доме напротив около половины окон уже загорелось, на небе все еще висели луна и звезды, но на линии горизонта уже светлело.       Этот пейзаж напоминал Олеже детство под Питером. Детство и Диму. Почему-то в голове стали рисоваться картинки того, как Дима стоит перед этим окном, в комнате также темно, а Дима кутается в футболку и курит в форточку. Он бы идеально вписался в эту атмосферу, но Олежа отогнал от себя эти мысли, развернувшись и направившись к холодильнику. Возможно, вчерашняя ситуация все-таки свела его с ума, но Олежа вновь ощущал немного подзабытое ощущение взаимности. Его чувства после Диминого странного признания, если это можно было посчитать признанием, никуда не делись, а лишь наоборот увеличились, стали только крепче и яснее. И Олежу это даже немного пугало.       Раньше Олежина симпатия к подростку не мешала работе или их взаимоотношениям ученик-учитель. Сейчас же, когда самый натуральный натурал всей школы вот так вот открылся, это могло повлечь проблемы. Не только Олеже, но и Диме могло достаться, если кто-то узнает. Тем более, если это доплывет до директрисы. Она уволит Олежу, но это он переживет. А вот Дима может и не пережить, если через директрису эта информация попадет к его родителям. И это толкало Олежу на то, чтобы соврать о своих чувствах и оттолкнуть парня подальше от себя. Может, на выпускном он и расскажет, как все было на самом деле.       Но Олежа был честен с собой. Он прекрасно понимал, что просто не сможет сказать Диме "нет". Что даже говорить с ним или смотреть в зеленые глаза будет тяжело, а отказать - просто, мать твою, невозможно. Но и избегать парня не хотелось.       Быстро влив в себя кружку кофе и запихнув пару печений, Олежа быстро начеркал Владу записку на вырванном из ежедневника листке, оповещая о том, что он на работе, ключи оставит на зеркале, а Влад потом отдаст их соседке. Баба Нюра, женщина крайне приятная и добрая, прямо Божий одуванчик.       К слову, с Димой Олежа, как и ожидалось, не поговорил. Вообще избегал его целый день, словно ребенок, который играет в салочки, забегая за каждый угол и в любой закуток, в надежде на то, что его не заметили. И Дима вел себя не лучше, резко разворачивался и почти убегал, заставляя остальную компанию еще несколько секунд просто стоять в полном недоумении. Оля старалась выведать у обоих, что вообще происходит, но что Дима, что Олежа как один отвечали, что все нормально и переводили тему. Заметили и Антон с Региной, только в этом случае Олежа подвергся психологическим пыткам, поэтому рассказал все, взяв обещание, что они не будут подавать при Диме вида, что что-то случилось. Те, конечно, согласились, но сказать, что они были в шоке - не сказать ничего. Они откровенно охуели, выпав из мира минуты на три. Это еще по Божески, Олежа, например, осознал произошедшее только в тот момент, когда рассказал друзьям.       Он просто сидел всю перемену, с паникой во взгляде смотря в пол и заламывая пальцы. Регина пыталась успокоить хоть как-то, Антон старался дать понять, что из этой ситуации есть выход. Только вот Олежа как всегда драматизировал, возможно даже слишком. Радовало лишь то, что завтра у него выходной, Олежа сможет составить план предстоящего разговора и все обсудить с Димой. И Олежа прямо засиял, радуясь этой возможности, улыбнулся и вышел из кабинета Регины, топая к своему.       С Димой они не пересекались совсем, а у Гоги и Оли был такой вид, будто они скоро начнут выбивать из Димы информацию, и Олежа даже немного веселился с этого. Но, по приходу домой, все веселье ушло. Влада не было, квартира встречала уже привычной пустотой и легкой прохладой. Олежа вновь остался наедине с глушащей тишиной и собственными мыслями. Он лежал на кровати, стараясь разложить мысли в своей голове по полочкам, пока в итоге не уснул. Не удивительно, он довольно мало спит из-за работы и стресса, поэтому мог уснуть где угодно, когда угодно и на сколько угодно. Поэтому и проснулся он только в восемь утра следующего дня.       Олежа не успел еще нормально глаза открыть, но сердце уже сходило с ума, пока душа мерцала нехорошим предчувствием. В ушах стоял тихий звон, оповещающий о какой-то грядущей проблеме, возможно опасности. Олежа знал все эти знаки, верил им и еще ни разу не промазал, поэтому поверил и сейчас, с легким тремором рук ожидая того, что должно произойти. И дождался. Спустя примерно три часа его телефон разразился знакомой мелодией входящего звонка и на дисплее отразилось имя директрисы. — Анна Михайловна? Все нормально — Олежа не тратил время на приветствия и манеры. Сердце забилось в три раза быстрее, давая понять, что момент настал. — Олегсей Михайлович, в школе произошел пожар. Южное крыло, у вашего класса была практическая по химии и что-то взорвалось. Огонь поразил два соседних кабинета.       Сердце забилось еще быстрее, а вот кровеносные сосуды сжались, от чего у Олежи закружилась голова, а уши словно заложило каким-то белым шумом. Стиснув в пальцах телефон, Олежа пару раз вдохнул, стараясь унять волнение, и мазнул кончиком языка по пересохшим губам. — Все хорошо? Учеников эвакуировали? — заговорил Олежа, сняв очки. — Да, — голос женщины был твердым и уверенным, но по интонации было понятно, что это далеко не конец — Но есть одно "но". Побрацкий не вышел из школы вместе со всеми. Пожарные сейчас не могут войти в кабинеты, чтобы найти его.       Сердце резко замерло.