Фрезии

Цукишима уже неоднократно бывал у Куроо. Его квартира прекрасно отображала Тецуро как личность — она была достаточно странной, можно даже сказать, собранной по кусочкам сумбурно, и в этом крохотном двухкомнатном помещении частички ясно отображали как серьезность, так и спонтанность мышления его хозяина. В первое свое появление там Цукишима несколько раз споткнулся о раскиданные в самых неожиданных местах кеды и тапочки (их у Куроо почему-то было подозрительно много). Как сам дизайнер потом объяснил, он достаточно часто рандомно скидывает обувь, где получится, когда собирается на работу или в универ, так там они и остаются. Рабочее место представляет собой собрание артиллерийского полка из кружек с недопитым кофе и сотней ложек-винтовок в них, стопки учебных материалов, расползающихся по всей комнате случайным образом, прикрепленные везде, где только можно, заметки и распечатки картин для копий или примера. Но в то же время рядом висели плакаты каких-то рок групп, которые дизайнер перевёз ещё из родительского дома и хранил как зеницу ока, а на полках и прикроватной тумбочке гордо украшали пространство фигурки персонажей из аниме и даже манга. Вторая комната была гораздо чище, потому что Тецуро редко её использовал. Некогда в ней жил Бокуто, и кое-какие детали все ещё об этом напоминали. Например, постер его любимой волейбольной команды, который уже столько времени забыто висит над раскладывающимся диваном, как "подарок" или оставленная где-то в углу гантеля, о которую хозяин жилища только при Цукишиме с громким «Блять, Бокуто!» спотыкался раз семь за всё время. О том, что в ней иногда происходит хоть какая-то жизнь, напоминали только оставленные явно впопыхах вещи на спинке кресла и пустые тарелки с крошками. "Иногда, когда становится особенно одиноко, ужинаю тут, если успеваю," — объяснил немытую посуду Куроо, когда Цукишима вопросительно кивнул на журнальный столик. После их первого свидания в кофейне (на самом деле, Кей всё ещё не уверен, можно ли его так называть) Тецуро стал расцветать буквально на глазах. Черепашьим шагом, но он всё-таки стал говорить честнее без злосчастной игры в угадайку, по наставлению архитектора действительно постарался бросить курить («Это стоило мне кучи чупа чупсов, я такими темпами начну их ненавидеть!»), нагнал упущенную программу, посему перестал ходить к репетитору, и в целом стал выглядеть живее. Видя такой прогресс, Цукишима сам невольно стал относиться к их взаимоотношениям спокойнее. Былые тревоги по поводу ошибок прошлого стали отходить на второй план, а дизайнер гордо и обоснованно вышел на передний, заполняя собой большую часть всего вида. Оказалось, что умение Куроо выводить собеседника на активный непринуждённый диалог распространяется не только на личные встречи, но и в целом на любое общение с ним где-либо. Их переписка достаточно быстро стала чем-то настолько обыденным, что Кей даже привык к тому, что каждый день он просыпается и, буднично открывая твиттер, видит несколько непрочитанных сообщений с содержанием вроде «Доброе утро, Цуки! Поешь обязательно, если ты этого не сделаешь, я заставлю тебя терпеть тупые анекдоты Тендо весь день ;)». — А потом, прикинь, он ко мне подходит и такой: "Ты видел этот утиночный натюрморт, чувак?". Я тогда подумал, типа, чо за черт, в каком месте он утиночный, так он на меня таким взглядом посмотрел, как будто я ему лютую дичь втираю. Хотя кто кому там ещё что втирал. Это я должен был на него так смотреть, типа, ко мне подходит какой-то странный парень, волосы дыбом, сам громадный, и говорит, что натюрморт на региональном этапе серьёзного художественного конкурса, который может помочь нам поступить, утиночный, — всхлеснув руками так, что из кофеварки чуть не вылилось всё содержимое, Куроо опёрся бедром на выключенную плиту. — А утиночным он оказался, потому что по цветовой гамме был, как селезень. Ну, как эти, с зелёной шеей. Я ещё потом подумал, как сам не догадался, реально ведь, как утка. Цукишима качнул ногой под столом и отпил из чашки со свежеприготовленным домашним кофе. — Может, тогда не утиночный, а селезневый? — Бокуто сказал утиночный, значит утиночный, мне так больше нравится. О, ещё история! — внезапно встрепенулся старшекурсник, доливая остатки кофе себе в кружку. — Знаешь, что было первой фразой Бо, когда я решил познакомить его с Ойкавой? — Даже не представляю. — Не "привет", не "приятно познакомиться", а "ты гей?" — Никогда в нем не сомневался, — с лёгким смешком фыркнул Кей и уткнулся взглядом в большое кухонное окно. Весь подоконник битком заставлен горшками с цветами и растениями тех видов, которые он когда-то кидал в Тецуро. Не теми самыми чахликами, конечно, но домашний садик получился внушительный. На каждом, даже на тех, в которых ещё ничего не проросло, приклеена бумажка с названием, написанным размашистым куровским почерком. Дизайнер как-то поделился, что когда понял суть изначальной идеи обстрела цветами, стал гуглить название каждого из них и через какое-то время решился на то, чтобы пробовать их выращивать («А там уже и без помощи Акааши не обошлось, у меня обычно всё гибнет ещё на стадии зарождения»). Тогда Кей подумал, что в его коллекцию от силы входит пара цветочков. Но какого же было его удивление, когда Куроо впервые пригласил его на чай. — Любуешься? — хитро ухмыльнулся Тецуро, вырывая архитектора из воспоминаний, и присел рядом. — Ты хорошо о них заботишься. — У меня были хорошие учителя. — Я всё ещё восхищаюсь фикусом Акааши, который у них в зале стоит. — Ооой, если бы ты знал, сколько ухода и времени на его выращивание потратилось, ты бы расплакался. — Я, конечно, флорист, но не настолько сентиментален, Тецуро. Куроо хмыкнул и состроил гримасу, ничего хорошего не сулящую. — А вот тог- — Нет. Тот случай мы не вспоминаем, — заранее опередил его Цукишима, поднимаясь, чтобы помыть за собой кружку. — Да ладно тебе, смотреть на то, как ты восхищался стегозавром, было изумительно. А, казалось бы, мы всего лишь в музей сходили. — Это был прекрасно сохранившийся скелет - естественно, я восхищался им. — Тебе до полного набора счастливого ребенка тогда только клубничного пирожного не хватало. — Хорошего понемножку. — Сделаешь лицо ещё кислее, будешь похож на динозаврьи фекалии. Оно слишком красивое, чтобы его постигала такая печальная участь, не надо. Куроо расплылся в тёплейшей улыбке, глядя на то, как растерянно хмурится архитектор, и прыснул. — Я тебя ненавижу. — Ты меня любишь, — хмыкнул дизайнер, с нарочито довольной лыбой устраивая подбородок в ладонях. — И мне очень жаль. Предложение встречаться не стало для Кея неожиданностью. Куроо был предельно осторожен, и Цукишима даже подумал, что тот явно подготовил для этого речь заранее. Он не давил, спокойно согласился на то, чтобы парень смог достаточно обдумать свой ответ, а уже в отношениях никогда не действовал против его воли. Любые продвижения в их близости заранее обговаривались, чтобы узнать все "за" и "против". На удивление архитектора, „встречаться с Куроо Тецуро” не подразумевало под собой какие-то глобальные изменения в распорядке дня. Это мало чем отличалось от их взаимоотношений на тот момент, когда они достаточно сблизились, поэтому жизнь Кея не разделилась на «до» и «после», что не могло не радовать. Однако, сказать, что не изменилось совершенно ничего - значит соврать. Хоть и было тяжело в этом себе признаваться, но после начала отношений с Куроо и сотни бессонных ночей из-за размышлений о своих чувствах и эмоциях рядом с ним у Кея активизировалась доселе несуществующая потребность касаться. Ему хотелось трогать, гладить, держать за руку, утыкаться носом в шею, проводить холодной ладонью по колючему взъерошенному затылку и контуру бицепсов на крепких венастых руках, которые всегда такие маняще горячие. Появилось необоснованное и совершенно иррациональное желание стать единственным объектом его внимания, чтобы смотреть-смотреть-смотреть в этот темный омут с ореолом искрящего на солнце охрового цвета вокруг зрачка, ловить на себе эти полные любви и домашнего уюта тёплые взгляды и просто железобетонно закреплять их на себе. Знать, что ни на кого в этом бренном мире Куроо Тецуро не смотрит так, как на него. И от этого всего было так стыдно, что скулы сводило от приторности собственных мыслей, а ничего уже нельзя было поделать. Тецуро вообще во всём был такой. Горячий и обжигающий, как расплавленный шоколад, голос этот его бархатистый и томный, тягучий, как топкий воск. И вот, кажется, он упал тебе на кожу, обжёг своей искренностью и доверием, сковал цепью собственной преданности. Но воск не самый прочный материал. Как только он остынет, можно легко раскрошить слой и выпутаться, он не будет держать тебя против воли. И от осознания того, насколько твой собственный комфорт заботит его, крутило живот. В социальной жизни тоже появились изменения. В основном именно потому, что теперь она у Цукишимы в принципе есть. После тесного общения, в последствии перетёкшего в отношения, с Куроо в жизни Кея появилась опция "потусить с Бокуто и Акааши". Хотя со стороны младшего их посиделки сложно было назвать туснёй, скорее, полным переиначиванием своих навыков в общении и строя дня, но всё же. Так как свободного времени у Тецуро было не так много, а он хотел провести время и с друзьями, и с Цукишимой, то стоило ожидать, что рано или поздно он потащит его к ним. Так сказать, совместить приятное с полезным. Это поспособствовало тому, что Кей стал чуть лучше понимать этих индивидуумов. Во-первых, ещё при первых их приходах в это совиное гнёздышко, парень хватался за возможность остаться в более спокойной компании Акааши как самого уравновешенного человека в компании, словно за спасательный круг. А далее он выяснил, что на самом деле со всей своей манерностью, стоической выдержкой и аристократичной вежливостью, Акааши действительно был хорошим собеседником. Когда Кей смог выбить себе возможность остаться на кухне с ним (читай как: на островке спокойствия и умиротворения), пока Куроо и Бокуто с детским фанатизмом проходили "мариокарт", Кейджи предложил ему "маргариту" собственного приготовления, и Цукишима не увидел причин отказываться. Оказалось, что старший архитектор хорош в приготовлении алкогольных коктейлей не хуже какого-нибудь опытного бармена. И когда Цукки чуть расслабился, у них завязался непринуждённый диалог на эту тему. "— На самом деле Куроо-сан гораздо лучше меня в этом, но если я скажу так при нём, он будет доказывать обратное. Не совсем понимаю, почему ему так важно убедить всех, что любитель, который занялся подобным исключительно по просьбе своего парня, лучше человека, работающего по этой профессии. Попроси его как-нибудь сделать - уверен, тебе понравится," — с теплотой в голосе и третьим бокалом в руках (байки о том, что парень Бокуто никогда не напивается, оказались правдой) сказал тогда Кейджи, и Цукишима понимающе кивнул. Своё отношение к Бокуто Цукишима тоже поменял. Главным его отличием от того рыжего кошмара эпилептика, который раздражал Цукишиму одним только своим видом, что уж говорить о том, чтобы с ним контактировать (да простит его Тадаши, Кей не виноват, что однокурсники его друга детства настолько раздражающие), было то, что Бокуто тупым не был. Он был до чистоты ребёнка наивным, и Цукки искренне недоумевал, как он дожил до своих лет. И было настолько необычно наблюдать, как человек с техническим складом ума (в конце концов, Котаро поступил на бюджет архитектуры и успешно на нём удерживался, а это что-то да значит) может с лёгкостью простроить сложную розетку, на которую первокурснику даже смотреть больно, а потом пойти оттирать микроволновку после того, как пытался сварить в ней яйца. Буквально. Но не признать, что Котаро был хорошим и, можно даже не побояться этого слова, приятным человеком, было бы несправедливо. Парень заботился обо всех близких людях и уважал чужое мнение (но не личное пространство, на такую роскошь надеяться было глупо). А так как Кей был важен Тецуро, то с этим шли автоматические привилегии в виде хорошего отношения со стороны Бокуто. Иногда, когда удавалось сбежать в компанию Акааши (и его коктейлей, прости Господи, они действительно хороши, им для этого даже необязательно быть алкогольными), а Бокуто был в настроении любить весь мир, в котором, впрочем, был всегда, он старательно пытался накормить Кея. Как узналось потом, накормить он пытался всех, кто ему небезразличен, это было одним из проявлений его заботы. От этого отказываться тоже хотелось не всегда, потому что (спасибо судьбе), готовил в их доме в основном Кейджи, и делал это, неудивительно, хорошо. Цукишиме вообще казалось, что Акааши был хорош во всём. Каждый раз, когда они с Тецуро приходили к этой женатой парочке (именно так они выглядели со стороны), их уже обязательно ждала какая-то еда. И, как изначально могло показаться, Куроо сам к этому все ещё не мог привыкнуть, так что они небольшой неловкой кучкой мялись перед выжидающим взглядом Акааши (Бокуто, зачем ты это сделал?). Цукишиме казалось, что он не приходит к друзьям своего парня, а приезжает к родителям. Иначе объяснить «Цукки, ты слишком щупленький, тебе явно нужно чаще кушать, держи!» было нельзя. Но он действительно чувствовал себя дома. Когда приезжал домой и, ворча на вездесущих родственников, скрывал, насколько же сильно он на самом деле скучал по ним, и когда вот так просто сидел на кухне в компании Куроо, Бокуто и Акааши, наблюдая за тем, как Котаро по-свойски накладывает Акааши больше мяса, пока тот якобы не видит, а Куроо воодушевлённо разглагольствует о том, какую крутую игру он недавно прошел («Наконец-то у меня руки до неё дошли, а то с этими сессиями-хуессиями заебешься долги разгребать»). Наверное, впервые в жизни Цукишима мог признаться, что теперь ощущает себя действительно счастливым. *** — Куроо, ты засыпаешь, — заглядывая лежащему на его плече и облепившему его вплотную руками и ногами, как чертова коала, Куроо, сказал Кей, когда они вместе смотрели детективный сериал, который Тецуро уговаривал глянуть уже с неделю. — Да вообще нет, — горделиво фыркнул тот, трясь носом об острое плечо. — Ну да, как же. Уже два часа ночи, тебе завтра на работу. — Какая может быть ночь, если ты не спишь...если я не сплю…. — завыл Куроо, ставя подбородок ему на плечо так, что теперь их лица были в паре сантиметров друг от друга. — Просто хочу подольше с тобой побыть. — Я, конечно, понимаю, но два эй эм, Тецуро, — целомудренно целуя Куроо в лоб, от чего тот вяло зажмурился, Кей хмыкнул. — Да и я могу не уходить. — Это в каком таком смысле? — дизайнер резко отпрял и выровнялся, смотря на Цукишиму, как сибирский волк на попугая ара - словно впервые видит. — Ну, вообще-то, я хотел поговорить об этом в другой обстановке, — разворачиваясь всем корпусом к парню, сказал Цукишима и поправил на носу очки. — Но я давно уже думал о том, чтобы предложить тебе съехаться. Посуди сам, ты до сих пор с трудом вытягиваешь оплату такой квартиры самостоятельно. Даже с рациональной точки зрения такое решение правильное. — Ты, типа, серьезно хочешь жить со мной? — шокировано оглядывая парня с ног до головы («Господи, да я это, тебе не кажется, прекрати на меня так смотреть»), Куроо придвигался ближе. Глядя на всё это, Цукишима сдерживался, чтобы не заулыбаться во все тридцать два, потому что думал, что на такого Куроо Тецуро, родного, домашнего, с растрёпанными больше обыденного волосами, в идиотских пижамных штанах с котами, играющими на гитаре, мутным сонным взглядом и зачатками ослепительно яркой улыбки, он готов смотреть не то что каждое утро, а вообще всю жизнь. Поэтому он собрал всю свою волю в кулак, чтобы сказать: — Мы встречаемся и всё равно видимся буквально каждый день, так что, да, почему бы нет? И вот его счастливая улыбка разрастается по лицу так стремительно, что свет от нее затапливает комнату, и Кей тонет в этом свете и этой улыбке, как в Тихом океане. Таком же "тихом", как Куроо, поющий в душе, как Куроо, машущий ему в конце коридора в университете, как храпящий Куроо, которого так и хочется заткнуть подушкой, как Куроо, когда играет с Бокуто в Мортал Комбат на приставке, как Куроо, который видит на улице очередную "наимилейшую" собаку. Настолько шумном и буйном, что тебя накрывает девятым, десятым, одиннадцатым, да и вообще всеми валами, какие только есть, но от этого не становящимся менее прекрасным. Тецуро кидается к нему с медвежьими объятиями и душит радостный возглас о цукишимину узкую грудь, зарываясь носом в ткань футболки. — Тогда не уходи. Я согласен. Останься со мной навсегда. Пожалуйста. Кей обвивает его длинными руками в ответ. — Конечно, Тецуро. Теперь он всё-таки подарит Куроо цветок со значением, которого так боялся. Потому что Тецуро заслуживает доверия, даже если оно выражено в глупом горшочке фрезий.