Перепутье

      Фасад, обложка, личико, центр города – всё может выглядеть миленько и безобидно, но что происходит на самом деле знают лишь самые сильные, потому что там слабым не место.       Каждый центр города России красив или хотя бы привлекателен. Что происходит внутри? Екатеринбург, Пермь, Владивосток, Уфа – Сортировка, Закамск, Первомайская, Кировские. Кражи. Угоны. Грабежи. Побои. Убийства. Драки лагерей, желающих жить в районе без соперников и конкурентов.       Район Монархистов города необъятной страны выделен как самый опасный. Там продолжают жить семьи, есть школа, больница, полицейский участок, детский сад. Там живут люди, которые не могут уехать. В двадцать первом веке стало более безопасно для зеленых – людей, не причисляющих себя ни к какому из лагерей. Они – перепутье. Стоят посередине. Чем больше проходит времени от зарождения конфликтующих сторон, тем безопаснее становится жить. Если несколько десятков лет назад, в девяностых, там воровали детей, оставшихся без присмотра, перевоспитывали на идеалах сообщества, то сейчас они вполне могут выйти за хлебом зимой, часов в шесть, когда уже темно. Они будут в безопасности, если им не попадутся левые и правые.       Их основная деятельность – борьба за владение землёй, домами, жизнями других людей. Шутка. В наше время для них главное – самоутверждение. Все идеалы лагерей давным-давно потеряны.       Левые и правые. Они были всегда. Правые раньше, чиновники, глупые дворяне захватывали власть в свои руки с каждым годом все больше и больше, обучали детей, наследников, имели состояние. Каждый умирал в возрасте до пятидесяти лет – неплохо относительно другого лагеря. Уважение и почет в девятнадцатом и двадцатом веках давали о себе знать наследованием детьми традиций предков.       Однако – всё меняется. Ничего не длится вечно. Прогресс идет вперед, и сильными становятся находчивые, а не стабильные. Левые жили вместе с правыми, служили их прихотям. Беглыми крестьянами да каторжниками были. Они боялись ответственности за свои идеалы: Анархия, борьба с монополией и Монархией. Из-за узурпации правых пойманные бесспорно умирали, причем в страшных мучениях, «в пример» другим.       Лишь только в середине прошлого века левые обрели стержень, заявили о себе.       После распада СССР вертеться приходилось всем, а у левых был талант. Они показали себя, скупали оружие, нападали на филиалы, ограбили казино в подвале «Бара у Дороги», убивали главарей, не оставивших наследников.       В двадцать первом веке борьба продолжалась. Монархисты хотели вернуть своё по «праву», которого на самом деле никогда и не было. Левые, понимая свое значение, действовали, научив своих конкурентов больше делать, а не думать.       У каждого личные интересы – девушка, квартира, деньги, Имя, отсутствие перспектив, семья. Рожденные здесь могут уехать, но порядок участников сторон не исчезнет никогда из жизней, их душ…       Улица. Фонарь. Аптека…       Грязная. Разбитый. Закрытая и изрисована вандалами.       Темно. Тихо. Тишина хуже всего. После неё всегда наступает шум. Здешние знают, выключают свет, закрывают шторы.       Тишину нарушает мяуканье. Ян, девятилетний мальчишка, выбежал из подъезда, напугав кота. Он бежит от криков. Бежит от боли. Ему не впервой.       Привычный запах протекшей саляры и болота. Скоро будет дождь.       Его мать вытолкнула мальчишку в подъезд, Ян скатился вниз по лестнице, придерживая шею. Придерживая шею не в первый раз. Он рвался к соседнему подъезду, перепрыгнул через ступеньку, врезался в дверь и начал тарабанить со всей силы. Ногами, убивая до посинения пальцев, руками, коленом.       – Кто?       – Ян! ОТКРЫВАЙТЕ, СКОРЕЕ!       Баба Нюра, женщина лет сорока пяти, вымирающий вид – семью создала, привыкла к условиям, поднялась, поможет только своим, но для них же – ангел. Несколько детей в городе живут, а она со своим мужем Вениамином в своей хатке уже двадцатый год вместе теснятся.       Раздался щелчок. Ещё один. Ещё один. Три замка запирают на ночь. Дверь раскрылась.       Мальчик не плакал. Он заглянул внутрь квартиры, стараясь в знакомом месте найти ружье, но оно уже было у хозяина, стремительно шедшего по ступеням на улицу. Нюра затащила парнишку в дом, спрятала в кладовку.       – В подвал иди.       – А мама?       – В подвал, кому сказала!       Он в полной темноте. Хлопнула входная дверь.       – Отойди!       – Дома сиди!       Удар. Вскрик. Нюра жалко упала на стул, слегка приложившись затылком о стену. Затвор ружья. Три замка. Серега Барановский, шестнадцатилетний сын, за отцом пошел.       С улицы стрельба.       Конфликт вышел за рамки квартиры. На территории зеленых. Нюра заперла мальца. Он молчал. Такое происходило не раз. Сыро и холодно, но безопасно. Безопаснее, чем там.       Хуже всего приходилось тем, у кого в семье есть и левые, и правые. Хуже гражданской войны. На войне люди боролись хоть за какие-то идеалы, за семью, а здесь борются из-за безысходности, глупости.       Отец Яна, Прохор, левый, его мать – правая. Анархизм и Монархизм.       Вся разница между ними стерлась – они стали единым целым и в лице будущей нации, продолжившей разжигать огонь раздора, и в маленьком Яне Хоупе. Прохор Тощев –отец. После произошедшего той ночью Ян взял фамилию матери, которая по своим корням совсем не была похожа на правую, но была таковой благодаря уже почившим родителям.       В ту ночь умерло семнадцать человек за десять минут. Это продолжалось до тех пор, пока их не разогнали более старшие левые и правые. Каждый разгонял своих. Вениамин Барановский, муж бабы Нюры, родители Яна, несколько из разгоняющих были похоронены за городом, в разных сторонах. Родились на одной земле, лежат в земле, а все по разные стороны. Зеленых хоронят в центральной зоне.       Из бытового конфликт тогда перешел в идеологический. Счастьем для Яна было то, что маленькая сестренка Варька живой осталась. Отец любил дочку, её желтоватые глаза были как у него, не смел и пальцем её тронуть. А вот мать девчонку не очень любила – слишком тяжело дались роды. Два года девочке было.       Серега Барановский, пацан миловидный, сильный, в свои шестнадцать лет был хоть куда – весь в отца. Всё на рожон лез. Мальцу в ту ночь повезло – выжил. Видел, как отца из пистолета Прохор Тощев застрелил, и кто-то из его прихвостней поджог тело. Раньше левые чаще начинали посягательство на зелёных, не любили их за «слабость и неопределенность».       Так баба Нюра осталась вдовой, Варька и Ян сиротами, Серый попал в первую передрягу. От тюрьмы откосили, в армии служил.       За прошедшие пятнадцать лет всё-таки кое-что поменялось. Образовалась общая иерархия среди левых и правых. Борцы – молодые, определившиеся со стороной ещё со школы, ребята любого возраста до тридцатки. Среди них, конечно же, выделялись ученики, бойцы и учителя. Более старшие, от тридцати до сорока – «батьки», наставники. Их мало, их мнение уже ничего не решает. Всё делают борцы. Натуры огненные, вспыльчивые и, некоторые с обеих сторон, донельзя жестокие.       И левые, и правые отвратительны. Они ужасны и безрассудны. Мелочны. Воспитаны в реалиях и не способны выбраться. Никто из них, как они думали. В начале 2000-х районная школа была закрыта из-за пожара, дети собирались на учебу в две смены в здании Дома Культуры, который была под защитой правых. Здесь они хорошо постарались – никогда не допускают оскорбления «родословной». После спортивных соревнований, где выиграли левые и нелестно высказались, произошел поджог пары деревьев. Большинство конфликтов происходят из-за левых. Они могут быть завистливыми, злопамятными, но в левых домах живет больше семей, счастливых, защищенных, в то время, пока правые теряют свою суть. У левых кипит жизнь.       Если они любят – любят полностью, ненавидят – убивают. Никогда не дадут невинных в обиду. Несмотря на плохие качества, современнык левые очень справедливы.       Левые – масло, правые – огонь. Портят друг другу жизнь, но в этой сказке не способны быть без друг друга…

Сторона левых:

      – Денис блять, открывай! – Максим Кольцов, левый, вместе со своим лучшим другом живут вдвоем еще с подростковых стычек. С ними живет младший братец Титова – Дима, белобрысый, в очках, пушистый и милый, как облачко.       – Да погодь ты, - Денис Титов, один из борцов, двадцать три года. Окончил Политех. Его отец, Виталий, мужчина, переживший самое тяжелое для района время – распад СССР. Он был левым, его мать была левой, мама Дениса тоже левая. Виктория, женщина сорока пяти лет, лежит в онкологии, мужчина поддерживает жену изо всех сил. На районе ведущей силой левых стал Денис, старший сын. – Только сел! Ща разбудишь всех.       В квартире сутки без перерыва происходило торжество – день рождения Насти Картузовой, бойкой, дерзкой, весёлой и довольно дружелюбной, она их бывшая одноклассница. Она училась тогда, когда было принято о разделении классов на 9 «Л» и 9 «П» несмотря на то, что в сумме там всего человек двадцать было.       – Да все спят. Ща в раковину твою солью.       Забулькала вода, щелчок, Дэн вышел из туалета.       – Вылизывать же будешь потом эту раковину.       – Мне не в первой, - подмигнул тот, явно намекая не на лизание раковин.       – Чо, Костян дал тебе вчера? – Денис широко улыбнулся, приписав ещё одного ловеласа и кутилу – Костю Стоянов. Молодой парень, школу только пару лет назад окончил. Рисует такие граффити, что не описать. Большинство шедевров района – его стезя.       – Ну ты и еблан, - Макс рассмеялся, проходя через косяк в туалет.       – Сам ты еблан.       Дверь закрылся. Улыбнувшись довольной улыбкой, Денис достал из заднего кармана потрепанных джинсов пачку сигарет. Идя по коридору, заставленному старым бабушкиным сервизом, он заглянул в большую комнату, где отсыпалась и именинница, и товарищи левые и пара из зеленых, близких людей.       Дым от сигареты отвлек выспавшегося Дениса от сдавленного хмельного запаха, он открыл окно и двинулся в другую комнату, чтобы пойти на балкон.       – Димон? – Титов заглянул в комнату младшего брата. – Блять.       Димы не было. Лучше бы он увидел несовершеннолетнего в кровати пьяного, с девкой, чем вообще его не было. Выглянул в приоткрытое окно. Он сбежал.       – Долбаёба кусок, - Денис продолжал ругаться про себя, выйдя из комнаты и захлопнув за собой дверь. Он вышел на балкон, рассвет только-только смывал ночную темень с лица земли. В утренней серости он еле как различал асфальт от зелени деревьев. Постояв около десяти минут, выкурив уже вторую сигарету, он отвлекся от наблюдения. Дверь с тихим скрипом открылась, вошёл Макс, наступив лапой на старые деревянные половицы. – Он съебался.       Кольцов оглядел тротуары возле детской площадки, посмотрел на дорогу, почесал кудрявую голову.       – Да ладно, может, с телкой какой-нибудь.       – Знаю я блять его телку, - парень нервно оттолкнул с края столешницы пластмассовую баночку-пепельницу, наполненную окурками. Она бахнула ровно в мусорный бачок с высоты третьего этажа.       Денис не обратил на это внимание, вышел с балкона.       – Сиги оставь.       – А, на, - Титов протянул другу пачку, в которой лежала зажигалка, и сделал шаг в сторону, притворив скрипнувшую дверь.

Сторона зелёных:

      – Спасибо, - отметила шестнадцатилетняя девушка, мягко оглядев желтоватыми глазами белокурого парня. – Это было очень красиво…       – Как никак, я должен сделать тебе подарок.       – Нет, правда. Ты очень рискуешь, подставляешься.       – Жизнь скучна без риска. К тому же, ты ведь в курсе, я владею боксом, - Дима Титов продемонстрировал набор ударов в воздухе: хук слева, хук справа, аперкот, и мило улыбнулся светлой, доброй улыбкой.       – В курсе, в курсе. Жду не дождусь, когда закончится школа.       – Она только началась, милая.       – Я имею ввиду, одиннадцатый класс. Ян не будет больше мной командовать и помыкать…       Тишина. Диме стало неловко, он замолчал, слабо ухмыльнувшись.       – Прости. Я обещала не говорить о нем.       – Ничего. Он же твой брат.       – От такого брата иногда повеситься хочется.       – От любого брата повеситься хочется. Наши вчера бухали весь день… Подожди, кстати, - Дима остановился, отвернул рукава теплой кофты девушки и, достав из кармана рюкзака ручку, нарисовал на запястье ромашку и название мазей против укусов.       – Не думала, что ночью на речке так много комаров.       – Осень. Хотя, правда, раньше было их меньше. Ладно, до школы.       – Ты энергетик брать будешь?       – Не, деньги закончились.       – У меня остались, я куплю два, - Варя приблизилась к Диме и мягко провела тыльной стороной руки, тонкими пальцами по белой щеке. У него пробежались мурашки вдоль позвоночника, Титов сделал легкое движение вперед, прикоснувшись лбом к её волосам. Левые руки сомкнулись в замок, обвили пальцы друг друга. Девушка слегка отстранилась и прикоснулась к таким близким, дорогим и теплым губам. Дмитрий вскоре взял инициативу в свои руки, приложив ладони к её щечкам и прижав к себе.       Они не могли стоять так долго, как бы не хотели. Им пришлось разойтись, попрощавшись словами:       «До скорого».       Возлюбленные разошлись по разные стороны с нейтральной территории.

Сторона правых:

      Зданий на стороне правых было больше, хотя жителей было меньше. Евгений Дятлов, студент на заочной форме, начал утро с привычной пробежки. Надев наушники, он вышел из квартиры, закрыл дверь на ключ и спустился по лестнице вниз.       Пробежав два круга вокруг здания, он двинулся дальше. Пульс прекрасный, дыхание ровное. На улице ещё не очень жарко, чтобы бегать в привычной летней форме.       Он двигался на аллею влюбленных, находящейся на границе. Экономист любил спорт, любил пробежки, а также уже почти год внимательно следил за молодой особой, которая живет на его улице. Увидев её утром, парень озадачился и помахал рукой.       Варя, заметив соседа, держалась прямо, улыбалась, не выдавала волнения. Женя, подбежав к ней, вытащил наушники.       – Доброе утро. Ты откуда раным-рано?       – У Арины ночевали. В тебя скоро свои же стрелять начнут – каждое утро по одному и тому же маршруту бегаешь…       – Не начнут. Я бегаю быстро, - парень мягко улыбнулся.       Девушка понимала, что он испытывает к ней симпатию, он всегда помогал ей, делал комплименты. Он хороший, но он другой… Он идеалист.       – Тебя проводить?       – Можно.       Варя знала, что, вероятно, встретиться на одном из самых безопасных переходов из района в район с Женей, но она не беспокоилась – он ничего не скажет Яну. Увы, каким бы очаровательным и миловидным на лицо не был студент, он глупый.       Они двинулись в дорогу по территории правых.       – Пить будешь?       – Буду, - он взял бутылку с водой из рюкзака, отпил и вернул обратно. Приметив на руке надписи, он прищурился и приблизился к белоснежной коже. – Офломелид? Синафлан? Это что, наркотики? – он произнес это тише несмотря на то, что на улице пустота.       – Мази от комаров.       – Оу. Я так и знал.       Девушка слабо улыбнулась. Женя прекрасно знал, что она не любит его, знал, что считает немного глуповатым, потому душил свою симпатию дружбой.       Доведя Варю до квартиры, он вышел из подъезда в сторону своего. Девушка тихо скрипнула дверью. Открыта. Сережа обещал, что она будет открыта. На часах нет ещё и шести часов. В квартире тишина. Дверь в спальню Яна закрыта, оттуда доносится храп. Она прошла в свою комнату, сняла верхнюю одежду и легла поспать на два часика перед школой.       Все они живут в независимости от сторон: любят, ненавидят, болеют, умирают. Все они одинаковы, и желание быть причастными к чему-то большему такое же безграничное.