Мука

      Я жду Рому на тротуаре. Каждая минута после двух часов кажется вечностью. Может, он передумал? Может, та самая Смирнова запретила ему общаться с друзьями поздним вечером и устраивать им «дни карьеры»?       В семь минут третьего его машина поворачивает из-за угла. Он паркуется и выходит. – Привет, – здоровается он. – Привет. – Моё тело до сих пор реагирует на него, как обычно: сердцебиение ускоряется, по рукам к шее пробегает дрожь. Он смотрит через мое плечо на магазин, потом вновь на меня: – Готов? Я киваю. Он касается моего локтя: – Ты в порядке? Встретившись с ним взглядом, я хочу сказать: «Нет, по-прежнему чувствую себя ужасно. У мамы от меня секреты, через месяц я, возможно, окажусь бездомным, папа бросил меня, а у тебя есть девушка, на существование которой мы закрываем глаза», но вместо этого говорю: – Да, почему нет? Очевидно, не поверив мне, он притягивает меня в объятия. Закрываю глаза и вдыхаю его запах. – Я рядом, – произносит он в мои волосы. «Как надолго?» – хочется мне спросить. – Ты хороший друг, – говорю я вместо этого, а следом выкручиваюсь из его объятий. Поездка проходит в тишине, пока он не выруливает к аэропорту. – Эм… – Наблюдаю, как взлетает самолет, и в шоке смотрю на Романа: – Мы куда-то летим? – Ты же не боишься летать? – Не думаю. – Ты никогда не летал на самолёте? – Нет. – И возможно, боюсь, потому что ладони начинают потеть. – Правда? – Он мгновение изучает меня, будто пытаясь разгадать загадку. – Знаешь, я сказал матери, что вернусь вечером. – И вернешься. – Хорошо.       Меня бы не удивило, если бы Рома вошёл в кабину частного самолета и принял управление на себя, но, к счастью, этого не происходит – нас ожидает пилот. Мы усаживаемся в кресла лицом друг к другу. Рёма достает из шкафчика под сиденьем бутылку воды и, сделав глоток, протягивает ее мне. Затем берет бутылку для себя. – Предварительно отпитые напитки? Высший класс.       Он одаряет меня мимолетной улыбкой, и я тут же пытаюсь придумать что-нибудь еще, чтобы вернуть ее. Она хорошо отвлекает, и я скучал по его улыбке. Надо сказать ему это. Но я не говорю.       Все его внимание сосредоточено на сотовом – он начинает писать эсэмэску, е-мейл или что-то еще. Я разуваюсь и поджимаю одну ногу под себя, пытаясь устроиться поудобнее и забыть, что сижу в самолете, который вот-вот взлетит. Рома слегка подвигается и похлопывает по сиденью возле себя: – Можешь положить ее сюда. – У тебя нет боязни ног? – А такая существует? – Конечно, это реальная патология. Есть группы поддержки, психотерапевты, полный комплект. – Кладу ногу возле него, задевая лодыжкой его бедро. – Никаких признаков нехватки дыхания? Учащенного сердцебиения?       Продолжая копаться в телефоне, он кладет руку на мою ногу, а затем в изумлении смотрит на меня: – Это такие признаки? Тогда, возможно, у меня есть некоторые проблемы. Зачем он такое говорит? До встречи с ним мне казалось, я знаю, когда парень флиртует. Но он высказывается так тонко, так гладко, что сложно сказать, то ли он флиртует, то ли просто подыгрывает моим шуткам.       Может, стоит спросить его об этом напрямую. Что твоя девушка думает обо мне? Справедливый вопрос. – Ром? – Да? – Что… – Он опускает телефон и внимательно меня слушает. – Что ты делаешь с телефоном? Играешь в «Слова с друзьями»… или что? Я такой слабак. Если всё откроется, он, возможно, станет вести себя так, как подобает парню, у которого есть девушка. А я этого не хочу. И это проблема. Он посмеивается: – Нет. Ищу разные предложения для сайта, пока есть соединение. Извини, я веду себя грубо. Сейчас отключусь. – Нет, все нормально. – За окном запускаются двигатели, и я напрягаюсь. Он откладывает телефон и берет меня за лодыжку: – Самое худшее – взлет. Как только окажемся в небе, будет не так страшно. – А как же приземление? – Хорошо, самое худшее номер два – взлет.       Свет в салоне приглушается, и самолет движется вперед, направляясь к взлетно-посадочной полосе. Большой палец Пятифана вырисовывает узоры на моей лодыжке. Я должен нервничать из-за самолета, но все нервные окончания в моей ноге гудят от его прикосновения. Самолет разгоняется, и я наблюдаю за мелькающими огнями, а как только меня вдавливает в сиденье, закрываю глаза. Когда мы выравниваемся в воздухе, я расслабляюсь, и он отпускает мою лодыжку: – Видишь, проще простого. – Осталось только приземлиться. – Точно. Я осматриваюсь. – В самолетах ведь есть уборные? Это же не байки из фильмов? Он указывает мне за спину. Когда я встаю и прохожу мимо него, самолёт попадает в зону турбулентности, и я теряю равновесие. Я хватаюсь за плечи Пятифана. – Я хорошо им плачу, чтобы они делали так в нужное время, – шутит он. Его антифлирт очень раздражает.       Я нахожусь в сантиметрах от его коленей. Нужно лишь слегка расслабить ноги, и я сяду на него. Соблазн сделать это весьма велик. Он поддерживает меня за талию, но не помогает крепко встать на ноги – просто держит и смотрит мне в глаза. Теперь моё горло сдавливает по другой причине. А затем самолет снова трясется, и, может, это игра моего воображения и на самом деле у меня слабые ноги, но, клянусь, вместо того чтобы поддержать меня, Рома притягивает меня к себе. И теперь, все еще держась руками за его плечи, я сижу у него на коленях. – Привет, – говорит он. – Извинись. – За что? – За то, что пытаешься меня соблазнить.       Он смеётся: – Это ты у меня на коленях. Я просто сидел, занимался своими делами. – Значит, все дело в самолёте? – Конечно.       Пытаюсь встать, но он снова тянет меня вниз. – Ну и турбулентность сегодня, – его хитрая ухмылка меня раздражает. – Смешно. – Только мне совсем не смешно. Меня окатывает волной злости. У него есть девушка, и он так флиртует. Я не хочу быть маленьким грязным секретом. Если он меня таким считает, то он ошибается. – Отпусти меня.       Должно быть, он понял, что я говорю серьезно, потому что на этот раз он помогает мне встать. На какое-то время я закрываюсь в уборной, чтобы успокоиться. После сегодняшнего вечера мне нужно покончить с ним. Мысленно произношу это, а потом повторяю вслух перед зеркалом: – Хватит с меня Романа Пятифана. – Я настолько убедителен, что почти сам себе верю.       Возвращаюсь на свое место. – Тебе холодно? Жарко? Хочешь есть? – спрашивает он. – Нет, все нормально. – Сиденье откидывается, если хочешь вздремнуть или просто отдохнуть. – Долго лететь? – Нет, около часа. Не могу понять, куда мы долетим за час. На машине мы не уехали бы дальше Окленда, но в воздухе все по-другому. – Есть предположения? – спрашивает он. – Что? – Благодаря своей потрясающей наблюдательности ты выяснил, куда мы летим? – Нет. – Меня беспокоит, что он знает меня достаточно хорошо, чтобы понять – я пытался вычислить пункт назначения. Откидываюсь на спинку сиденья и остаток полета притворяюсь спящим. Из-за своей новоприобретенной решительности посадку мне нужно пережить без его помощи.

***

– Это мой брат, – говорит Рома, показывая на машущего нам парня, когда мы выходим из самолета и спускаемся по трапу. Я разворачиваюсь и пытаюсь вернуться в самолет. – О, перестань. – Он хватает меня за руку. – Ты ему понравишься. – Дима! – Они обнимаются, похлопывая друг друга по спине. – Это Антон Петров.       Дмитрий поворачивается ко мне и с искренней улыбкой пожимает руку. И это меня поражает. Друг я или нет, почему его семья ведет себя так, будто это нормально? Будто им все равно, что Рома подцепил на улице какого-то парня и теперь тусуется с ним, катает на частном самолете семьи. Что-то не сходится. Рома и его брат начинают болтать о жизни, будто не виделись несколько месяцев. А может, так и есть. – Мать заставляет тебя лететь домой на благотворительный вечер? – спрашивает Рёма, когда мы подходим к чёрному внедорожнику, припаркованному на улице. Братец вздыхает. Он совсем не похож на Рому. У него светлые волосы, а у Ромы – каштановые. Дима светлокожий, а у Ромы кожа оливкового цвета. Но от них обоих исходит одинаковая аура. – Да. Как думаешь, можно нанять двойника? – Ты же знаешь, что это мамино детище. Как-то за завтраком я обмолвился, что с ужасом жду этого события, так она чуть не расплакалась. Теперь притворяюсь, будто это самый захватывающий вечер. Так лучше.       Рёма открывает для меня пассажирскую дверь, и мои губы складываются в улыбку. – Можешь сесть с братом. – Я открываю заднюю дверь и сажусь внутрь. – Мама просто нервничает, – говорит Деметрий, когда мы все рассаживаемся. – Знаю. – Соня идет? Потому что я не уверен, что смогу выдержать её в этом году. – Не знаю. Она была вчера у нас, но ничего не сказала. Уверен, мама пыталась её убедить. Она какое-то время общалась с родителями с глазу на глаз. – Рома смотрит на меня и улыбается, и я понимаю, что вчера наш телефонный разговор прервала Софья, а не Екатерина Смирнова. – Зато на вечере она соберёт все сплетни. Она наш личный источник грязной информации. Без неё будет не то.       Димка оглядывается на меня: – Не стоит так говорить, иначе напугаем Тоху. Не волнуйся. Тебе понравится. Там будет много гадких бабушек, которые захотят потанцевать с тобой. Много еды, которая выглядит так, будто может уползти из твоей тарелки. И такая многообещающая группа, что ей даже не нужен солист. – Я в этой группе. Рад, что она тебе нравится. – Нет. То есть да. Группа отличная. Я просто сглупил. Прости, – начинает заикаться тот. Рома смеется: – Он просто шутит, Дим. Он не состоит в той группе.       Дмитрий качает головой и смотрит на меня в зеркало заднего вида: – Ты сказал это с таким каменным лицом, что я на самом деле поверил. – Он хорош в сарказме.       Я ударяю по подголовнику сиденья Ромы: – Я думал, мы сошлись на слове «исключительно». – Я стараюсь тебя не поощрять, - скалится Пятифан. – И как, получается? Дима улыбается: – Может, благотворительный вечер будет не таким скучным, как я думал. Соня же сидит за нашим столиком? – Тоха умный. Он отказывается идти со мной. – Что? – Дмитрий хлопает Романа по руке. – Такое раньше случалось? Это нужно где-то увековечить. – Он оглядывается по сторонам, затем берет с центральной консоли телефон и подносит его ко рту, будто это записывающее устройство. – Паренёк отказался идти куда-то с самим Пятифановым. Сообщите в прессу. – Глупости, – вставляет Рома. – Раз уж зашла речь. Две недели подряд? Впечатляюще, бро! Должно быть, я для них сейчас слишком скучный. – Ты о чем? – спрашивает Рёма. – О «Старз». – Он закатывает глаза и вздыхает, так как явно не понимает, о чем речь. Не знай я, о чем именно говорит братец Дима, тоже не понял бы, в чем дело. – Журнал. Ты. Обложка. – Серьезно? – Рома произносит это скорее разгневанно, чем удивленно. – Да, они снова свели тебя с Катей. – Что? – Рома указывает на «Квики Март» через дорогу за светофором, на котором мы остановились. – Остановись здесь.       Деметрий пожимает плечами и, подчиняясь указаниям, паркуется. Едва дождавшись, когда мы остановимся, Рома выпрыгивает из машины и исчезает в сверкающем магазине.