Мука

Мама крепко сжимает мою руку. — Мам, врач сказал, что это стандартная процедура. Не стоит нервничать. — Но ты все утро не шутил. Ты думаешь, что это серьёзно. Я смеюсь: — Я просто слишком устал, чтобы шутить, к тому же из-за твоего папы, немного чувствую себя неоригинальным. Она улыбается: — Они тебе нравятся? — Да. — Вот и всё, что я могу сказать. Сейчас не время разбираться с тем, что она лгала мне всю жизнь. Бабушка с дедушкой определённо не монстры, какими она их пыталась представить. Мне едва удается сдержать злость. — Знаю, я лишила тебя их общества, — говорит мама, будто читая мои мысли. — Я приняла это решение для себя, но не имела права решать за тебя. Мне так жаль… Я сжимаю её руку: — Мы наверстаем упущенное, когда тебе станет лучше. Так что хватит уже притворяться больной. Если хотела помириться с родителями, могла бы придумать что-то менее драматичное. Она улыбается: — Я не умру. — Я люблю тебя, мам. — Я тоже люблю тебя, Антон.       Александр и Мария уже поговорили с мамой, поэтому я еду на лифте вниз, чтобы присоединиться к ним в зале ожиданий. Повернув за угол, я вижу, что они не одни. Я сразу узнаю Рому: его идеально прямую спину ни с чем не спутаешь. Если бы бабушка не посмотрела на меня, когда я вошёл, я мог бы тихонечко сбежать, и тот меня бы не заметил, но её взгляд побуждает его повернуться. Моё сердце пропускает удар. И я всё равно отступаю, иду к входной двери и выхожу на улицу. Голые деревья, растущие вдоль парковки, на фоне белого снега кажутся угольно-черными. — Антон, — зовёт он меня. — Подожди! Пожалуйста! Я останавливаюсь на клочке пожелтевшей травы, каким-то чудом не запорошенной снегом, и поворачиваюсь к нему: — Что? — Я почти забыл, как ты одним взглядом можешь поколебать уверенность человека в себе. Жду, когда он объяснит, зачем пришёл сюда. — Хорошо. Думаю, слово за мной. — Он глубоко вздыхает. — Я столкнулся с проблемой. Поставил всё на кон, хотя знал, что могу потерять. И я напуган. Тяжело сглатываю, борясь с желанием успокоить его. — Но, как ты сказал, без риска не случается ничего хорошего. — Он смотрит на траву, затем снова на меня, будто заранее приготовил эту речь и это только начало. — Мне так жаль. Тем вечером я сглупил. Я понятия не имел, что ты не знаешь своих бабушку с дедушкой. А потом, после слов Роберта… — Роберта? — Воспоминание о Роберте резко всплывает в голове. Из-за всего случившегося я совсем о нём забыл. — Я не… мы с Полиной никогда не были вместе… — Знаю. Оля всё объяснила. Слова Роберта застали меня врасплох, и я решил, что ты поэтому убегаешь. Потому что виноват. Но Роберт придурок. Не знаю, почему я хоть на секунду ему поверил. Я должен был побежать за тобой, убедиться, что ты в порядке. Что мы в порядке. Это правда — Роберт придурок.       Он смотрит на свои руки, затем проводит пальцами по волосам. Таким растерянным я его ещё не видел. — Понимаю, ты был шокирован, когда впервые в жизни увидел бабушку с дедушкой, но почему ты не отвечал на мои звонки? — Ты встречался со мной, потому что я богат. — Что? — Можешь отрицать это сколько угодно, но мы никогда не узнаем, правда это или нет, потому что ты не мог не знать. — Я узнал о твоих бабушке с дедушкой меньше месяца назад. Моя бабушка рассказала мне. Сначала я не знал. — Ты не мог не знать, — повторяю я. — Но… — Он морщит нос, а затем в отчаянии смотрит на небо. — Но что? — Не надо меня ненавидеть за эти слова, но… ты не богат. Я видел, как ты живёшь, и, когда узнал о твоих бабушке с дедушкой, решил, что твоя мама хотела показать тебе, как живут обычные люди, познакомить тебя с настоящей жизнью. Но как только я понял, что ты их не знаешь, что ты впервые увидел их на благотворительном вечере, я понял — у тебя действительно нет денег. Тох, ты беден. И ты все ещё мне нравишься. До безумия.       У меня вырывается смешок, и Рёма улыбается. Он шагает ко мне, и я понимаю, что он готов оставить все случившееся позади. Но я не готов. У меня ещё есть вопросы. — Но твоя кузина. Она говорила о комплексе Золушки, а ты и слова не сказал… — Моя кузина — испорченный ребенок, и я знаю, что лучше с ней не спорить. Но ты прав. Тем вечером я многое сделал неправильно. Я должен был заступиться за спутницу брата. И за тебя. Я должен был ударить Роберта так сильно, чтобы он больше никогда в жизни не захотел произнести моё имя, не говоря уже о том, чтобы в дальнейшем использовать его. Я не должен был отпускать тебя. Должен был отвезти тебя домой. Должен был наплевать на вечер. — Нельзя плевать на благотворительные вечера.       Он замолкает и останавливается, чем приводит меня в замешательство — я был уверен, что он ведёт к какому-то вескому заключению, которое мне бы действительно хотелось услышать. После которого я бы мог сказать: «Всё хорошо, любовь всегда побеждает всё». Но вместо этого он одаряет меня своей фирменной оскалистой улыбкой, и я едва не бросаюсь в его объятия. Впервые с тех пор, как я ушёл от него тем вечером, моё сердце кажется целым. — Почему ты улыбаешься так, будто что-то выиграл? — Потому что ты только что пошутил. «Нельзя плевать на благотворительные вечера», — сказал ты. Ты саркастичен, когда у тебя хорошее настроение. А если у тебя хорошее настроение, значит, ты не так сильно злишься на меня. — Вы с моей мамой думаете, что разбираетесь в моем сарказме, да? — Да. — Я всегда саркастичен, Роман, хорошее у меня настроение или нет, так что не надо пытаться анализировать и проводить какие-то аналогии. Он беззаботно смеется: — Знаешь, как сильно я по тебе скучал? Закрываю глаза и глубоко вздыхаю. Вот та фраза, после которой мне хочется его простить. — Как ты узнал, что я здесь? Как узнал про маму? — Задерживаю дыхание. Ответ на этот вопрос кажется мне очень важным. Он решил навестить меня после того, как узнал про маму, или до того? Мне нужен ответ «до того». — Ну, когда я вчера позвонил в магазин кукол и Оля не дала мне поговорить с тобой… — Я думал, это она тебе звонила, — прерываю его. — Нет, я позвонил тебе, и Олька ответила, она хотела узнать о твоих бабушке и дедушке. Я умолял её позволить мне поговорить с тобой, но она не дала. Поэтому я поехал в магазин, тот оказался закрыт, и я занервничал — никогда прежде не видел, чтобы ваш магазин был закрыт днем. Тогда я пошёл в антикварный магазин по соседству, чтобы найти Олю и выяснить, что происходит. Её не было, но владелица, которая, кстати, показалась мне слегка сумасшедшей… — Мы называем её чудаковатой, но суть одна. — Она рассказала мне про твою маму. Правда, она не знала, в какой та больнице, так что я начал с общественной, а потом приехал сюда. — Он делает шаг вперед и мягко улыбается. — Мы уже можем обняться? — спрашивает он, но не ждёт ответа, а просто притягивает меня к себе, и я, не сопротивляясь, обвиваю руками его талию.       По лицу струятся слезы, и я расслабляюсь. Он мне нужен. — Я люблю тебя, — шепчу я. — Что ты сказал? Не расслышал. — Не дави на меня. — Я тоже тебя люблю, — говорит он и прижимается щекой к моей щеке. — Очень сильно. Рома отстраняется первым, но я, крепко ухватившись за его футболку, удерживаю его. Он мягко улыбается: — Как твоя мама? Она беременна? — Нет. — Это хорошо… верно? — Нет, я был эгоистом. Ребёнок был бы хорошей новостью. Это ужасно же. Врачи пытаются выяснить, что с ней. Он гладит меня по волосам и большим пальцем стирает слезу с моей щеки. Опять пытается отойти, но я хватаюсь за его футболку второй рукой, и он со смехом сдаётся, снова обнимая меня: — Мы это выясним. Моя мать знает лучших врачей в мире и… Вот тогда-то я отпускаю его и делаю шаг назад: — Нет. Ты здесь не для того, чтобы помогать мне с этим. Меньше всего мне нужно, чтобы твои родители решили, будто я начал с тобой встречаться, потому что моя мама больна и мне нужна твоя помощь. У Александра и Марии всё под контролем, все будет хорошо, — говорю я, хотя сам не уверен, что верю в это. — Тогда чем я могу помочь? Твоим бабушке с дедушкой есть где остановиться? Потому что я вроде как занимаюсь тем, что размещаю людей на ночь или две… Я улыбаюсь. — Вы голодны? Когда вы в последний раз ели? Может, мне принести всем еды? Беру его за руку: — Ром. — Что? — Пожалуйста, не уходи. Когда врач выйдет… ты будешь просто… здесь со мной? — Конечно. — Он сжимает мою руку, и мы вместе идем внутрь. При виде нас Саша выгибает бровь, вероятно думая: «Разве мы все не согласились, что этот парень слишком деловой?» — Врач ещё не выходил? — спрашиваю я. — Нет. — Кстати, это Роман, — говорю я, приподнимая наши сплетенные руки. — Это Петровы… но, думаю, вы все уже познакомились на благотворительном вечере.       Дедушка смотрит то на Рому, то на меня; такое впечатление, будто он пытается сдержаться, чтобы чисто по-родственному не предостеречь меня от чего-то. Интересно, сложно ли ему держать свое мнение при себе? Может, за последние двадцать лет он узнал кое-что о подростках, ведь, очевидно, когда мама жила с ним, он ничего о них не знал. — Ром, мы только с ним познакомились, так что позаботься о нём хорошенько, — наконец говорит Мария. — Конечно, мэм. — Тоша, — говорит дедушка, беря Марию за руку, — я собираюсь перекусить с этой дамочкой. Тебе что-нибудь нужно? — Нет, спасибо. — Я нахожу стул в углу, и Рёма садится рядом со мной. Телевизор тихо вещает новости. Дедушка с бабушкой уходят, и я смотрю им вслед. Как такое возможно: в один день есть только мы с мамой, а в другой — обо мне заботятся сразу трое? И тут меня охватывает страх. Это бог готовит меня, убеждается, что я не останусь один, когда с мамой случится что-то страшное? Смотрю на потолок и мысленно произношу: «Мне нужна мама. Пожалуйста, не забирай её у меня». — Антон? — он берёт меня за руку. — Ты в порядке? — Я просто боюсь. — Знаю, я тоже. — Он вытягивает перед собой ноги и, прислонившись головой к стене, прижимает мою руку к своим губам. Кладу голову ему на плечо: — Значит, работа детективом тебе не подходит. Хотя должен сказать, что ты наблюдательный. — Только когда меня вынуждают. Провожу пальцем по вене на его запястье: — И музыкальное продюсирование тоже не твоё? Бяша любил бы тебя вечно. Он улыбается: — Было бы весело, но, чтобы продюсировать музыкантов, нужны деньги. Но, по моему совершенно дилетантскому мнению, «Красти Тодс» очень хороши. У них все получится… Мы можем обсудить с ними логотип? Кто его придумал? — Серьёзно, он ужасен. Но может, он так ужасен, что это и хорошо? Пятифан сжимает губы. — Не знаю. — Ладно, никакого продюсирования. Значит, переходим к еде. Тебе это нравится. — Нравится. — Ты разозлишься, если я кое-что скажу? — Снимаю очки и начинаю протирать тканью футболки. — С чего мне злиться? — С того, что тебе не захочется это слышать. Он вздыхает: — Хорошо, говори. — Мне кажется, твоя мама права насчёт тебя. Думаю, что ты многогранен. И способен одновременно решать много проблем. К тому же ты обаятелен. Может, именно отели — твоё будущее. Тебе это подходит. — Я задерживаю дыхание, ожидая, что он начнет защищаться, скажет, что я не знаю его так хорошо, как он знает меня. Его плечи поднимаются и опускаются. — Ты прав, мне не хотелось это слышать. — Извини. — Но может, ты и прав. Я думаю об отеле больше, чем человек, которому должно быть все равно. — Антон. Я поворачиваю голову на голос и сразу подскакиваю, понимая, что это врач. — Да? Как она? — Я нервно начинаю надевать оправу. — Все прошло хорошо. Как я и предполагал, у неё кровоточащая язва желудка. — Что это значит? Звучит серьёзно. — Так и есть. И хорошо, что мы её диагностировали сейчас. Это излечимо, но на восстановление потребуется некоторое время. И стресс ей категорически противопоказан. — Определенно. — Ей точно нужно отдохнуть от магазина кукол. Перевожу дыхание. — Можно её увидеть? — Да. Она спрашивала о вас, когда пришла в себя. Врач поворачивается, и я следую за ним, но оглядываюсь назад, когда замечаю, что Рома не двигается с места. — Я подожду здесь, — говорит он. — Передам всё твоим бабушке с дедушкой, когда они вернутся. — Нет. Пожалуйста, пойдем со мной… Мама захочет тебя увидеть.       Я рассказал ей, что произошло между мной и парнем на вечере, и мама расстроилась больше, чем человек, которому не нравится Пятифан. Тогда я не мог сказать ничего, чтобы успокоить её, но теперь, когда мы вместе, надеюсь, она обрадуется. — Тош, я буду в порядке. Возвращаюсь, беру его за руку и тащу за собой: — Дело не в тебе. Он смеётся.       Я захожу в палату один, оставив Рому в коридоре. Мама протягивает мне руку, и я присаживаюсь у её койки. — Похоже, я сплошной клубок нервов. — Не ты, а твой желудок. — Прости. — Тебе не за что извиняться. Жаль, что ты не доверяла мне на все сто. Не позволила помочь тебе чуть больше. Она вяло усмехается: — Больше? Антон, ты делал больше, чем я имела право просить. — Я смотрю на капельницу в её руке, по которой уже расплылся фиолетовый синяк. — У магазина… — Серьёзные неприятности? Да, знаю. — Я продумываю альтернативные варианты. Может, онлайн-магазин — то, что надо. Но, Антон, это моя ноша, не твоя. Я думала однажды оставить его тебе, но у тебя же не лежит к нему душа? Хихикнув, опускаюсь лбом на её койку: — Я так старался только потому, что знал, как для тебя это важно. Она гладит меня по голове: — Ты удивительный сын. Ты столько всего для меня делаешь. — Так ведут себя члены одной семьи. — Антон, если хочешь встретиться с ним, то ради бога. Ты имеешь на это полное право. Я вскидываю голову: — Что? С кем? — С твоим отцом. Это тебе решать. Ты не сделаешь мне больно. Я киваю. Не уверен, что хочу с ним встретиться, но здорово иметь выбор. — Так если магазин кукол не твоя мечта, тогда что? — Колледж. Наука. — Идеально. — Рома здесь, в коридоре. — Я знала, что он вернётся. Разве кто-нибудь способен долго быть без тебя? Позови его. Мне нужно извиниться.       Я улыбаюсь. Мама крепко держит меня за руку, и это напоминает мне о том, какая она сильная. Сжимаю её ладонь и выхожу в коридор. — Она в порядке? Обнимаю Пятифана и утыкаюсь лицом ему в шею. — Как я могу чувствовать себя таким счастливым, когда мама в больнице, а у магазина серьёзные неприятности? — Потому что ты знаешь, что всё будет хорошо. Это как затишье после бури. Все улеглось, и, хотя остались разрушения, ты знаешь, что самое худшее уже позади. — Хорошая аналогия. — Спасибо. — Готов к разговору с мамой? — Почему-то я не так уверен в себе, как был в день нашего знакомства. — Ты справишься. Ты нравишься всем мамам, забыл? Он приседает, обвивает руки вокруг моей талии и встаёт, поднимая меня с пола — пальцы ног едва касаются плитки. — Я смогу справиться со всем, пока её сын меня любит. — Даже с тремс? Потому что после этого мы поедем к тебе смотреть «Сияние». — Теперь, когда мы выяснили, что моё будущее связано с отелями, думаешь, это хорошая идея? Щекой я чувствую его улыбку. — Не волнуйся, в самых страшных местах ты всегда можешь зажмуриться. Я не буду смеяться над тобой… слишком сильно.