Обстоятельствам не поддаюсь

Две серые галочки рядом с фоткой окрасились синим. Дамиано тут же решил, что селфача недостаточно, выронил гренку изо рта обратно на тарелку и быстро натыкал следом: ну гдеееее тыыы вставааааай аллоооооо Он оглядел дело рук своих. Выглядело как-то бедновато. Дамиано добавил три смайлика с ножом, которые следовало интерпретировать как угрозу, и еще три с кофе, под которыми подразумевалось просто кофе. Подумал и вкатал еще одно селфи: на этот раз с чашкой кофе. Прошли семь невыносимо скучных секунд. Экран телефона пару раз собрался было погаснуть, но Дамиано ему не давал – гонял переписку пальцем вверх-вниз, чтобы сразу увидеть то, что ему пришлют в ответ. Если пришлют. Пришлют ведь? Если не пришлют, он такой скандал закатит! Наконец ответка прилетела. Итан, наполовину лицом в подушке, ухмылялся уголком рта и показывал ему средний палец. Дамиано радостно оскалился, послал ему селфач с аналогичным жестом и застрочил: выгребайся давай пока я добрый я сделал гренки а ты все валяешься НЕБЛАГОДАРНАЯ СКОТИНА не ценишь меня ДАЖЕ ТОМАС УЖЕ ВСТАЛ А У НЕГО НАРКОЛЕПСИЯ ОН БОЛЬНОЙ ЧЕЛОВЕК БОЛЬНОЙ ИТАН ПОНИМАЕШЬ Торкио – дьявол во плоти! – вместо того, чтобы, как воспитанный человек, написать в ответ, прислал голосовое сообщение. Дамиано куснул себя за губу и огляделся. Том тупил в соцсети с ноутбука Вик, сама де Анджелис чем-то шуршала на кухне. Идти за наушниками было далеко и лениво, и Дамиано уменьшил звук и приблизил динамик к уху. «Сам ты больной», - лизнул ухо глубокий, чуть хрипловатый со сна голос. «Я сейчас спущусь. И я...», голос упал еще на октаву, «ценю». три минуты, настучал Дамиано, ерзая на стуле. а то сам приду тебя будить пожалеешь ты ПОЖАЛЕЕШЬ В ответ прилетело еще одно селфи. Итан с улыбкой смотрел в камеру, вокруг расплывалось море смятых, хрустких и свежих на вид простыней, а на правой стороне его лица лежал солнечный луч, из-за которого радужка горела темным янтарем. Не думаю, гласила подпись. что не думаешь???? Итан начал печатать. Остановился. Начал опять. Наконец разродился: Что пожалею. Дамиано мощным волевым усилием заставил себя остаться сидеть. Нерастраченная энергия клокотала внутри, словно вода в кипящем чайнике. Хотелось вскочить со стула и начать носиться по дому, натыкаясь на элементы меблировки. Он положил телефон на столешницу экраном вниз. Водрузил на него яблоко. Уцепил зубами чешуйку отслоившейся кожи на нижней губе, отодрал и съел. Убрал яблоко, схватил телефон и принялся сочинять ответ. - Джорджии привет, - сказала Вик, проходя мимо с тарелкой хлопьев и пакетом молока. - А? А. Это не Джо. - В смы-ы-ысле? – Вик, изогнувшись, заглянула ему в телефон. – Э-э-э. Это что, Итан? - Да. - Тот Итан, который в соседней комнате? Дамиано пожал плечами. - Ну... в соседней же, не в этой! На самом деле, он немного лукавил. Находясь в одной комнате, они тоже переписывались. А еще – находясь в одной машине и по разные края одного бассейна. Он сам не заметил, когда это началось. Кажется, примерно тогда, когда его скосило простудой. Дамиано тогда потемпературил пару дней, постоянно находясь где-то между явью и дремой. В памяти отложились таблетки, которые было больно глотать, прохладная рука Вик на лбу, желтый свет настольной лампы, коты в ногах, шум дождя и запах Итана. Когда кризис миновал, а в голове прояснилось, он обнаружил, что о репетициях можно забыть: горло саднило, словно все эти дни он жрал песок. Как, впрочем, и о любых других занятиях, ради которых нужно было вставать с дивана и предпринимать какие-либо активные движения. Ослабленный болезнью организм мгновенно уставал от самой незначительной деятельности, и, хотя Дамиано понимал, что в скором времени это пройдет, чувствовать себя столетним дедом было отвратительно. Итан, Вик и Томас большую часть дня играли, оттачивая шершавости ведущих композиций грядущего альбома, и выползали из студии лишь под вечер. Но Торкио даже оттуда исправно развлекал его видосами с разнообразными симпатичными зверятами, твиттерскими мемами про них в целом и Дамиано в частности, и ссылками на гифоподборки из серии «а вы знали, что тигры тоже любят картонные коробки?». Дамиано показывал тигров в коробках Леголасу. Тот послушно смотрел, хоть и не разделял энтузиазма хозяина. Дамиано выставлял поставляемому контенту оценки, записывал длинные голосовухи, стремясь увековечить для истории свой постпростудный голос с хрипотцой. Итан отвечал. И как-то само собой получилось, что их почти пустая ранее переписка теперь не прекращалась весь день, заканчивалась глубокой ночью, а начиналась еще до того, как оба вылезали из постели. Смысловой нагрузки она почти не несла. Зато эмоциональную – очень даже. Открылась и закрылась дверь ванной, и на лестнице обозначилось движение. Дамиано незаметно прогнал с соседнего стула мирно спавшую Чили, чтобы Итан мог сесть рядом с ним. Собачка печально тявкнула. Вик посмотрела на него так, будто он только что прямо на ее глазах убил и расчленил младенца. Промычав невербальное приветствие, Торкио сделал себе кофе и в самом деле устроился рядом. Помятый со сна, в футболке из позапрошлой коллекции мерча, он подпер голову ладонью и зевнул, не разжимая челюстей. - Никто не хочет собрать мой чемодан? – поинтересовался расплывшийся по столу Томас. – Могу взамен посуду помыть. - Сегодня и так твоя очередь ее мыть, - заржала Вик. – Но попытка хорошая, мне понравилось. - Ну вот почему ты такая, а? Могло бы и прокатить. Слушай, возьмем твой ноут? Мой грузится тридцать лет, пора чистить. Какой фильм будем смотреть? - О! Хорошо, что ты мне напомнил. Там несколько вариантов. Один про машины... это сразу нафиг. Еще третий Тор... Про Элтона Джона, ну и про Квинов с Рами Малеком, ты же вроде не смотрел? Дамиано тоже надо глянуть, в образовательных целях... Блин, Итан! Не корми ее этим! Итан быстро отдернул палец и вытер его о валяющееся на столе полотенце. Чили, не убирая передних лапок с его колена, быстро облизывала налипшие вокруг пасти сливки. - Я немножко. - Ей станет плохо в самолете! - Извини. – Торкио выглядел несчастным. – Я не знал. Я ей совсем чуть-чуть дал. Пока Виктория пыхтела, что с ее собакой обращаются так, словно она не человек, и как бы кое-кому не пришлось в скором времени искать другую группу, чтобы устраиваться туда солистом и ударником, Дамиано пихнул Итана локтем в бок. Дождался, пока тот повернется, и демонстративно облизнулся. - Можешь меня покормить. Мне не станет плохо в самолете. - У тебя есть противопоставленные пальцы, - попенял ему Итан. - И язык! – Дамиано еще раз продемонстрировал ему сабж на случай, если Итан плохо рассмотрел. - М-м. – Взгляд Итана упал на его губы, но мгновенно вернулся обратно к глазам. Вот это сила воли! - Я в курсе. - Хватит ебаться за столом, - возмутился Томас. – Я ревную! Дамиано, чувствуя, как изнутри распирает неуемная энергия, вскочил, перегнулся через стол и лизнул его в ухо. Томас заржал и чуть не опрокинул свой кофе. Вик, уклонившись от этой возни до грустного привычным движением, читала что-то в своем телефоне. - Эй, придурки, - позвала она. – Лео пишет, что за аппаратурой приедут только в четыре. Ну, и за нами, ясно, не раньше. Я считаю, надо прогнать от начала до конца еще раза два. Кто за? «За» были все. * По дому слонялось какое-то невообразимое количество людей. В студии под чутким руководством Томаса шла упаковка аппаратуры. Было весьма забавно наблюдать, как долговязый и нескладный Раджи, в шортах и футболке похожий на едва начавшего бриться школьника, сурово командует двумя здоровыми бородатыми мужиками. Дамиано сунулся было на кухню. Стилисты и ребята из сопровождения играли в покер за кухонным столом. Он позубоскалил с желающими, отпустил пару шуток, приветственно облапал всех подвернувшихся и слинял. Вик нигде не было видно. Лелло, усевшись по-турецки на ее застеленной кровати, сосредоточенно возился со своими тремя телефонами и грыз антенну рации. Итан нашелся в соседней комнате. Одетый в джинсы и черный свитер, будто на дворе глубокий ноябрь, а не начало сентября, он расхаживал по комнате, цеплял из шкафа и с настенных полок самые непредсказуемые вещи и укладывал их в свой полупустой чемодан. Из подключенного к переносному динамику телефона негромко вещал очередной подкаст про искусство архитектуры, архитектуру искусства или что-то в подобном занудном роде. - А я уже собрался, - похвастался Дамиано. Примерился было к кровати, но Торкио разложил на ней кучки аккуратно сложенной одежды, двигать их было страшно, так что он пристроился на пол. - Молодец, - ответил Итан. – Значит ли это, что ты упаковал достаточно одежды и не будешь таскать мою? Дамиано послал ему сладкую улыбочку. - Я таскаю твою одежду не потому, что у меня нет своей. - Ах, вот как. - Да, вот как. Итан ухмыльнулся. Незажженная сигарета, свисающая из уголка рта, дернулась вверх-вниз. Дамиано подтащил к себе его чемодан. Большая часть костюмов для интервью и выступлений путешествовала в багаже, упакованная в плотные серые чехлы, наводящие его на мысли о химчистке (а Томаса – на мысли о личинках Иных, развешанных стройными гроздьями). Смысла брать много одежды в тур не было, поэтому помимо личных мелочей они заполняли чемоданы в основном тем, в чем спали, ходили в гостинице и шлялись по городу. Или, если ты Итан – книгами, истрепанным блокнотом для записей, ванными принадлежностями (и он, и Вик наотрез отказывались воспринимать гостиничные шампуни и гели для душа, как пригодные к употреблению человеком), ручками и карандашами, и папкой с рисунками разной степени законченности. Он приподнял картонный уголок и осторожно вытянул из папки верхний набросок. По листу плотной бумаги змеился частично заштрихованный карандашом лабиринт. Извилистые ходы петляли, расходились, ныряли друг за друга и встречались снова. Дамиано попытался проследить взглядом ходя бы один ход, но почти сразу сбился. - Похоже на карту катакомб у тебя в голове, - прокомментировал он. Итан пожал плечами. - На самом деле там все довольно просто. - В голове или на рисунке? А, не важно, я все равно не поверю. Твое "просто" и "просто" обычных людей отличаются друг от друга, чтоб ты знал. – Дамиано повертелся, вытащил из переднего кармана смятую пачку сигарет, выбил одну и сунул в рот. – Иди сюда, покурим. Я потом помогу тебе собраться. По выражению лица Итана достаточно хорошо знакомому с ним человеку стало бы ясно, что он сильно сомневается в том, что помощь Дамиано пойдет процессу на пользу, но Дамиано решил великодушно это проигнорировать. Поддернув джинсы, Итан устроился рядом с ним на полу и облокотился спиной о кровать. Он сел достаточно близко, чтобы можно было прижаться плечом к его плечу. Дамиано немедленно так и сделал. - А если бы дом горел, ты бы тоже потащил с собой книги? Итан покачал головой. - Нет, это бессмысленно. Их ведь можно купить снова. Когда горит дом, надо первым делом хватать документы. - Документы? А как же любимые согруппники?! - Это очевидно. - Смотри мне! А если бы дом загорелся, и ты мог спасти только одного человека, кто бы это был? Торкио одарил его печальным взглядом. - Тебе что, пять лет? - Отвечай! - Всех. - Нет, можно только одного! Признайся, что меня! - Точно не тебя. Дамиано возмущенно боднул его лбом в плечо. Через открытую дверь виднелся коридор и немного перила. Мимо то и дело сновали люди. Томас, со смотанным проводом на плече, прошел в комнату Вик, обнимая зачехленную гитару, словно любимую женщину. Лео, спешащий в другую сторону, громко материл некоего «хитровыебанного хуесоса» по одному из своих телефонов и яростно строчил что-то в другом. Дамиано чувствовал ровное тепло от чужого бока, прижатого к его. Оно впитывалось в него, распространялось по телу, достигало самого сердца, и то ныло, беспокоилось, словно пес, соскучившийся по хозяину. Дамиано хотелось положить голову на обтянутое свитером плечо. Хотелось, чтобы что-нибудь произошло. Это чувство не давало ему покоя. Как мягкая щекотка невесомым перышком, после которой хочется яростно расчесать кожу. Оно дразнило, сводило с ума, не давало уснуть по ночам, а когда он наконец засыпал – проникало в сны и настигало его там. Что именно ему снилось, Дамиано не помнил. В памяти откладывались лишь размазанные тени и ускользающие образы. Чужое быстрое дыхание. Горячий рот, размыкающий его губы. Сильная рука в волосах, на боку, на мокром от пота бедре. Крепко сжимает. После таких снов он просыпался с колотящимся сердцем и с каменным членом, прижатым к животу. И долгое время пялился в потолок, уговаривая себя, что все в порядке. Ничто не было в порядке. От него фонило, словно от неисправной аппаратуры. Дамиано честно не понимал, как рядом с ним еще не начали перегорать розетки и переходить на белый шум динамики. Он не знал, кого благодарить за то, что сбои в его до этого безукоризненно гетеросексуальном организме пока не просек никто, кроме самых близких, так что на всякий случай благодарил всех одновременно – начиная Девой Марией и заканчивая сатаной из ада. Зато в том, кого проклинать, двух мнений быть не могло. Во всем был виноват Итан. Он, со своей ведьминской красотой, со своим вечным спокойствием, которое Дамиано черпал из него полными ладонями. Со своим тихим и умиротворяющим присутствием рядом. Со своим плечом, на которое с каждым днем становилось все труднее не улечься щекой. Со своими волосами, про которые с каждым днем становилось все труднее не думать – как бы они выглядели, размазанные по подушке? Прилипшие к влажной спине? Зажатые в кулаке? Со своими скромными улыбочками, в которые его хотелось целовать, с прищуренными глазами, со своими душераздирающими признаниями... Дамиано и под дулом пистолета не сумел бы воссоздать логическую цепочку, за неполных два месяца приведшую его от недоумения и отторжения к... Как называется, когда сидишь на полу плечом к плечу с другим человеком, он что-то говорит, а ты смотришь на его рот, ничего не слышишь и думаешь лишь о том, каким он окажется на вкус? Вот к такому. Он честно не знал, как так вышло. Казалось, еще вчера они курили у бассейна, и холод расползался у него в животе, пока он слушал то, в чем сбивчиво, но уверенно признавался ему Итан. Дальше – недели отдаления, за ними – его пьяная попытка запихать Итану в рот собственный язык, за которую до сих пор было стыдно, но благодаря которой что-то надломилось и треснуло. И обновилось. А потом... Чувство абсолютной эйфории от того, что ему снова можно было обнимать, виснуть, звать, шептать на ухо. Оказалось, что чтобы сделать его счастливым, надо было просто на некоторое время отобрать у него то, что он любил, но не особо замечал, а потом отдать обратно. - Эдгар, - позвал он, и не выдержал: все-таки уложил голову на его плечо. Стряхнул пепел в стоящую между ними пепельницу, потерся виском, прикрывая глаза. – Ты меня простил? Итан скосил на него глаза. - За что? - За то, как я... отреагировал. Я был мудаком. Не знал, как себя вести, что говорить. И поэтому избегал тебя. А когда не избегал, то из меня постоянно лезло что-то странное. Плохое... – Дамиано сглотнул и повторил: - Я не знал, что делать. Плечо под его щекой коротко дернулось вверх-вниз. - Эта не та ситуация, в которой есть правильное или неправильное поведение. Ты был честен, и это самое главное. Если бы ты притворялся, обманывал меня... Даже из лучших побуждений... Тогда мне было бы, за что тебя прощать. - То есть, бычить и психовать на тебя – это, на твой взгляд, было нормально? - Если это то, что тебе в тот момент требовалось, то – да. Если бы ты выбирал слова и, знаешь, «старался ради группы», получилось бы гораздо хуже. И сейчас мы – Итан снова пошевелил плечом и улыбнулся – здесь бы не сидели. - Ты очень странный, - сообщил ему Дамиано. - Ты в курсе? - Ага. – Итан затушил сигарету в пепельнице. – Спасибо. Ты тоже. С первого этажа донесся грохот. Томас, уже без гитары, зато в худи, выскочил на лестницу и перевесился через перила. Послышался зычный голос Фабрицио. Все что-то делали, согласовывали, организовывали и решали. Куда-то спешили. Надо было подниматься и вливаться во всю эту движуху. Вылет был назначен на три часа ночи, а это означало, что уже завтра на рассвете они прибудут в Финляндию. Вихрем вспышек, микрофонов, сцен, экранов, аппаратуры и динамиков закрутится новый тур. - Если не хочешь прощать меня за мудачизм, извини хотя бы за тот случай на вечеринке, - сказал Дамиано. – Я... не хотел. Это надо было сделать не так. Последнее предложение вырвалось само по себе. Прыгнуло на язык, забыв посоветоваться с мозгом. В комнате воцарилось молчание. Какое-то время Дамиано казалось, что Итан вот-вот спросит – «А как?». И он уже знал, что ответит. Но Итан не спросил. Ну и ладно, подумал Дамиано. Это не страшно. Он все равно расскажет, покажет и всесторонне объяснит. * - Рис, - сказал Томас. - Пюре, - сказала Вик. Зашуршали отгибаемые уголки герметичных упаковок. - Йес! – Томас выбросил кулаки вверх в победном жесте. Дамиано улыбнулся, не открывая глаз. Ему есть не хотелось. Поглощение самолетной еды и в лучшие дни представлялось ему сомнительной авантюрой, а уж теперь, когда перелеты стали неотъемлемой частью их жизни, он и вовсе смотреть на нее не мог. Но каждый раз радовался, когда Томасу удавалось развлечь себя своей маленькой игрой. Свет погасили почти сразу после того, как закончилась демонстрация техники безопасности. Дамиано был этому рад – хоть как следует поспать в самолетах ему удавалось редко, ночные перелеты с включенным светом все равно нервировали его и напрочь сбивали внутренние часы. Рядом, через пустое сидение от него, вертелся Итан. Он то вытягивал ноги под переднее сидение, то предпринимал попытку скрючиться в кресле в позе эмбриона, то подкладывал под голову скомканный самолетный плед, то сдавался и некоторое время лупал по сторонам усталыми глазами. Дамиано наблюдал за его попытками устроиться поудобнее, закусив губу в предвкушении. Решение, учитывая свободное кресло между ними, было очевидным. Он отщелкнул вверх оба мешающихся подлокотника, устроил за собой сразу две жиденькие подушки, оперся спиной о стенку с закрытым иллюминатором и поманил Итана рукой. - Кис-кис. - М? - Торкио посмотрел на него с непониманием. - Иди сюда. На протяжении нескольких бесконечных секунд Дамиано казалось, что он откажется. Что все это было одним большим недоразумением, и он каким-то образом умудрился все не так понять. «А если и нет, то он уже передумал», вдруг понял Дамиано, и это внезапное озарение подкатило к горлу тошнотой. Все, уже поздно. Ему уже не надо. Раньше было надо. А теперь уже нет. А он сидит тут как дурак с вытянутыми руками, и думает, что Итану больше заняться нечем, кроме как... ждать его. Что скомканное извинение, парочка двусмысленных фраз и полупрозрачных намеков волшебным образом аннулируют весь мудачизм, который Итану пришлось от него... Итан подался навстречу и лег в его объятья. Прижался спиной к груди и откинул голову на его плечо так легко и просто, будто делал это миллион раз. Он сбросил ботинки, цепляя носком за задник, и вытянул ноги на два свободных сидения. Дамиано отмер, обнял его поперек груди, прижал к себе, спрятал лицо в волосы и как следует вдохнул. Сердце заколотилось, как сумасшедшее. - Заделись музыкой, - попросил он. И, не дожидаясь ответа, потянул за черный проводок, змеившийся по чужой шее, выудил один наушник и сунул себе в ухо. Итан не возражал. Он ожидал услышать фолк или Вагнера, но вместо этого окунулся в дуэт Боуи и Брайана Молко. Потусторонние голоса этих великих солистов вливались друг в друга, распространялись в полутемном салоне самолета, словно тушь в воде. Дамиано растопырил пальцы, и его ладонь на черной футболке Торкио стала похожа на бледную морскую звезду. Итан выдохнул и чуть-чуть – едва заметно, на пробу, чтобы в случае чего можно было притвориться, что он ничего такого не имел в виду – повернул к нему лицо. Нос задел щеку, и Дамиано с готовностью подался навстречу, нашел в полутьме теплые, доверчиво приоткрытые губы. Чужой удивленный вздох врезался в него, словно поезд. Он закрыл глаза, заломил брови и запустил ладонь в черные волосы. Поцеловал еще раз, медленно и сладко, и уперся лбом в лоб, пережидая острое, болезненно-прекрасное ощущение, которое стиснуло сердце, словно стальная перчатка. - Не бойся, - выдохнул Итан. Ослепленный и оглушенный, Дамиано скорее почувствовал его тихие слова, чем услышал. - Хорошо, - шепнул он в ответ и снова подался ему навстречу. Дуэт Placebo и Боуи сменил кавер Sonic Youth на Карпентеров. Вслед за ними запела Кэт Пауэр. Тихие, как будто из другого мира песни сменяли друг друга, и это означало, что проходит время, но у Дамиано не получалось этого осознать. Осторожные, медленные касания губ заглушили все вокруг. Где-то внизу, под ними, проползали города и страны. Рядом – невидимые облака, подсвеченные розовым рассветом. Дамиано мягко целовал чужой сладкий рот, умирая от нежности. У него тянуло в груди и кружилась голова. Дамиано целовал его, надеясь, что эти поцелуи перевесят все прошлые: постановочные, неправильные... ненастоящие. Целовал за все те разы, когда был с ним груб. Отстранялся, чтобы немного успокоить заходящееся сердце и потереться носом о его нос. Чтобы позволить Итану проехаться влажным ртом по его скуле и удобнее устроиться в его руках. Чтобы посмотреть на него. И целовал снова. Целовал, пока все вокруг спали. Целовал, когда зажглась табличка «пристегните ремни». Целовал бы и дальше, но в конце концов в салоне загорелся свет, шасси мягко встретилось с посадочной полосой, и люди вокруг начали возиться, зевать, переговариваться и шариться по верхним полкам в поисках своей ручной клади. Он будто очнулся в другом мире. Стоя в узком проходе прямо за Вик, Дамиано водил по ярким, зацелованным губам кончиками пальцев. Он смотрел поверх ее макушки, но ничего не видел. И очнулся лишь тогда, когда Итан молча обнял его сзади, сцепил руки на его животе и уместил подбородок на плече.