Звездные Сказки

      Мерцание встроенных в потолок светильников режет затуманенный от боли взгляд. Она еще жива, но близка к забвению. Грудная клетка отказывается расширяться в глубоком, необходимом вдохе. Мысли уплывают прочь, оставляя в разуме густеющую пустоту. Совсем скоро. Еще немного... Он душит ее. В который раз за несколько дней или ночей. Счет времени давно потерян. Старательно подавляет, до онемения нежной кожи шеи и привычного головокружения от кислородного голодания. Его единственная, еще живая и любимая пленница. Дар императора, проявившего милосердие к своему детищу. Не жена, не родная, не милая. Теперь его сердцу диктует Сила. Та самая, которую она отваживается в тысячный раз проклинать, взирая на черную, смоляную маску правой руки Палпатина. Лампочка не выдерживает давления Тьмы и с громким хлопком гаснет, притупляя скудное освещение лабораторной камеры. Охладительная система воздуха работает с удвоенной нагрузкой, но женщине все равно душно и кажется, что легкие обжигает от призрачного жара разгоряченной планеты. Иссохшая поверхность Мустафара плавится по склонам огненной горы, а на ее обрыве возведен мрачный, остроконечный зиккурат. Его прочные, из неплавкого стекла стены со специальным затемненным налетом, намеренно открывают вид на бурлящую лаву, в которой, кажется, еще раздаются истошные вопли измученных им жертв. Концентрация угнетения выворачивает наизнанку хрупкую душу, погружая в первозданный страх. Мозг начинает послушно воспринимать за правду жуткую иллюзию, что вот-вот потонешь. Сгинешь без достойного упокоения с прогоревшими до тла костями. Хриплое, тяжелое, как бетонная плита и запыленное с корками старых ожогов дыхание, нещадно рвет затянувшуюся тишину. Дюрасталевая рука, затянутая в плотную перчатку, начинает дрожать от усилий. Ее хозяин возводит пытку к абсолютной точке, ощущая через Силу тот самый момент предсмертного апофеоза. Израненная оболочка глаз напрягается, запечатывая в разуме, через поддетые кровью окуляры глазниц, видение агонии. Жертва выгибается в жестком трансе, в неестественной позе с изодранными от укусов губами. Транслирует для его сознания высший пик больной экзальтации. Крошечного звена, ведущего от жизни к смерти. Он хочет, чтобы она умирала в его руках, на его глазах. Чтобы стук маленького сердца замедлялся под усилием его натренированной до ужасающего совершенства давки. Следы пальцев темнеют на тонкой коже, проступают синюшными гематомами, рисуя чрезмерно прекрасный, только для него, нательный шедевр. Именно в этот краткий миг, он испытывает удовольствие, которое может быть сравнимо с опустошающим оргазмом. Именно рваные, короткие от слабости хрипы, тянутся незримой параллелью с воспоминаниями о ласках нежного, женского рта. О шустром язычке, медленно скользящем по напряженной, пульсирующей плоти. Ее королевские, в прямом смысле уста... Шлем чуть откидывается назад. По замурованному в доспехи обрубку вместо тела проходит волна дрожи, разжиженная медицинским препаратом кровь ударяет в некогда обгоревший пах, но встроенная система жизнеобеспечения действует на автомате. С хаотично работающими детекторами, предупреждающими о чрезмерном повышении давления, в спинной мозг вводится инъекция успокоительного, дабы ценное сердце владельца не остановилось от перегрузок. Призрачная тень вожделенной эякуляции расползается краткой негой по потерявшим былой тонус, искалеченным мышцам. Темный Лорд отступает на несколько шагов. Опускает правую руку, но продолжает следить за пленницей. Женщина хрипло дышит, влажно откашливается и хмыкает с открытой, безумной улыбкой. Уже в который раз, не проронив ни одной слезинки. Стойкая, отважная лгунья, загубившая своей слабостью то святое, ради чего он отважился растоптать ненавистный Орден вместе с Республикой. Ее желанное для него тело приковано к специальной панели, чтобы было удобно взирать в прекрасные глаза с высоты роста нерушимой брони. Тонкие руки заведены за голову, как он всегда любил раньше. Удерживал хрупкие запястья металлической клешней, Силой разводил ноги и одним мощным толчком вонзался в мягкие глубины ее женской сути. Она беспомощно скулила и каждый раз вымаливала на выдохе его имя, будто он являлся личным идолом. Только ее запретным божеством. Так легко было в это верить и упиваться счастьем, основанным на лжи. — Вы хотите превратить меня в такого же искалеченного монстра, милорд? — ее голос чужой от надломанного скрипа. Нет больше той набуанской мягкости и робости, от которой вздрагивало его сердце. Чужие, старческие ноты, вместе с полыхающей ненавистью в глазах. — Ведь когда-нибудь, я не выдержу... — смотрит в потолок с блаженной улыбкой, после излитого яда на его незаживающие раны. — Это мне решать. — коротко басирует в ответ через встроенный голосовой модулятор. Подходит критично близко, растягивает громкий, свистящий вдох. Поднимает уже левую руку. — Вы слишком сильно увлеклись, — она не боится смотреть прямо в маску, прекрасно зная, чье лицо скрывается за ней. — И совсем позабыли про служение дорогому императору. — закатывается в истеричном смехе, но сразу же обрывается. Вейдер взмахивает ладонью, небрежно шлепает по точеной скуле, задевает уголок губ. Тонкая кожа травмируется, пропуская кровь. Падме раскрывает глаза от знакомого ощущения незримых прикосновений. Он делал так раньше. Во время их редких из-за войны, долгожданных горячих встреч. Темный Лорд использует Силу, чтобы закрепить влияние. Напомнить о себе в ключе заботливого, любимого мужчины. Она боится этого и не хочет повторения. Не хочет падать и терять себя, умолять и звать того, кого уже нет. По ее ногам медленно ползут сотни его заботливых рук, ласковых языков. Обводят кожу, гладят, надавливают и согревают. — Нет! — дергается пленница, когда плотные прикосновения достигают внутренней стороны бедер, чуть сдавливают живот и затрагивают грудь. — Нет! — со стонами повторяет, выгибаясь от ощущений. Мягкое давление оседает на тугих вершинах, вытягивает их в острые бутоны сладострастия, усиливает ноющее требование внизу живота. Его много на ней и скоро будет внутри, вместе с холодными, металлическими пальцами. Он имеет ее медленно, неторопливо. Соединяет реальность с выдумкой. — Пож-жалуйста... — шепчет бывший сенатор со всхлипами. Вертит головой, громко дышит и бесстыдно елозит на панели перед ним, как одурманенная наркотиком рабыня из дома удовольствий. Лорд, с какой-то неуместной бережливостью снимает перчатку с правой руки. Задирает подол сшитого на заказ из самой дорогой ткани платья и ведет дюрасталевыми перстами вверх по женскому колену, заворачивает на внутреннюю сторону, достигает источника скользкой влаги. Падме громко дышит, закатывает глаза и чувствует незримые пальцы своего мужа во рту. Они движутся в одном ритме с теми, что внизу. Проникают глубоко, уверенно толкаются, пока лоснящиеся прикосновения его Силы продолжают мягко давить на грудь, живот и лоно. Он везде, всецело любит ее, как раньше. — Не... — женщина давится новым толчком в рот, сладко мычит от подступающей волны удовольствия. Сейчас ее голос становится прежним и ласкает слух ситха нарастающими стонами. — Эни. — та самая мольба, едва слышимая за влажными звуками проникновений и сбитого дыхания. Изуродованное в маске лицо меняется, золото в глазах уступает турмалину, дюрасталь ускоряется, сквозь сдавливающие стенки плоти. Женщина вскрикивает и теряет сознание, а мужчина раскрывает искривленные шрамами губы и всхлипывает. Он плачет, совсем как человек. Обычный и живой. Рядом с ней. — Лгунья. — произносит на выдохе, игнорируя модулятор. Давно позабытым, юношеским голосом, который она навсегда сохранила в своей памяти. Женское тело еще вздрагивает, карие глаза раскрываются. Одурманенный негой взор рисует вместо нависшей маски красивое родное лицо, одаривая трепетом громко забившееся сердце. Ее закрепленные к панели руки тянутся вперед, надеясь добраться до лелеемого образа из грез. — Энакин. — зовет Падме, уверенная, что наконец свободна от беспощадного монстра. Но взмах металлического протеза рассеивает видение и погружает сознание пленницы в темноту. Два медицинских дроида вкатываются в помещение. Темный Лорд уходит, не оборачиваясь. Но он обязательно вернется к своей лживой сказке.