Море

      Тёмные полусухие ветви переплетались в вышине, дурманящие испарения таились в беззвучно застывших гроздьях кристаллов. Подёрнутые рыжей ржавчиной, терялись в полутьме стволы, а игольчатая трава ломко хрустела под ступинаторами, несмотря на стоячие бочаги перемешанной с асфальтом воды. Тишина давила на плечи, грозила опустошающим безмолвием, словно само болото умело выпивать Искру, да и, если уж это место, вопреки легендам, не совершало подобного, то всё равно здесь всегда было полно тех, кто по велению аккумулирующих систем и инстинктов легко мог расправиться с нечаянно заблудшим. Уж кому, как не гладиаторам было знать то — часто они же и гибли от ядовитых тварей, выпускаемых против них на аренах. И уж они бы первые по своей воле не пошли бы в такое место. Впрочем, у нынешнего гостя проклятых трясин выбора такого не было.       Высокий серебристый джет отчаянно рубился с парой вёртких ящеров, которые были чужими здесь — и не только потому, что ядовитые шипастые корпуса выдавали в них обитателей пустыни — на их шеях поблёскивали массивные ошейники. Хозяева тварей не хотели расставаться со своим пленником и спустили по его следу специально натасканных ищеек. Но гладиатор не зря носил свой титул чемпиона арен, уже лежали среди ряски и травы корпуса тех, для кого даже в таком месте верные псы шли по следу, попались в засаду ловчие, пока твари делали круг по петле ложного следа. Вот только было времени в горячке боя осознать, куда привела пленника безысходность.       Тонкий взвизг — недолгая агония завершила актив последнего противника — и Мегатрон вскинулся, настороженно ожидая нового удара. И медленно опустил клинок, понимая, что этот бой за свободу закончился. Вентсистема судорожно гоняла тёрпкий от испарений воздух по горячим системам, корпус подводного жителя жаждал холодных объятий воды. А процессор всё ещё не верил в победу над погоней, несмотря на медленно стекающие по бывшей некогда белой броне тёмные капли чужого энергона. Медленное осознание против неверия, почти как пробуждение от долгого и жестокого сна.       А энергон всё капал в жадно принимающую его почву, перебивал тяжёлым насыщенным запахом дурман трав, расплывался по кристаллам листвы. Говорят, чтобы пробудить зло, надо принести жертву ему, да только без имени проливать энергон на проклятое во сто крат хуже — на ничейное, может, мелочь клюнет, может Юникрон восстать.       Полумрак сгустился, обступая, почувствовав что-то, джет обернулся. Словно живая руда, змеился ломкий блеск чешуи прямо по топи, не тревожа ни воды, ни травинки, то ли плыла, то ли ползла небывалая как видом, так и длиной, змея. Малахитовая патина подсвечивалась золотом узора, завораживающая оптика горела ледяным как болотные огни голубым огнём. Словно потревоженная дезактивами топь выпустила своё альтер эго на волю — собрать законную жатву с развернувшейся охоты, жатву, которой безразличны понятия справедливости или милосердия, пока существует голод по горячему теплу жертвы, насыщающей и корпусом, и ярким предсмертным страхом.       Гладиатор поднял было ман с тяжёлым орудием, но жест приготовления к бою превратился в неумелый обережный жест, когда почти неуловимой трансформой верхняя часть туловища змеи перетекла в образ формера. Вид нага, Древнего, и без змеиного гипноза будил в КНК глубоко захороненное эволюцией желание поклоняться якобы вымершему, одному из тех, что некогда были полубогами для предков что мерформеров, что зооформеров. — Ты разбудил меня, а угощение? — нежный голос ласково укорил, наг приблизился вплотную к джету, заглядывая в его оптику, пока меднорудный хвост неспешно обвивался вокруг ступинаторов мерформера. Змея жадно втянула запах энергона и, подцепив тягучую застывающую каплю с честплета джета на коготок, неспешно просмаковала смесь кристалликов и жидкости. — Гадость! Думаешь, такие псины годны в пищу? Искра моя, неужели уже забыли, как нас полагается привечать? — Скорее забыли вас самих. — Мегатрон чуть тряхнул шлемом, стараясь избавиться от наваждения и прекратить любоваться чудовищем, весь прекрасный корпус которого для опытной оптики так и кричал, насколько наг искусен в своих возможностях дезактивации добычи. — Нас? Забыли? — змея почти прильнула к джету, кладя манипуляторы на его плечи и словно растерянно срываясь в шипение, в котором лишь эмпат бы почувствовал сводящую Искру угрозу. — Нас?! — Прошло слишком много ворн. — мерформер поразился прозвучавшим в его вокодере нотам утешения. — Уже нет ни Праймов, ни былого единения племён, даже в Праймуса и Юникрона так не верят. — Этот мир изменился… — наг потёрся щекой о плечо гладиатора, чувствуя, как в том зарождается привязанность — пусть всего лишь по сродству Искр, а не гипнозу — и торжествуя, что жертва всё прочнее запутывается в его сетях. — Ты не бросишь меня? Пожалуйста… — Да… Правда, я и сам не знаю, на каком положении нахожусь в этом мире. — мерформер вздохнул, аккуратно кладя широкую ладонь на тонкие коготки.       Отчасти это было правдой. Однако, отчасти и ложью, потому что побег оставлял только два пути — либо весь актив прятаться, либо же доказать своё право называться равным всем прочим кибертронцам. А выбравший путь сражения ведь уже совершил свой выбор. Спонтанный, в чём-то жестокий выбор, в чём-то закономерный. И Древний, спрятав усмешку, обвился крепче вокруг джета. — Но будет же справедливо, если мы займём хотя бы то место, которое заслуживаем? — змея наивно-невинно откликнулась. — И поможем это сделать другим, кому нужна наша помощь?       Конечно помочь. И почти даже безвозмездно — в обмен на власть и на реки энергона, к которым приведёт война. Энергон и гаснущие Искры, безысходность перед дезактивом и страх, ярость и жестокость… столько лакомой пищи. Между прочим, в этот раз даже справедливо заслуженной. И в предвкушении наг от всей своей полуИскры нежно заурчал, когда пришедший к своему Рубикону гладиатор бережно сомкнул на тонком корпусе объятия, почти беззвучно выдохнув слова согласия.       Может быть, эта Искра даже останется актив, во всяком случае, по мнению Эвернайта, она была достойна долгой игры.